Средний брат Нильс нарушил молчание:
— Неужто без этого нельзя?
Сестра поправила жабо, стайкой белых мотыльков трепетавшее на черном платье, и заметила:
— У полиции есть свои права.
Лео снова оживился.
— Совсем в горле пересохло.
Сестра даже взглядом его не удостоила. Лео посмотрел по сторонам и уставился в жутковатое полотно старого голландца над сервантом. При виде обнаженной девушки его глазки сладострастно вспыхнули. Он приблизил лицо к картине — и мигом потух.
— Надо же, черепу улыбается, — пробормотал он себе под нос. — Черт, а мне-то и в голову не приходило. — Наморщив лоб, он отвернулся от картины. — Нет, выпить было бы очень кстати.
В эту минуту дверь отворилась, и медленно вошла молодая женщина. Я успел отметить изысканный покрой черного платья и горжетку из чернобурок, небрежно накинутую на плечи. И тут наши взгляды встретились.
У меня было смутное впечатление, что глаза у нее большие и серые. Не знаю, долго ли я в них смотрел — кажется, целую вечность — не в силах оторваться. В жизни ничего подобного не испытывал.
Чей-то голос за спиной вернул меня на землю. Не знаю, что он сказал, но серые глаза скользнули в сторону, и алый рот, чуть растягивая слова, произнес:
— Меня спрашивали, что я делала вчера вечером, это почему-то важно.
Чары развеялись, теперь я мог взглянуть на нее трезво. Удивительно неправильное лицо. Под четко обозначенными скулами щеки резко сужались к маленькому, круглому, но решительному подбородку. Носик тонкий, неприметный, рот тоже маленький, пухлый. Лицо, в общем-то, некрасивое — и все же на редкость привлекательное. Что до ее возраста, то с первого взгляда я определил его неправильно. Ей, без сомнения, было за тридцать. Морщин не видно, однако гладкая, тугая кожа на лбу и скулах выдавала, что их отсутствие — результат подтяжки.
— Пожалуй, я подожду с вами, — сказала она, подойдя к столу.
Остальные не сводили с нее вопрошающих глаз. Лео сипло пробурчал:
— Выпить бы чего-нибудь.
Она небрежно бросила:
— Так в чем дело? Сходи и налей. Знаешь, где все стоит.
Он глядел в сторону и молчал. В комнате повисла тягостная тишина. Все знали, где в этом доме держат напитки — в баре в гостиной, а именно там накануне вечером застрелили Гилберта Леслера. Следы-то, надеюсь, убрали, подумал я.
Наконец на пороге возник Веспер Юнсон. Он увидел меня, и широкие брови взлетели вверх. Затем нетерпеливым жестом он пригласил меня в библиотеку.
— Что вы здесь делаете? — раздраженно спросил комиссар.
— Пришел сообщить о новых показаниях.
— Важных?
— Не знаю.
Он обернулся к сержанту, величественно восседавшему за письменным столом.
— Я ведь говорил, чтобы посторонних не пускали.
Сержант растерянно вскочил.
— Видно, меня посторонним не считают, — пошутил я.
Комиссар наградил меня взглядом, в котором не было и тени дружелюбия. Телефонный звонок разрядил ситуацию, иначе бы не миновать взрыва.
Усатый коротышка хмуро слушал голос в трубке. Разговор длился недолго. Веспер Юнсон положил трубку и закрыл лицо руками.
— Господи, не дай сойти с ума, — простонал он.
Мы с сержантом удивленно переглянулись.
— Что случилось?
— Звонил прозектор, — сообщил Веспер Юнсон. — Он только что вскрыл Леслера. Из его грудной клетки пахнет одеколоном.
— Одеколоном? — изумился я.
Веспер Юнсон кивнул.
— Вот именно. Прозектор понятия не имеет, что это может означать. Вскрытие только началось.
— Лучше, наверное, пока прекратить допросы, — предложил сержант.
— Думаю, да. — Теперь комиссар смотрел на меня как нельзя дружелюбнее. — Подождите там немного, ладно? Мы сейчас закончим.
— Только один вопрос, — сказал я. — Кто та женщина, которая вышла отсюда?
— Мэри Леслер. Жена среднего брата Нильса. Лихая штучка, верно?
— Еще бы! И, безусловно, дорогая. Костюмчик не меньше чем на шесть сотен тянет.
— За подтяжку тоже дорого берут.
— У Свена Леслера не было дочери? — спросил я.
Комиссар покачал головой.
— Два брата и сестра — вот и все наследники.
Я вернулся в столовую, сержант вышел следом за мной.
— Фру Денер, прошу вас…
Маленькая седая старушка встала и с гордым видом просеменила в библиотеку. Пучок на затылке воинственно подрагивал.
Я устроился на стуле у лестницы и закурил. Все молчали. Обмякший Лео дымил, как паровоз, и порою косился на брата, который возился с сигарой. Хелен оставалась у окна, Мэри Леслер небрежно облокотилась на сервант, постукивая по паркету мыском черно-белой туфельки крокодиловой кожи.
Хелен Леслер вдруг направилась ко мне. Черное платье ей совсем не шло. Она по-прежнему была бледна, и зеленые глаза оставались неестественно расширенными.
— Спасибо, что помогли утром. — Она протянула мне тонкую руку. Рука была ледяная.
— Ну что вы, — сконфузился я. — Вам лучше?
Она понурилась, губы приоткрылись, будто она хотела что-то сказать, но передумала. Взгляд скользнул в сторону, и так же внезапно она вернулась к окну. От худенькой фигурки веяло детской беспомощностью, тронувшей какую-то струну в глубине моего холостяцкого сердца.
Мэри Леслер участливо посмотрела на нее.
— Как ты исхудала, Хелен, просто кошмар…
— Знаю, — тихо отозвалась молодая вдова.
Мэри подошла к мужу, положила ему на плечо пухлую белую руку. Блеснули длинные хищные красные ногти.
— Нужно что-нибудь сделать для Хелен, — негромко сказала она.
Он вздрогнул, в замешательстве поднял голову и торопливо кивнул.
— Конечно, дорогая.
Лео встал и заходил по столовой — от серванта до двери буфетной и обратно. Прекрасный темный костюм безуспешно пытался придать его фигуре светский шик. Задача была не из легких. Жир у Лео Леслера собрался на животе, который выпирал, будто глобус. И вообще все в нем перло вперед, кроме лба и груди.
Мэри внимательно проследила за ним и вдруг спросила:
— Ты, кажется, нервничаешь?
— Черт бы вас всех побрал, — злобно буркнул он и раздраженно махнул рукой на дверь библиотеки. — С какой стати этот коротышка нас допрашивает? Мы что, преступники?
Брат устало покосился на него.
— Это просто формальности.
Лео снова что-то буркнул и опять заходил по комнате.
Я вышел в холл, где Класон читал вечернюю газету.
— Я ненадолго поднимусь наверх.
— Я предупрежу шефа, — кивнул он.
Вернувшись в столовую, я быстро взбежал по лестнице. Как только голова поднялась над полом верхнего холла, я замер и оглянулся. За обитыми кожей лестничными перилами пухленькая седая старушка стирала пыль с картины. Я чуть вздрогнул, разглядев, что это мрачный этюд к «Прислужникам смерти».
— Здравствуйте, — сказал я.
Фру Таппер нехотя обернулась.
— Здравствуйте, — буркнула она. Блестящие карие глаза смотрели недоверчиво и настороженно.
Мы оба помолчали. Старушка с пыльной тряпкой перебралась к столу.
— До сегодняшнего утра я понятия не имел, что здесь на крыше сад, — наконец заговорил я.
— Нынешней весной этому саду шестьдесят лет, — неожиданно сообщила Хильда Таппер.
— Да что вы!
— Раньше там очень было красиво, сплошные деревья, не как сейчас.
— Шестьдесят лет — немалый срок, — признал я. — Неужто вы так давно служите в семействе Леслер?
— Нынешней весной ровно шестьдесят лет стукнуло, — подтвердила старушка. — Да, молодой человек. Тринадцать мне было, когда я поступила к старой хозяйке. Архитектор как раз построил этот дом и поселился в нем. Они тогда только поженились.
— Вот как? Значит, этот дом построил отец директора Леслера? — протянул я.
— Да, он большой был мастер. В городе много отличных домов построил, чтоб вы знали. — Она подняла вазу и прошлась тряпкой по столешнице.
Я спросил, долго ли она служила у директора Леслера. К моему удивлению, она ответила, что только год.
— Когда старая хозяйка померла, я перешла к дочери, там помогала. Было это после той еще войны. У нее как раз сынок родился…
Она вдруг запнулась и продолжала вытирать пыль уже молча.
— Дочь — это фру Клара Денер? — спросил я.
Старушка кивнула.
— А муж ее кто?
Старая верная служанка не ответила и свирепо накинулась с тряпкой на подоконник. Что это с нею? Явно рассердилась, но почему — непонятно.
Дверь гостиной открылась, заглянула горничная.
— Хильда, вы не брали мастику?
— Тот взял, который внизу, — буркнула старуха.
— Кто внизу?
— Начальник полицейский, как там его зовут.
Горничная удивилась:
— Зачем ему мастика?
— Не знаю, — угрюмо буркнула Хильда Таппер. — А вам она зачем? Вы же только вчера пол натерли.
