Десятки предположений носились в моей голове, но только одно имело какой-то смысл. Рыжая была матерью; кто-то был отцом. Изумительная, прекрасная ситуация для шантажа. И причина для убийства… И еще факт: все вещи совершенно новые, с иголочки, на некоторых даже сохранились ценники.
Я открыл молнию бокового отделения: набор булавок губная помада и карманное зеркальце. В маленьком карманчике лежало несколько фотографий. Я разглядывал их и видел совсем другую Нэнси — молодую девушку лет шестнадцати. Вот она на пляже с юношей, а вот — уже с другим. Снимки, очевидно, были сделаны на загородной прогулке или пикнике. Ребят было много, но Нэнси, казалось, никому из них не отдавала предпочтения.
Да, тогда она был иной — свежей, как едва распустившийся цветок. Ее глаза улыбались мне, словно зная, что в один день эти карточки окажутся здесь, передо мной. На двух фотографиях были ясно видны ее руки; Нэнси носила кольцо.
Я внимательно вглядывался в фон в надежде понять, где делались снимки, но видел только воду и песок. На обратной стороне тоже не было никаких пометок… Проход оканчивался тупиком. Высокой крепкой стеной, которую я не мог одолеть без лестницы
— Это тебе помогло? — внезапно произнесла Энн.
Я кивнул, вырвал из чековой книжки листок, подписал его и положил на стол. Я уже определил сумму, но все-таки спросил:
— Сколько ты хочешь?
Энн не ответила, и я оглянулся: Энн, все еще обнаженная, лежала на тахте и улыбалась. Наконец она сказала:
— Нисколько. Ты уже заплатил.
Я захлопнул сумку, взял с полки шляпу и открыл дверь. Мистер Берин все равно должен мне пятьсот долларов; Энн получит свою поездку.
Я подмигнул ей, она подмигнула мне, и дверь захлопнулась.
Ночью я не спал — выложил содержимое сумки перед собой на стол и курил одну сигарету за другой, пытаясь понять, какой все это имеет смысл. Детская одежда, несколько фотокарточек, грязная сумка… Вещи Рыжей.
Когда это было?
Где?
В холодильнике стояло пиво, и я медленно потягивал его, размышляя, перебирая в уме все факты.
Лучи солнца пробились сквозь оконные занавески, тщетно пытающиеся удержать ночь, и я вспомнил, что обещал позвонить мистеру Берину. Он сам поднял трубку, и на этот раз сонливость звучала в моем голосе.
— Это снова Майк.
— Доброе утро. Вы рано на ногах.
— Я еще не ложился.
— В преклонные годы вам придется расплачиваться за отсутствие самодисциплины, молодой человек.
— Возможно, — произнес я невыразительно, — но сегодня платите вы. Я оставил моему другу чек па пятьсот монет.
— Отлично, Майк; сейчас же позабочусь об этом. Вы узнали что-нибудь от вашего… мм… источника?
— Все только запуталось. Но я узнаю. Клянусь.
— Тогда я могу считать, что деньги потрачены с пользой. Но, пожалуйста, будьте осторожны, я вовсе не желаю, чтобы вы опять попали в какую-нибудь переделку.
— Это обычная вещь в моей профессии, мистер Берин. Теперь, кажется, я выхожу на след.
— Прекрасно. Вы меня заинтриговали. Секрет?
— Никаких секретов. Я достал сумку, набитую детской одеждой. И несколько фотографий.
— Детской одеждой?
— Вещи Рыжей… или ее ребенка.
Он поразмыслил над этим и признался: это головоломка, просто головоломка.
— Теперь немедленно отправляйтесь спать. Звоните, когда понадобится.
Глаза горели, выпитое пиво мешало думать. Я в последний раз затянулся и отбросил окурок, потом рухнул на диван и тут же провалился в сон, прекрасный, благословенный сон, отгораживающий от злых безобразных вещей бытия и оставляющий только туманную мечту…
Колокол. Он звонил и звонил, я пытался отмахнуться от звона как от назойливой мухи, но безуспешно. Наконец я очнулся. У головы надрывался телефон, и я едва сдержал желание швырнуть его в стену.
Это была Вельда.
— Майк… ты? Майк, отвечай мне!
— Я, дорогуша, я. Чего ты хочешь?
В ее голосе прозвучало облегчение.
— Где тебя черти носили? Я обзвонила каждый салун в городе!
— Здесь был.
— Я звонила четыре раза!
— Спал.
— А, снова гулял всю ночь… Кто она?
— Зеленые глаза, голубые волосы, пурпурная кожа. Ты чего пристаешь? Кто из нас начальник?!
— Рано утром звонил Пат. Что-то насчет Финнея Ласта. Перезвони ему.
— Так бы сразу и сказала!..
Я быстро дал отбой, набрал номер полиции, и дежурный объяснил мне, что капитан Чамберс на работе, но сейчас его нет: ушел по служебному делу. Желаете что-нибудь передать?… Я желал только выругаться, но попросил не беспокоиться и бросил трубу.
Было пять минут двенадцатого, день наполовину убит. Я собрал детскую одежду в сумку, положил в боковое отделение фотографии, затем пошел в ванную и принял душ.
Снова зазвонил телефон, и мне, мокрому, пришлось шлепать в комнату.
Пат рассмеялся.
— Как проводишь время, приятель!?
— Если бы ты знал, то захотел бы поменяться со мной работой. Вельда сказала, что у тебя новости о Финнее.
Он сразу перешел к делу.
— Утром я получил сообщение с Побережья. Похоже, на Финнея Ласта падает подозрение в убийстве. Но дело в том, что парень, который мог бы его распознать, мертв, есть только описание.
— Это уже кое-что. Финнея Ласта не трудно описать — Масляная голова. Что ты собираешься делать?
— Я дал запрос. Если описание сойдется, то… У меня имеются копии его Фотографии — взял с разрешения на оружие — и я отправил их туда.
— Значит, когда понадобится, его можно задержать по подозрению… если сумеем его найти.
— Ну вот и все, просто решил держать тебя в курсе. А я сейчас занят. Смерть. Нужно писать рапорт.
— Кто-нибудь из наших знакомых? — спросил я.
— «Хозяйка» из клуба «Зеро-Зеро».
Моя рука сжала трубку.
— Как она выглядит, Пат?
— Крашеная блондинка, около тридцати. Патологоанатом считает, что это самоубийство. Была найдена прощальная записка.
Мне не не надо было спрашивать ее имя. В «Зеро-Зеро», возможно, дюжина крашеных блондинок, но я не сомневался.
— Самоубийство, Пат?
Ему не понравился мой тон.
— Самоубийство, безусловно!
— Ее имя Энн Минор?
— Да… ты… как ты?..
— Тело в морге?
— Да.
— Жди меня там через двадцать минут слышишь?
Я приехал через сорок минут. Пат нетерпеливо расхаживал снаружи. Увидев мое лицо, он покачал головой.
— Ты только что отсюда? — поинтересовался он. — Я видел более приятных на вид покойников.
Мы вошли. Пат одернул простыню.
— Знаешь ее?
Я кивнул.
— В связи с делом Сэнфорд?
Я опять кивнул.
— Черт побери, Майк! Патологоанатом совершенно уверен: это самоубийство.
Я взял уголок простыни из его руки и прикрыл лицо Энн.
— Она убита, Пат.
— Ладно, приятель, давай зайдем куда-нибудь и поговорим.
— Я не голоден.
Мне вспомнилась прошлая ночь. Светловолосая улыбчивая Энн хотела убедиться, что она еще не лишена интереса, способна привлекать внимание. Но привлекла она не только мое внимание…
Пат потянул меня за рукав.
— Ну, а я голоден, и морг не портит мне аппетит.
Я желаю знать, каким чудом явное самоубийство превратится в убийство.
Неподалеку было кафе, специализирующееся на итальянской кухне, и мы отправились туда. Пат заказал поесть и бутылку красного.
— Ее имя Энн Минор… это тебе, кажется, известно. Она работала «хозяйкой» у Мюррея Кандида. До этого — танцовщицей в мелких клубах, а еще раньше — в балаганном стриптизе. Последнее время, по словам ее коллег, была немного не в себе. Прощальная записка гласит, что она не смогла найти места в жизни и от всего устала. Почерк сличен с образцами на других документах.
— Подделка!
— Нет, Майк. Это подтвердили эксперты.
— Значит следует проверить еще раз!
Пат опустил взгляд, когда увидел выражение моего лица.
— Я прослежу за этим.
Он придвинул тарелку спагетти, подцепил полную вилку и тщательно прожевал.
— Мы считаем, что все произошло так: перед рассветом она вышла на мост у Риверсайд-Драйв, сняла шляпку, туфли, жакет… положила на панель, сверху поставила сумочку и спрыгнула. Очевидно, она не умела плавать, да и все равно ее платье зацепилось за какой-то болт под водой. Около половины девятого утра на набережную пришли ловить рыбу ребята и заметили сперва ее вещи, а затем и ее саму. Один из них сбегал за полицейским, а тот вызвал спецслужбу.
— Когда наступила смерть?
— Приблизительно за пять часов до обнаружения тела.
Я налил еще вина и выпил.
— Этой ночью до двух сорока мы были вместе. Глаза Пата вспыхнули.
— Продолжай.
— Я интересовался у нее Рыжей, и Энн передала мне сумку — с детской одеждой, совершенно новой.
Он кивнул.
— Она была испугана? Подавлена?
