Недели через две Дэнис позвал меня на театральную премьеру в Брисбейн.
— А то, Джеки, что-то у тебя вид усталый, — неожиданно добавил он. — Разнообразие пойдет тебе на пользу. У меня там деловое свидание, но это всего на полчаса, а потом пообедаем и в театр.
— Значит, от того, что у меня усталый вид, — рассмеялась я, — ты увозишь меня чуть не на всю ночь!
— Усталость у тебя другого рода. Мне кажется, Джеки, тебя грызет что-то. Ладно, — быстро спохватился он, поднимая руку. — Вовсе не собирался совать нос в твои дела. Так как? Согласна?
— Я бы с удовольствием, только надо как-то со срочными вызовами устроиться.
Вечер получился чудесный. Погода стояла по-осеннему чуть прохладная, спектакль отменный, захватывающий, и Дэнис показал себя забавным спутником.
По дороге домой, хохоча над историей, которую он мне рассказывал я, откинувшись на спинку, заявила:
— А знаешь, похоже ты был прав: мне действительно требовалась разрядка. Сама не понимала, подумала еще — ты ерунду несешь.
Ответил он не сразу, и я взглянула на него. Лицо у него было серьезно, а глаза устремлены на дорогу.
— С чего такая мрачность?
— А трепыхаешься ты из-за Карла Шредера? Так?
Я набрала воздуха, чтобы с жаром отрицать обвинение, но осеклась. До этой минуты я даже себе не признавалась в этом. Я промолчала.
— Держись от него подальше, — посоветовал Дэнис. — Джеки, я серьезно. Ничего хорошего от него не жди.
— Да о чем ты?
— Я не хочу, чтобы и с тобой что-то случилось. А свяжешься с Карлом, случится непременно.
— Благодарю! — вспыхнула я. — Давай уж я сама буду управляться со своими делами. Я не ребенок и не дебильная идиотка! А ты — не то чересчур самоуверен, не то дурак. И вообще — вопрос о тесных отношениях с Карлом Шредером в моей жизни не встает.
— Нет? Джеки, этого человека подозревают в убийстве. Сама знаешь. И вся эта чепуховина — «ну-ка проверим, умеет он плавать или нет!» — ничего не доказывает. Ты же понимаешь… Лодок на реке хватает. Разве можно утверждать наверняка, что он не воспользовался какой-то?
Я понимала, говорит Дэнис разумно, и сдерживалась, пока не улегся мой гнев. Наконец я проговорила:
— Ты считаешь, Элинор убил Карл? — задать такой вопрос было нелегко.
— Не знаю, Джеки, — тихо ответил он. — Просто-напросто — не знаю! Но возможно — да. От фактов не уйдешь.
Он резко взял вбок, объезжая громоздкий трейлер.
— Карл тебе ничего не рассказывал про тот вечер? Про вечер убийства?
— Нет. С какой стати!
Дэнис кивнул и через минуту добавил:
— Представляешь, мост тогда рухнул прямо на моих глазах!
Я обернулась на него, зажегшись интересом.
— Письмо ездил отравлять, а по пути домой тормознул, выскочил на реку глянуть: она так быстро поднималась, а дождь все поливал и поливал. Смеркалось, но было еще светло и все видно, не очень, правда, четко. Кто угодно мог переплыть реку, и никто бы ничего не заметил, пока гребец не очутился бы прямо у него под носом. А ведь тот, кто убил Элинор, переправился еще позднее.
Рухнул мост как-то вдруг. Я стоял выше по течению и не замечал никаких признаков, но вдруг такой треск пошел — точно беглая винтовочная пальба: ломались доски настила, а через несколько секунд — глядь, одни обломки от него торчат.
Дэнис вытряхнул из пачки сигарету на ладонь и прикурил, не отрывая глаз от дороги.
— Но случилась еще одна поразительнейшая штуковина. Я и забыл про нее, сейчас только вспомнилось. Помнишь, большущего такого белого персидского кота Роджерсонов?
— Снежка? Да.
— Так вот через минуту заметил я этого котяру в реке, он цеплялся, борясь не на жизнь, а на смерть, за несущийся обломок моста. На мосту что ли был, когда тот рухнул, не знаю. Расплывчатое такое белое пятно в сумерках, но это был Снежок точно. Я еще подумал: «Вот и конец бедняге Снежку». Течение стремительное, обломок на волнах так и пляшет. Стою, смотрю — обломок долетел до излучины, где начинается обрыв, тут его здорово шарахнуло о берег. До холма было еще далековато, но кот, видно, решил — теперь или никогда. Как взметнется в воздух, у меня мелькнуло «А вот и занавес!» Но там болтается веревочная лестница — и чтоб я треснул! Представляешь, Снежок зацепился за нее и выкарабкался.
Постоял я еще немного, глядя на воду, на пролетавшие обломки настила… До того меня поразило — как это с мостом: хлоп-хлоп — и ничего не осталось, даже позабыл, что дождина все наяривает, вымок до костей. Но наконец опомнился и помчался домой. И только позднее сообразил: надо бы позвонить на почту, предупредить насчет моста, очень же опасно в потемках, вдруг кто на мост заедет, не подозревая, что моста-то уж и нет! Но крушение видел еще кто-то, и тревогу уже подняли. Вернулся я где-то через час, потому что пошли разговоры — надо бы эвакуировать семьи из низины, и я бегал помогать.
Дэнис смял сигарету в пепельнице.
— А когда вернулся, все уже говорили об убийстве Элинор.
Мы помолчали, и он продолжал:
— Убийство Элинор абсолютно бессмысленно. Наверное, потому подозрение сразу пало на Карла: когда нет видимых причин убивать постороннему, в семье мотив отыщется всегда — невидимый чужому глазу. Случилось, оказывается, ссора, ее частично слышал Тед Уиллис, и люди начали поговаривать, что, возможно, показное хладнокровие Карла, когда ему сообщили о смерти Элинор — не результат шока. Просто новость для него оказалась не таким уж и сюрпризом: он уже знал, что жена его мертва.
Я молчала, Дэнис — тоже. Только миль через пять он спокойно добавил:
— Ревность мужа — мотив хоть куда. Только этот один и остался.
— Насколько тебе известно!
— И то правда.
— Дэнис, — вскоре спросила я, — были причины предполагать, что у Элинор с кем-то роман?
Я оглянулась на него, он пожал плечами.
— Лично мне неизвестно. Я знал ее не так хорошо, как местные, а из них кое-кто считает — да. Элинор была такая заводная, веселая и, случалось, шутливо кокетничала. Некоторые усматривали в ее кокетстве нечто большее, лично я — нет. Как воспринимал ее поведение Карл, мне, разумеется, неведомо.
Когда мы добрались до отеля, Дэнис проводил меня до дверей моей комнаты.
— Ты рассердилась, Джеки, — заметил он. — Извини. Но и мне нелегко это было сказать.
— Да, верю, — повернув ключ, я открыла дверь.
Он тронул меня за руку, улыбнувшись немножко жалобно.
— Но мы по-прежнему друзья, а?
Я импульсивно на мгновение прикоснулась к его лицу.
— Само собой! И хорошие.
— Джеки, всегда помни, — ровно произнес он, — если тебе понадобится друг, я — вот он, рядом.
И, развернувшись, Дэнис зашагал к машине, а я, улыбаясь про себя, вошла в номер. Фразу он выдал, конечно, затрепанную, но искренняя интонация придала ей теплоту и утешительность.
Через три недели после этого вечера, когда Дэнис вполне определенно высказался, что, по его мнению, существует возможность, что Элинор убита Карлом, Карл пригласил меня съездить проветриться на Побережье — захватить с собой ланч и провести денек на берегу моря.
— Я немножко рисую, — объяснил он, — нет, нет, так, ради собственного удовольствия и отдыха. Никакими художественными достоинствами мои картины, увы, не обладают. Пару недель назад начал на Побережье морской пейзаж, но все никак не выберу случая съездить и закончить. Подумал, может, прихватишь с собой книгу или там журнал медицинский, что ты читать любишь, а я часок за мольбертом постою. Развлечение, наверное, для тебя невелико, — извинительно добавил он. — Если не хочется, прямо скажи — нет. Я не обижусь.
Я ответила, что часок отдохнуть с книгой на теплом осеннем солнышке — расчудесно.
День выдался роскошный, чуть слышно плескались волны о скалы — лениво, ритмично, и под теплым золотым светом жемчужно поблескивала белая кружевная пена. Ночью море трепал шторм, и сейчас оно было неспокойно, волновалось, но монотонный ритмичный гул его, как ни странно, успокаивал.
Этот участок берега не был освоен отдыхающими, и поблизости, пока мы завтракали, никого не было, только двое рыбаков пытали счастья со скалы, да и те ушли через несколько минут после нашего появления, на прощанье дружелюбно помахав.
Мы перетаскали посуду назад в машину, Карл установил мольберт, а я неспешно побрела к краю, обрывистого сорокафутового утеса, нависающего над камнями внизу, лениво размышляя, доходит ли вода при высоком приливе до уступа, перехлестывает ли камни. Меня приятно разморило от усыпляющего теплого солнца, от вкусного ланча и монотонного рокотания моря. Сунув книгу подмышку, я стояла, просто любуясь морем.
Вдруг я углядела за кромкой камней в воде что-то темное и обернулась к Карлу.
— В воде что-то темнеет! По-моему черепаха! Пребольшущая! Давай спустимся посмотрим?
