слабый, вот ты и соскользнула, повторял он, сажая Нику в машину и выкручивая печку на полную.
Ника его не разубеждала. Она стучала по мертвому экрану телефона пальцем. Мобильник не реагировал, Ника все равно стучала. Рома подумал — ну, пиздос воскрес, когда дядя узнает — а он узнает — Рома огребет по полной.
Оказавшись в квартире, Ника скинула одежду на пороге, рядом с ботинками, и прошла в ванную, оставляя на паркете мокрые следы и зябко втягивая голову в плечи. Завитки коротких темных волос облепили шею, смуглая спина сужалась к подтянутым и узким бедрам. Рома представлял себе пациентов психбольницы по-другому — зеленоватых, измученных таблетками. Но жилистая как мальчик-подросток Ника скорее была измучена тренировками.
Пока она грелась под душем, Рома осмотрел квартиру. Из личных вещей он заметил лишь пудреницу — лежала на подоконнике на кухне. Вещи в гардеробе занимали половину полки. Холодильник пустой. В тот день он его заполнил и пожарил картошку — единственное, что он умел готовить, кроме пельменей. Выйдя из душа, Ника удивленно подняла брови, съела всю картошку с черным хлебом и, коротко поблагодарив Рому, ушла спать. То, что произошло на берегу, они не обсуждали.
Продукты в итоге испортились, Ника не готовила. Она и в квартиру впускала не сразу — Рома подолгу звонил и стучал, затем перестал, понял, что нужно сразу набирать на телефон. Тогда Ника откроет дверь.
Мария Леонидовна приезжала пару дней назад. Ходила осторожно, как кошка по новой территории, все оглядела, от чая отказалась. Ника следовала за ней, стояла близко, касаясь матери локтем, но обнять решилась лишь на прощание и после заперлась в спальне. Возможно, Марии Леонидовне тоже было неуютно: в квартире у Ники чисто, но чистота эта нежилая, похожая на чистоту в отделе мяса после мытья кафеля сансредствами. Оставаться там не хочется совершенно.
Снова звонок — мать. Она снова говорит о девушке на ж/д путях. Они связывались с тобой, Рома? Никто со мной не связывался, мама, отвечает Рома, стараясь говорить тише, это не Света, я же сказал тебе. Мама постепенно успокаивается, и Рома торопится проститься. Но поздно:
— Где именно ее нашли? Ту девушку.
Ника стоит у двери в спальню, скрестив руки на груди. В одних трусах — видимо, переодевалась, но забыла, что собиралась сделать. С ней это бывает. Роме нравятся ее сиськи — небольшие, с мелкими острыми сосками. На тыльной стороне ладони растянутый и выцветший синеватый круг, будто шариковой ручкой рисовали. В нем круг поменьше, линии, галочки-птицы, человек, еще что-то мелкое и выцветшее, не разобрать.
Ника ловит Ромин взгляд.
— Отец набил, — говорит она. — Для защиты. У него была такая же.
— Это же сколько тебе было? Десять?
— Одиннадцать.
У Ромы в голове не укладываются татуировка и возраст. С историей Дагаева и его семьи всегда так: когда кажется, что хуже быть не может, она становится еще безумнее.
— А мама как на это? — спрашивает он. — Что отец тебе татухи набивал?
Ника пожимает плечами.
— Как и на остальное. Если папа что-то делал, значит, это нужно. Так где ее нашли?
Девушку нашли на ж/д путях. Точнее, как нашли — наехали. И новость как будто не совсем об этом, заголовок: «Коллапс на перегоне Власьево-Апатьевск». Поезд ждал три часа, три часа вытаскивали тело. Судя по всему, самоубийство, а не несчастный случай — девушка лежала на рельсах задолго до прибытия поезда. Личность не установлена.
Ника оперлась плечом на стену, слушает, как Рома зачитывает новость. Ее взгляд становится цепким и темным. Менее сексуальный вид и менее сексуальный повод сложно придумать, но у Ромы все равно встает.
— На перегоне Власьево-Апатьевск, — повторяет она. — Понятно.
Рома снова рассматривает украдкой Никину татуировку. Обычно Ника скрывает ее под перчатками с отрезанными пальцами. Не хочет вспоминать о прошлом? Боится? На ее месте Рома бы тоже боялся.
— Скажи, ты что-то увидела там, у реки? — спрашивает он.
Ника отлипает от стены и возвращается в спальню, молчаливая, как тень от занавески.
Роме нравятся ее сиськи.
Роме не нравится ее манера общаться.
Хлопает дверца гардероба.
— Ты не заваришь чаю? — доносится из сумрака.
выдох второй
Рома рубит свиную полутушу. Изгиб ярко-красного позвоночника, белые ребра, прослойка сала. На свиной коже чернильно-синее овальное клеймо с тремя парами цифр внутри. Рома разрубает его, подхватывает кусок. Делит остальное еще на семь частей, сразу по пищевым категориям.
На квадраты кафеля прикреплена копия советского плаката «Как разделывать свиную тушу», схема в профиль: грудинка, ребра малые, окорок, шея — карта неведомого мясного континента. На северо-востоке — раздавленная муха.
Рынок на Титова гудит, просыпаясь. Слева расставляет банки с соленьями Зуля. Зуле под шестьдесят, она живет с взрослой дочкой, недавно внучка родилась, и Зуля угощала всех печеньем и конфетами.
Напротив прилавок с птицей, им заведует Адам. Адам родом из Новосибирска, работает в паре с кузеном, с ними Рома бегает к служебному входу курить.
Когда появляются покупатели, Рома старается закруглиться побыстрее и свалить. Он не хочет, чтобы знакомые видели его на рабочем месте. Ошметки мяса, кожи, жира, вонючая колода, щепки, замытый пол, урчащие холодильники — так себе антураж. Рома вообще начал работать на рынке случайно. В институт не поступил, — ему и не хотелось. Таксовал, находил еще подработку. Потом, когда Светка ушла в секту, устроился к Китаеву на время. Но нет более постоянного, чем временное, и вот — Рома здесь уже третий год. Его не напрягает — более-менее свободный график, недалеко от дома, платят достаточно. Бывшая съехала, никто больше не будет спускать ползарплаты на рестораны и помаду, а одному ему много не надо — пельмени, дошик, сосиски с гречкой, есть мясо с охоты и фермы, опять же.
С ним в паре работает Наташа: Рома привозит мясо, рубит, а она продает. Они даже один раз переспали, чисто по дружеской пьяни. Наташе под сорок, она любит поболтать с клиентами. Стоя в измазанных жиром и кровью перчатках, она отточенным движением головы отбрасывает темные волосы за плечо — из принципа не носит шапочку, даже когда грозят проверками, — и обсуждает с постоянными клиентами погоду, цены, политику и Меркурий, который снова ретроградный. Когда клиентов нет, она болтает с Ромой.
— Слышала про бабу на реке?
Наташа кивает.
— Даже видела пару раз. Подруга моей подруги. — Добавляет, заметив Ромино удивление:
