у Маргариты и Александра не было.
— Ну… тогда квартира отходит государству, так я думаю, — пожал плечами геолог. — Если завещания не было, наверно, так… Помилуйте, я понятия не имею, где эта квартира находится и зачем она вообще мне нужна. Я думаю, что, если бы я был наследником Александра, со мной бы связались и сказали бы об этом, но ничего подобного со мной, к счастью, не происходило.
— Почему — к счастью? — удивилась я. — Наоборот, радоваться надо! Получить квартиру в наше время — это неслыханная удача!
— Я так не считаю, — покачал головой Косенкин. — Как-то… грустно все это. Наследство означает смерть близкого человека, а мне печально, что я даже не был на похоронах своего брата. Конечно, мы не были с ним близки, но все равно, родные братья все-таки… А вы мне про квартиру говорите… К чему мне эта морока, ума не приложу.
— Странный вы человек, Егор Иннокентьевич, — заметила я. — Люди готовы горло друг другу перегрызть, дабы завладеть подобным наследством, а вы говорите — морока…
— Можете считать меня чудаком, простофилей, — Косенкин строго посмотрел на меня, — но я не понимаю всего этого. И никогда не пойму. Мне и в голову не пришло бы узнавать, что там с жилплощадью моего брата… Если даже меня сочтут наследником, я лучше продам эту квартиру, а деньги отдам на развитие науки. Ну или детскому дому завещаю, все больше пользы будет! К счастью, мне и моей семье есть где жить, не жалуемся.
— Но у вас есть дети, насколько я знаю, они уже взрослые, — возразила я. — Они живут с вами?
— Да, а что в этом такого?
— В двадцать лет пора начинать самостоятельную жизнь, — я упорно гнула свою линию. — А не жить с родителями!
— Вот захотят — съедут, — заметил Косенкин. — Ни я, ни Люда их из дома не гоним, придет время, сами решат…
— Возможно, — пожала плечами я. — Ладно, давайте оставим эту тему, мы отвлеклись от темы интервью. Егор Иннокентьевич, скажите, как много времени вы проводите в лаборатории? Какой у вас график?
— Да по-разному бывает, — Косенкин задумался. — Зависит от количества задач, которые мне нужно выполнить. Иногда я задерживаюсь допоздна, иногда ухожу в шесть часов вечера, как и другие сотрудники. Раз на раз не приходится. Вот в последнее время я остаюсь в лаборатории до девяти часов вечера, а то и до десяти. Дело в том, что мне надо закончить мой научный труд, а для этого надо провести ряд исследований.
— Вот как… А по субботам вы тоже работаете в лаборатории? — Я внимательно посмотрела на геолога.
— Да, в субботу я тоже прихожу в научно-исследовательский институт, — кивнул головой мой собеседник. — Вас это удивляет?
— Раз вам надо доделывать работу, то ничего удивительного в таком графике нет, — заметила я. — По субботам вы тоже допоздна работаете?
— Нет, я стараюсь вернуться домой в шесть-семь часов вечера. Иногда надо проводить время в кругу семьи…
— В минувшую субботу вы тоже вернулись домой в семь часов? — спросила я.
— Где-то так… А почему вы спрашиваете? У вас, признаюсь, весьма странные вопросы, неужели вы и это будете писать в статье?
— Я всегда стараюсь максимально подробно расспросить человека, у которого беру интервью, — нашлась я. — А уже потом из своих записей беру то, что мне нужно. Поэтому для меня очень важно записать все детали, иначе можно допустить неточности в статье, а вам это вряд ли понравится!
— Что ж, это верно, — не стал спорить со мной Косенкин. — Ну да, в субботу я в семь вечера пришел домой. Сейчас гололед, добираться до дома долго — живу я далеко от института, езжу каждый день на автобусе, а потом еще от остановки до дома пешком иду. Если вас интересует абсолютно все, то по дороге домой я захожу в продуктовый магазин, покупаю продукты. Людмила мне всегда говорит, что нужно взять… Вам хватит подробностей или описать, что я еще купил в субботу?
— Нет, про покупки можете не рассказывать, хотя, возможно, про диету геологов читателям будет интересно узнать, — улыбнулась я.
— Какая ж тут диета? — удивился Егор Иннокентьевич. — Мне только диеты и остаются, и так всю жизнь худой, Люда говорит — «не в коня корм». Вот жена у меня вечно пытается сбросить вес, хотя я с ней не согласен… Жанна в мать пошла, а Петька — в меня, тоже такая же комплекция.
— Вот как, — проговорила я, делая пометку в блокноте. — Кстати, а ваш сын Петр, чем он занимается? Тоже геолог, как и вы?
— Нет, увы. Петр пока в творческом поиске, в данный момент он увлечен музыкой. Высшее образование сын так и не получил, из университета ушел. Теперь пропадает где-то целыми днями, а иногда и ночами, говорит репетирует. Он играет на бас-гитаре в какой-то группе.
— И вы так спокойно об этом говорите? — удивилась я.
— Ну а что я могу сделать? — пожал плечами Косенкин. — Не привяжу же я Петьку к батарее и не потащу с собой в лабораторию образцы изучать! Тут уж не в моих силах ему мозги вправлять, пусть развлекается, пока молодой. По крайней мере, деньги с меня и жены он не клянчит, и на том спасибо. Зарабатывает как-то на жизнь — то грузчиком поработает, то еще кем… Может, придет время, и серьезным чем-то займется, кто знает… Вы не возражаете, если мы на этом закончим наш разговор? У меня много работы, вы уж извините, но я с вами беседую почти час. А это очень долго… У вас есть еще ко мне вопросы?
— Нет, спасибо вам за подробное интервью и простите, что оторвали вас от ваших исследований! — сказала я. — Статья получится очень… познавательной!
— Надеюсь, вы не станете писать обо мне всякую чушь? — с подозрением покосился на меня геолог. — Знаю, как журналисты любят «приукрасить» действительность… Неспроста же вы завели разговор о моих родных — о сыне, о Саше и о его квартире, еще напишете, что я на что-то там претендую, а моего сына выставите наркоманом! Вы не обижайтесь, но журналисты разные бывают, я очень надеюсь на вашу порядочность и честность!
— Если вы боитесь, что я напишу о вас ложь, могу дать вам черновик статьи, когда он будет готов, — предложила я.
— Думаю, так будет лучше, — кивнул Косенкин. — Что ж, если я ответил на все ваши вопросы, с вашего позволения я вернусь к своей работе.
— Да-да, еще раз спасибо и всего вам доброго! — Я улыбнулась лучезарной улыбкой, кивком позвала Настю, и мы вышли
