– Ужасно, ужасно хочется пить. Не можем ли мы остановиться и чего-нибудь попить?
– Мне кажется, не следует этого делать. Вас могут узнать и без тюремной робы, доктор.
– Мне тоже хочется пить, – заверил Крайгеля Джек. – Я думаю, причина в ветчине, которую мы ели на завтрак.
Флетч одарил сына широкой улыбкой.
– Вы не ели ветчины? – спросил тот Флетча.
– Только яйца и сок.
– Что еще вы сделали ради того, чтобы лишить нас последних сил?
В ответ Джек получил еще одну улыбку.
– Я должен что-нибудь попить, – простонал Край-гель. – И как можно быстрее.
– Если, как вы говорите, тяга к племени у человека в крови, зачем подталкивать этот процесс?
– Мы должны защищать себя, мистер Флетчер, чтобы выжить, – ответил Крайгель. – Мы – меньшинство. Вас это не пугает?
– В общем-то, нет. И потом, меня все любят.
– Это же естественное желание. Хотеть, чтобы выжили тебе подобные.
– У меня на этот счет другое мнение.
– Какое же? – просипел Крайгель.
– Трайбализм используется везде и всюду демагогами, диктаторами, генералами ради того, чтобы подгрести все, что возможно, под себя. Вот что на самом деле происходит в мире, среди белых, черных, желтых, женщин, детей. Так было, есть и, к сожалению, будет: жажда власти, базирующаяся на жадности индивидуума.
– У меня так пересохло в горле, что больше я говорить не могу.
– Вы не хотите выслушать мои аргументы?
– Не думаю, что их стоит слушать. Что вы об этом знаете?
– Кое-что. – Флетч улыбнулся. – К примеру, вы заметили, что сепаратизм усиливается, когда падает жизненный уровень, ухудшаются социальная защита и забота о здоровье таких групп населения, как женщины, дети, сексуальные меньшинства, афроамериканцы, евреи, коренные американцы, азиаты. Государство, что семья, члены которой должны любить и помогать друг другу. А сепаратизм заставляет нас ненавидеть, завидовать, уничтожать себе подобных. Страдают индивидуумы. Страдает государство. Вы не обратили на это внимание?
– Как я говорил…
В зеркале заднего обзора Флетч увидел, как глаза Крайгеля вновь закрылись. Вскоре он захрапел.
– М-м-м-м. – Флетч опять улыбнулся Джеку. – Не первый раз я замечаю, что те, кто читает лекции, зачастую не хотят никого слушать.
Но еще более его удивило другое. Не прошло и месяца с того вечера, как лидер афроамериканцев, сидя с Флетчем на террасе, говорил практически то же самое, что и Крайгель. Только он утверждал, что «такие, как Флетч», исчезнут через сто пятьдесят лет.
Флетч чувствовал на себе взгляд Джека.
Никогда ранее его так внимательно не изучали.
– Меня нелегко обратить в новую веру.
– Может, дело в том, что вы не слушаете?
– Я слушаю. Слушаю и анализирую. Доктрина равноправия получила право на жизнь в одна тысяча восемьсот девяносто шестом году решением Верховного суда Соединенных Штатов по делу Плесси против Фергюсона. Тогда и были приняты так называемые законы Джима Кроу. Полагаю, для того времени это было выдающееся достижение демократии. В шестидесятые годы нашего столетия возобладало мнение, что равенство недостижимо без интеграции. И что из этого вышло? Расизм перелицевался. Стал тоньше. Изощреннее. Теперь повсюду идут племенные войны. «Этнические чистки» бушуют по всему миру Этого нельзя отрицать.
– А вы не хотите плыть по течению?
– Никогда не плавал.
– Вы называли ее принцесса Анни-Магги?
– Какое отношение имеет она к нашему разговору?
– Самое непосредственное. – Джек смотрел в окно. – По крайней мере, раз в жизни вы приняли иерархическое устройство общества.
– О, понимаю. Думаешь, ты меня подловил?
– А разве нет?
* * *
Джек на гитаре наигрывал мелодию песни «Старина черный Джо».
Выехав на центральную площадь Толливера, штат Алабама, Флетч, свернув к тротуару, затормозил.
Грузовичок, за рулем которого сидела Кэрри, остановился неподалеку.
Лири сидел в клетке вместе с бычком.
Флетч вылез из кабины, направился к Кэрри.
– Какого черта? – спросил он.
– Флетч. – Кэрри высунулась из окна. – Тебе доводилось слышать такое выражение: «Я не могла добиться, чтобы меня арестовали»?
– Что случилось? Что ты тут делаешь?
– Я приехала на перекресток ровно в девять, минута в минуту. Нажала одновременно на педали газа и тормоз, грузовик резко дернуло, из чего следовало, что возникли неполадки с двигателем. Остановилась. Флетч, полицейских не было и в помине! Ни одного. Я вылезла из кабины, подняла капот, повозилась с двигателем. Этот громила хотел вылезти из кузова по крыше кабины, чтобы помочь мне. Слава богу, бычок бодал его сзади, не давая найти точку опоры. Мне пришлось захлопнуть капот и ехать дальше.
– Ты не наткнулась на дорожный кордон?
– Я вообще не встретилась с полицией. За всю дорогу не видела ни единого копа. Я превышала скорость. Проезжала, не останавливаясь на знаки «Стоп». Говорю тебе, делала все, чтобы меня задержали. Неужели полицейские обоих штатов отправились на рыбалку?
– Если они так ловят правонарушителей, то наверняка вернутся без рыбы.
– Я решила, что лучше всего ехать сюда. Объехала площадь четыре раза. В Толливере нет даже дорожной полиции! Никто не патрулирует переход у школы!
– Боже мой, извини меня. Я не хотел подвергать тебя такому риску.
– Я-то в полном порядке, – ответила Кэрри. – Не то что он. – Она указала на кузов.
Флетч обошел грузовичок сзади.
– Привет, Лири. Как доехал?
Лири являл собой жалкое зрелище. Бычок вышиб ему два передних зуба. Глаза Лири заплыли от синяков. На лице краснели ссадины. Рваная рана на предплечье сочилась кровью. Навоз покрывал его с ног до головы. Оставшиеся чистыми участки кожи цветом напоминали заходящее солнце. Кроме того, Лири покусали и оводы.
– Хочется пить, – пробурчал Лири, едва шевеля раздувшимися губами.
Сострадания к нему Флетч не испытывал. Бычок, похоже, не испытывал никаких неудобств.
– Пищеварительный тракт у него работал отменно, – заметила Кэрри.
Флетч вернулся к кабине.
– И брыкался он с удовольствием. Джек и Крайгель всю дорогу жаловались на жажду.
Кэрри улыбнулась:
– Благослови, боже, их добрые сердца.
– Полагаю, тебе придется поехать с нами. Черт, я к этому не стремился. Что случилось с шерифом? Я же все ему объяснил. Как он мог не встретить тебя?
– Не знаю. Я удивлена не меньше.
– Да уж, в общем, следуй за нами.
– В лагерь?
– Эй! – крикнул из кузова Лири. – Я хочу пить.
– Заткнись! – отрезал Флетч. – Ты же настоящий мужчина?
– Настоящий, – подтвердил Лири. Флетч вздохнул:
– Следуй за нами.
– Хорошо.
– Кэрри…
– Что?
– Ты делала все, как мы договаривались? Приезжала на перекресток? Я хочу сказать, ты здесь не потому, что волновалась за меня?
– Нет, конечно. – Она улыбнулась.
– Не понимаю, что случилось с шерифом.
– Тщательно подготовленные планы часто не приводят к нужному результату.
– Да. Но я не уверен, что мы сможем постоять за себя. Привезти женщину, тебя, в лагерь психопатов… Когда мы приедем туда, следи за тем, что говоришь, хорошо?
– Я буду, что церковная мышка.
– Что бы ты ни сказала, этих дураков не изменишь.
– По каждому из них плачет пуля.
– Вот этого нам не надо. Кэрри поджала губы.
– Если они не начнут первыми, я их не трону. Подойдя к автомобилю, Флетч открыл дверцу со стороны Джека:
– Садись за руль. Меня не примут в вашу компанию.
Джек перебрался на сиденье водителя.
– Вы знаете дорогу в лагерь?
– Конечно, – кивнул Флетч. – Тебе известно, что глупцы не могут хранить секреты.
В зеркало заднего обзора Джек наблюдал за пристроившимся им в хвост грузовичком.
– Вы, я уверен, не хотели, чтобы Кэрри встречала нас в Толливере. Флетч промолчал.
– Добро пожаловать в Шервудский лес, – улыбнулся Флетч Кэрри.
– Лес лесом, а где будет шериф Ноттингемский, когда он тебе понадобится?
Вокруг толпились странные личности. По большей части в камуфляжных брюках и рубашках. Многие с широкими поясами, на которых висели охотничьи ножи и пистолеты. Были среди них здоровяки, толстяки, коротышки, с наголо выбритыми головами, со шрамами или следами оспы на лице, с выбитыми зубами, сломанными носами, один даже без уха, кое у кого нездорово блестели глаза.
Один безрубашечный гражданин габаритами мог поспорить с Лири.
– Это они-то супермены? – спросила Кэрри.
– Закрой рот, женщина, – ответил Флетч.
– Такое ощущение, что их только что оттерли от пола харчевни.
Мужчины стягивались к задней дверце легковушки.
Крайгель подождал, пока Джек распахнет дверцу.
Преподобный доктор Крис Крайгель вылез с заднего сиденья с той же помпезностью, с которой императрица Екатерина выходила из своей золоченой кареты.
Вскинул руки:
