— Ну, если на данный момент это все, леди и джентльмены, — произнесла она, убирая бумаги в портфель, — тогда, полагаю, мы все можем приступить к работе.
Под аккомпанемент «есть, мэм» она покинула помещение, звонко стуча каблуками по полу из твердого дерева. Только когда она ушла, Бэнкс сообразил, что забыл сообщить ей о цифрах, написанных в книге.
8 сентября 1969 года, понедельник
Джанет смотрела вечерние десятичасовые новости, когда Чедвик вернулся домой; тележурналист Реджинальд Босанке рассказывал о потрясающих сверхвысокочастотных цветных телетрансляциях, произведенных Международной телеассоциацией с передатчика, расположенного в Хрустальном дворце.[10] Это все отлично, подумал Чедвик, если у тебя вдруг, случайно, есть цветной телевизор. У него не было. На инспекторскую зарплату, немногим больше двух тысяч фунтов в год, такое себе позволить нельзя. Джанет уже шла к нему.
— Тяжелый день? — спросила она.
Чедвик кивнул, поцеловал ее и уселся в любимое кресло.
— Выпьешь?
— Немного виски не повредит. Ивонна еще не пришла? — Он посмотрел на часы. Двадцать минут одиннадцатого.
— Пока нет.
— Не знаешь, где она?
Джанет, наливавшая виски, повернулась:
— Куда-то пошла с друзьями, больше ничего не сказала.
— Во время учебного года нельзя так часто уходить по вечерам. Она это знает.
Джанет подала ему стакан:
— Ей шестнадцать лет. Не можем же мы ждать, что она будет делать все так, как нам хочется. Сейчас все по-другому. У тинейджеров гораздо больше свободы, чем было у нас в их возрасте.
— Свободы? Пока она живет под нашей крышей, мы имеем право ожидать от нее хоть какой-то откровенности и уважения, разве не так? — возразил Чедвик. — А то она, того и гляди, улизнет и станет жить в какой-нибудь коммуне хиппи. Свобода, понимаешь ли!
— Ну перестань, Стэн. У нее просто такой период, вот и все. — Голос Джанет смягчился. — Это пройдет. Ты разве не бунтовал, хотя бы чуть-чуть, когда тебе было шестнадцать?
Чедвик попытался вспомнить. Вряд ли. Шестнадцать ему исполнилось в тридцать седьмом, еще до изобретения слова «тинейджер», и юность тогда была просто несчастным периодом, который надо было побыстрее преодолеть на пути от детства к зрелости. Другой мир. В тот год короновался Георг VI, Невилл Чемберлен стал премьер-министром, а война в Испании вступила в самую кровавую фазу. Но Чедвик тогда мало обращал внимания на мировую политику. В ту пору он учился в средней классической школе, получал стипендию, играл в регби в основном составе и нацеливался на университет, учеба в котором прервалась из-за войны и почему-то так и не была возобновлена.
В сороковом году он поступил добровольцем в пехотный батальон «Грин ховардс», потому что его отец служил в нем в Первую мировую; Бэнкс-младший провел следующие пять лет, сначала убивая японцев, затем немцев и пытаясь уцелеть сам. Потом все кончилось, он вернулся на мирные улицы в своем дембельском наряде, и прошло целых шесть лет, прежде чем он сумел встать на ноги. Шесть лет паршивых работенок, приступов депрессии, одиночества, голода. Суровой зимой сорок седьмого он чуть не околел от холода. И тут, словно он вдруг взял вес, впереди забрезжил свет. В пятьдесят первом он поступил на службу в полицию Западного Йоркшира. В следующем году познакомился на танцах с Джанет. Уже спустя три месяца они поженились, а еще через год, в марте пятьдесят третьего, родилась Ивонна.
Был ли он бунтарем? Вряд ли. В те времена это казалось обычным жизненным жребием для молодого человека — отправиться на войну, точно так же как для предыдущего поколения, а в армии ты подчиняешься приказам. Как и другие ребята, он совершал всякие мелкие проступки, курил в слишком юном возрасте, иногда воровал выставленные в магазинах товары, тайком отхлебывал виски из отцовской бутылки, взамен подливая туда воду. Раза два серьезно дрался. Но он никогда бы не осмелился ослушаться родителей. Если бы он без разрешения ушел на всю ночь, отец избил бы его до черных синяков.
Чедвик хмыкнул. Он не думал, что Джанет действительно хочет получить ответ, она просто пыталась облегчить Ивонне возвращение домой, которое, как он надеялся, было уже не за горами.
В десять сорок пять новости кончились, начался поздний фильм «для взрослых». Обычно Чедвик не тратил время на такую муть, но на этой неделе показывали «В субботу вечером, в воскресенье утром» с Альбертом Финни, картину, которую они с Джанет смотрели в кинотеатре «Лирик» лет восемь назад, и он ничего не имел против того, чтобы увидеть ее еще раз. По крайней мере, это была та жизнь, которую он хорошо представлял, настоящая жизнь, без всяких патлатых юнцов, слушающих громкую музыку и принимающих наркотики.
Было около четверти двенадцатого, когда он услышал, как открывается и захлопывается входная дверь. К этому времени гнев в нем перекипел, сменившись беспокойством, но в родителях эти две составляющие зачастую настолько переплетены, что их трудно бывает разделить.
— Где ты была? — осведомился он у Ивонны, когда она вошла в гостиную в своих бледно-голубых расклешенных джинсах и в красном топике из сетчатой ткани с сине-белой вышивкой внизу, на сборчатом переде. Глаза у нее были мутноватые, но в остальном она выглядела нормально.
— Теплый прием, нечего сказать, — заметила она.
— Ты не собираешься мне ответить?
— Если уж тебе так надо знать, я была в «Роще».
— Где это?
— За вокзалом, у канала.
— А что там происходит?
— Ничего особенного. По вечерам в понедельник там ночь фолка. Играют фолк, читают стихи.
— Ты же знаешь, что пить тебе еще рано.
— А я не пила. Во всяком случае, алкоголь не пила.
— От тебя пахнет табаком.
— Папа, это же паб. Там курят. Слушай, если ты собираешься на меня ворчать, я лучше пойду лягу. Завтра мне в школу, забыл?
— Прекрати наглеть! Ты недостаточно взрослая, чтобы таскаться по пабам. Бог знает, кто там…
— Будь твоя воля, у меня бы вообще друзей не было! И я бы никуда никогда не ходила. Меня от тебя тошнит!
С этими словами Ивонна затопала вверх по лестнице — в свою комнату.
Чедвик сделал попытку последовать за ней, но Джанет схватила его за руку:
— Нет, Стэн. Не сейчас. Хватит с нее выволочек на сегодня.
Хотя Чедвик был взбешен, он понимал, что она права. Да он и сам вымотался. Не лучший момент для того, чтобы вступать в долгие пререкания с дочерью. Но он разберется с ней завтра. Выяснит, что у нее в голове, где она была всю воскресную ночь, а главное — в каком обществе она развлекается. Выяснит, даже если ему придется за ней следить.
Ему слышно было, как она передвигается наверху, заходит в уборную и в ванную, подчеркнуто громко хлопает дверью спальни. Возвращаться к фильму сейчас было немыслимо. И спать тоже было невозможно, пусть он и устал. Будь у него собака, он бы вывел ее гулять. Вместо этого он нацедил себе еще немного виски. Джанет притворялась, что читает «Вумен уикли», а он притворялся, что смотрит «В субботу вечером, в воскресенье утром», — до тех пор, пока наверху все не затихло. Теперь можно было спокойно ложиться.
Энни решила попытать счастья: вдруг Келли Сомс появится на работе в субботу утром? Припарковавшись в Фордхеме за спецфургоном, она расположила зеркало заднего вида так, чтобы в нем отражались паб и дорога. Бэнкс сказал ей, что Келли накануне не захотела разговаривать, потому что вокруг было много народу; он предположил, что у нее могут быть какие-то личные тайны, а следовательно, имеет смысл застать ее одну, отвести куда-нибудь. Кроме того, он полагал, что у женщины, возможно, будет больше шансов узнать у Келли, что она скрывает, а значит — пусть этим займется Энни.
Незадолго до одиннадцати Энни заметила Келли, выходящую из машины. Она узнала водителя, это был один из мужчин, сидевших в пабе вчера вечером и игравших в карты. Как только он отъехал и скрылся за поворотом, Энни сдала назад и перехватила Келли.
— На два слова, пожалуйста, — произнесла она.
Келли отступила к двери паба:
— Не могу. На работу опоздаю.
Энни открыла пассажирскую дверцу:
— Вы еще больше опоздаете, если сейчас же не поедете со мной.
Келли покусала губу, пробормотала что-то себе под нос и забралась в старенькую фиолетовую «астру». Энни понимала, что ей давно пора купить новую машину, но сейчас у нее не было на это ни времени, ни денег. Бэнкс предлагал ей свой «рено», когда к нему перешел «порше», но она отказалась. Во-первых, это был не ее тип машины, да и что-то в ней противилось тому, чтобы принимать Бэнксовы обноски, ей виделось в этом какое-то унижение. Скоро она купит себе новую машину, а пока «астра» исправно доставляет ее туда, куда ей нужно.
Энни поехала вверх по холму, мимо молодежного общежития, где двое полицейских еще проводили опросы, и вырулила на вересковую пустошь. Она остановилась на придорожной площадке рядом с каменными ступеньками. Энни знала, что отсюда можно пройти к старой свинцовой шахте: Бэнкс водил ее сюда, чтобы показать шахтный ствол, где однажды нашли труп. Сегодня утром тут было безлюдно; бушевал ветер, свистя вокруг машины, налетая на лиловый вереск и жесткую засохшую траву. Келли вынула из сумочки пачку «Эмбасси ригал», но Энни дотронулась до ее руки, сказав:
