— О дает мужик! Молоток Петруха! А какого хрена мы ждем? Пошли к девкам, я знаю где, — они шумно вышли из дома, загудела машина, и козлы уехали.
Петр, так и не кончив, свалился с меня и захрапел. Я встала, завернулась в покрывало и пошла в баню, отмыться от грязи. Баня была не топленой, вода холодной, но мне было все равно. Я намыливалась, наверное, в пятый раз, когда в баню кто-то пришел.
— Наташа, это я, тетя Маша. Видела, что эти уроды уехали. Наташа ты прости, через стенку все слышно было, но мы люди старые, сама понимаешь… Давай помогу, обработаю царапины и синяки.
Слезы бежали, смешиваясь с мыльной водой. Даже когда я была в заложниках у тех отморозков, насиловать меня не давали. А тут, не бандит — явно бывший силовик, человек с двумя языками и психологическим образованием, и вдруг — такое грязное, глупое насилие.
Под успокаивающее бормотание тети Маши все царапины были обработаны перекисью, волосы и тело отмыто до скрипа. Она увела меня домой к себе, заваривала травы, умывала и читала наговоры:
— … и как на море-окияне, да на острове Буяне лежит камень Алатырь… да со семи дворов, да со семи ветров, да со семи мертвецов… — по это бормотанье я уплыла в сон.
Утром тетя Маша сидела рядом и ждала моего пробуждения.
— Проснулась? Ты, девка, не убивайся, я тебя отчитала, боль уйдет на время. А потом — не зря говорят, душа забывчива, тело заплывчиво. Перемелется, мука будет. Пойдем чай пить, я блинков напекла. А то скоро твой насильник явится, слышно встал уже. Гремит, ищет. Эти то два, что уехали, говорят разбились на машине, туда им и дорога.
Мне и правда стало легче от ее слов, чистой постели, от чаю с блинами и медом. То состояние отстраненности, когда все как будто не с тобой происходит, и из которого меня частично вытащили психиатры, вернулось опять. Мне было спокойно, не страшно. Мне было все равно.
Тетя Маша, глядя на меня, вытирала слезы.
— Терпи девонька, это пока крест такой, иначе не выживешь. Потом приезжай ко мне, когда все будет позади. Я разбужу ее, твою душу.
С грохотом открылась дверь. Петр, по возможности приведший себя в порядок, но с ужасающим перегаром, испытал облегчение, увидев меня в почти в нормальном виде.
— Машина придет через тридцать минут. Мы уезжаем. Одевайся и собери вещи.
Я попрощалась с тетей Машей, она крестила меня и плакала.
Зашла в дом. Вонь, объедки, пустые бутылки, мусор и общий разгром, следы насилия. Конец очередного этапа поисков, несущих разрушение всему до основания.
В машине я молчала, Петр спал на первом сиденье. На первой же заправке он ушел похмелится и поесть. Я выходить из машины не стала. Водитель принес мне бутылку воды и булочку.
Дорогу я не знала, куда едем, меня не просветили. По указателям стало понятно, что в Красногорск мы не будем заезжать, машина ушла на объездную. Дальше мог быть только Иркутск. Поиски подходили к концу — и возвращались к началу последнего пути моего любимого.
Дорога до Иркутска заняла почти 18 часов, учитывая, что трасса местами была похожа на шахматную доску — колдобины чередовались слева-справа. Скорость на таких участках не превышала тридцати км в час. Дорога летом была очень красива — начало июня, цветение жарков, местами еще отцветала черемуха. На середине пути начались сосновые боры, светлые и торжественные. Я впервые увидела поля цветущего багульника — довольно высокий кустарник, цветет фиолетовыми цветами. В результате поляны в лесу покрыты фиолетовой дымкой, не хуже цветения лаванды на полях. Обстановку вокруг мозг фиксировал автоматически. Красиво, да. Но радости и эмоций нет.
По дороге дважды останавливались в придорожных забегаловках. Я пила только кофе, три в одном, из пакетика. Причем пакетик явно делили не на один стакан. Есть беляши и шашлык в таких местах я бы не рискнула.
Возле одного из таких павильонов, несмотря на мое состояние, невольно улыбнула своеобразная антиреклама. Возле уличного мангала, на разделочном столе для мяса был воткнут нож, а рядом сидела крупная дворняга, прозрачно намекая, какая именно баранина пошла на шашлык.
К концу пути сил сидеть уже не было. Хотелось встать, лечь — да хоть угодно что, лишь бы не сидеть на отбитой пятой точке.
Петр не пытался со мной говорить, только периодически наблюдал за мной в зеркало заднего обзора. Мне было безразлично, что он там себе думает. Я не боялась повторения произошедшего, в груди было пусто, хотелось просто спать.
В город мы приехали далеко за полночь. Машина уверенно подъехала по адресу нашей квартиры. Ключей у меня не было, Петр явно был намерен вскрыть замки. Пока он возился с дверью, открылась соседняя дверь слева. Выглянула женщина, точно же, это Валя, мы же общались пару раз.
— Хотела уже милицию вызвать, смотрю в глазок — это ты. Ты забыла, что оставляла мне запасные ключи? Вот они, — проговорила женщина, кутаясь в халат. — Намучалась я с вашей квартирой, раз пять ее вскрывали, не знала где вас искать. Ты мне должна, я за свой счет каждый раз двери ремонтировала.
— Хорошо, Валюш, давай я завтра загляну, устала с дороги.
В квартире явно прошел не один обыск. Все что могло быть разбито, отломано и прочее, просто отсутствовало. Видно было, что соседка просто подмела обломки.
Я прошла в комнату — заглянула в шкаф, чистое белье имелось. Взяла комплект, кинула в общей комнате на диван. Быстро застелила себе постель в спальне и упала, идти в душ не рискнула. Мужики бубнили на кухне. Ночью ко мне вернулись кошмары. Я опять ползла с ребенком под полом, мне помогала мертвая свекровь, потом я сидела под перроном, держа на руках полумертвого мужа. Дважды я просыпалась от крика, и будила своих мучителей. Во второй раз Петр вколол мне что-то в предплечье и ухнула во тьму.
Проснулась уже в час дня, на кухне меня ждал Петр. Видно, что он выпил уже не одну чашку кофе. Даже мне подал кофе — кинул в кружку ложку растворимого кофе и налил кипятку.
— Я не буду извинятся за случившееся, знаю, это бесполезно. Я виноват, перебрал, да и … Это больше не повторится. Тем не менее, поблажек не жди. Камни не найдены. Все запуталось еще больше. Ты пока не свободна. Программа та же. Ищем бумаги, письма. Обойдешь соседей, теперь одна. Запоминаешь все, анализировать буду я. Все ясно?
— Все ясно, белый господин. Могу я принять ванну? — без эмоций, но с сарказмом сказала я.
— Не кривляйся, тебе еще весело? — аж дернулся Петр.
— А то что? Белый господин накажет? Побьет? Изнасилует? — все это я произносила монотонно — так мне уже все равно. Можешь убить, я буду рада.
— Я могу посадить тебя на иглу. И ты будешь шелковая, и сделаешь все за дозу, — зло бросил он мне в лицо.
— Тогда ищи сам все что хочешь. Наркоша тебе ничего не найдет, мозги не те. Но я бы не отказалась, любая хрень лучше этого ада.
После ванны я, не торопясь, оделась, вышла на кухню. Петр нервно курил. На столе стояли пакеты с судками с едой. Я открыла один — доставка была из китайского ресторана. Молча поела.
— Я у себя в комнате. Почту принеси туда.
— Почты нет. Тут видимо из ящиков тащат все, и газеты, и рекламу. Наталья Львовна, в ваших интересах быстрее найти что-то. Ну ведь были у вас какие-либо милые секретики? Подарочки? Может вы оставляли где-то записки с любовными признаниями? Нам нужна любая зацепка, что прольет свет на пропажу брюликов.
— Ничего такого не помню. Конфетно-букетный период у нас был Москве. Здесь я жила мало и редко.
Так мы прожили до сентября. Поиски результатов не давали, меня не трогали. Петр все время психовал, но сдерживался. Мне разрешили одной гулять по городу. Я бродила по улочкам центра — старая застройка, улицы узкие, много исторических зданий, гордость иркутян — деревянное зодчество. Ничего красивого я не видела, если честно. Потом выходила на набережную, здесь можно было гулять вдоль Ангары. Народа на набережной было обычно не много. Вспоминать из прошлого мне было нечего — с Игорем мы по городу никогда не ходили, так посетили пару ресторанов, и то на Байкале в Листвянке. Так как я мало времени проводила в Иркутске, я его плохо знала и не любила.
