— Значит, она даже смертью своей причинила зло? О, моя Селия хорошо преуспела во всем дурном. — Он снова сердито посмотрел на Сандмена: — Итак, сколько батальонов императорской гвардии пошли на приступ?
— Меньше, чем было нужно, милорд. Что случилось со слугами вашей жены?
Граф пропустил вопрос мимо ушей — в эту минуту на край стола поставили курицу и шампанское. Он подозвал Бетти нарезать курицу и, пока она это делала, обнял ее за талию. Поглядев на Сандмена слезящимися глазами, он сказал:
— Мне всегда нравились женщины молодые. Молодые и нежные. Эй, ты! — обратился он ко второй девушке. — Налей-ка шампанского, детка.
Девушка подошла с другой стороны и стала наполнять бокал, а он тем временем запустил руку ей под юбку.
Граф проглотил курицу, вылакал шампанское и отпустил девушек, похлопав каждую по мягкому месту.
— Мне говорили, французская кавалерия ходила в атаку раз двадцать, не меньше. Это правда?
Перед Сандменом, глядевшим в окно, возникли картины из его снов. Французская кавалерия лавиной накатывает вверх по склону на гребень, что удерживают англичане, кони скользят на сырой земле. В жарком дымном мареве возникают все новые и новые всадники, налетают на британские позиции, британские знамена окутаны дымом.
— Мне одно хорошо запомнилось, милорд, — сказал Сандмен, поворачиваясь к графу. — Я был благодарен французам за то, что, пока их кавалерия топчется на нашем плацдарме, их артиллерия не может накрыть нас огнем.
— Но все-таки сколько раз они ходили на приступ?
— Десять? Двадцать? Они ломились не переставая, а сколько их там было — не разобрать из-за дыма. Нам все время приходилось оглядываться, милорд, потому что всякий раз, прорвав линию обороны, они непременно возвращались.
— Стало быть, они нападали с двух сторон?
— Со всех сторон, милорд. Сколько слуг держала ваша жена?
Граф ухмыльнулся.
— Принеси мне всадника, Бетти! — приказал он.
Когда девушка послушно принесла французского драгуна в зеленом мундире, он поставил солдатика на стол, а девушку посадил себе на колени.
— Я стар, капитан, — обратился он к Сандмену, — и, если вам что-то от меня нужно, следует меня ублажить. Вы расскажете все, что хочется знать мне, и тогда, быть может, я расскажу немножко о том, что хочется знать вам.
Часы в вестибюле за дверью пробили шесть, и Сандмена охватило отчаяние при мысли о впустую потраченном времени. Он понимал, что граф будет вести с ним игру весь вечер и спровадит, не ответив ни на один вопрос.
— Начнем-ка с самого начала, капитан, — сказал граф, — начнем с рассвета, а? Ночью шел дождь, так?
Сандмен обошел стол, так что оказался позади коляски, наклонился, едва не касаясь лицом жесткой щетины парика, и тихо произнес:
— Почему бы нам не поговорить о конце сражения, милорд? Об атаке императорской гвардии? Потому что я был там, когда мы ударили супостату во фланг. — Он пригнулся еще ниже и произнес хриплым шепотом: — Они уже выиграли битву, милорд, им оставалось только преследовать неприятеля, но мы в мгновение ока переменили ход истории. Мы смешали ряды, милорд, открыли по ним беглый огонь, а потом примкнули штыки, я мог бы вам рассказать, как все в точности было. Я мог бы рассказать вам, милорд, как мы победили. Но вам этого не узнать, милорд, никогда не узнать, потому что я, черт побери, позабочусь, чтобы никто из офицеров Пятьдесят второго полка не сказал вам ни слова! Понятно? Всего хорошего, милорд.
И он пошел к двери.
— Капитан! Постойте!
Граф спихнул девушку с колен, его нарумяненное лицо задергалось от волнения. Ему до смерти хотелось узнать, как именно была отбита атака хваленой гвардии Бонапарта. Он велел слугам и девушкам выйти вон.
И все же на то, чтобы развязать графу язык, потребовалось время. Время и бутылка французского коньяка. Но в конце концов граф рассказал горькую историю своего брака.
— Ноги, — мечтательно произнес он, — какие ноги, капитан! Первое в ней, что приковало мой взгляд.
— В театре «Сан парей»?
Граф наградил Сандмена проницательным взглядом и спросил:
— Кто вам это сказал? Кто?
— Городская молва, — ответил Сандмен.
— Мой сын? — предположил граф и рассмеялся: — Эта бледная немочь? Его мать была набожной серой мышью, этот безмозглый дурак думает, что пошел в нее, но как бы не так! Он пошел в меня. Может, капитан, он всю жизнь проползает на коленях, однако на уме у него одни сиськи и задницы, ноги и опять же сиськи. Говорит, хочет стать священником! Не станет. Ему одного хочется, капитан, чтобы я поскорее умер! — Граф злобно выплевывал каждое слово. — Так что же эта слабоумная худосочная мелочь вам наболтала? Что я убил Се-лию? Может, и так, капитан, а может, за меня поработал Мэддокс, но как вы это докажете, ну-ка?
Граф ждал ответа, но Сандмен молчал.
— Господи, эта стерва меня только что по миру не пустила. Никогда не видел, чтобы женщина тратила столько денег. Когда я опомнился, то попытался лишить ее содержания. Велел попечителям выставить ее из дома, но сукины дети ее не тронули. Может, она с кем из них блудила? Этим она и добывала деньги, капитан, усердным блудом.
— Вы хотите сказать, милорд, что она была шлюхой?
— Не простой шлюхой, тут нужно отдать ей должное. Она называла себя актрисой, танцовщицей. Селия занималась шантажом, капитан. Брала в любовники какого-нибудь молодого человека, заставляла несчастного дурака написать письмо-другое с домогательствами ее милостей, а когда он обручался с богатой наследницей, угрожала предать его письма огласке. Изрядно таким образом зарабатывала, весьма изрядно!
— Вам известно, с какими мужчинами она так обошлась?
Граф отрицательно покачал головой и уставился на макет, чтобы не смотреть в глаза Сандмену.
— Я не хотел знать имен, — произнес он тихо.
— А слуги, милорд? Где они теперь?
— Здесь их нет, — ответил граф, сердито посмотрев на Сандмена. — Я велел попечителям их рассчитать. А сейчас, черт возьми, рассказывайте, что было, когда императорская гвардия пошла в атаку.
И Сандмен рассказал.
Сандмен вернулся в Лондон под вечер в четверг. Ночь он провел на куче соломы во дворе трактира «Голова короля» в Мальборо и спал беспокойно. Он не верил, что граф Эйвбери убил либо организовал убийство жены. Из поездки он вынес лишь одно — покойная графиня зарабатывала на жизнь, шантажируя своих любовников. Полезное знание, но оно не помогало установить их имена.
В «Золотой сноп» Сандмен вошел через боковую дверь во двор конюшни и накачал воды в оловянную кружку, прикованную к насосу цепочкой. Он осушил кружку, услышал перестук копыт и обернулся. Джек Гуд седлал красивого коня. Как и его конь, Джек был высоким и сплошь черным — черные сапоги, черные штаны, черная куртка в обтяжку и длинные черные волосы, перехваченные на затылке черной шелковой лентой. Он улыбнулся Сандмену:
— У вас усталый вид, капитан.
— Устал, разбит, голоден и хочу пить, — сказал Сандмен и набрал еще воды.
— Вот что с вами делает мирная жизнь, — весело заметил Гуд, засовывая два длинноствольных пистолета в притороченные к седлу кобуры.
Сандмен выпил воду, опустил кружку и спросил:
— Что будете делать, мистер Гуд, когда вас поймают?
— Когда поймают? Обращусь к вам за помощью, капитан. Салли говорит, что вы вытаскиваете из петли.
— Пока что, однако, еще никого не вытащил.
— И сомневаюсь, что когда-нибудь вытащите, — мрачно сказал Гуд, — потому что мир устроен иначе. Им плевать, сколько народу они вешают, капитан, главное, чтоб все прочие приняли к сведению — да, вешают. Может, я кончу свои дни, танцуя на подмостках у Джемми Боттинга, но спать это мне не мешает и слез я не лью. Виселица — вот она, капитан, мы под ней живем, на ней же нас и вздернут. И ничего нам не изменить, потому что ублюдки этого не хотят. Это не наш мир, а их. Там вас какие-то парни ждут в задней каморке, — сообщил он, имея в виду заднюю гостиную. — Но, прежде чем будете с ними говорить, вы должны знать: я обедал в «Собаке и утке», и там ходил слушок, что за вашу жизнь дают пятьдесят гиней. — На вас кто-то крепко обиделся, капитан. Я предупредил в «Снопе», чтоб вас не трогали, потому что вы добры к моей Салли, но я не отвечаю за все воровские пивнушки в Лондоне.
У Сандмена екнуло сердце. Пятьдесят гиней за его жизнь?
— Вы, часом, не знаете, кто дает эти деньги? — спросил он.
— Я спрашивал, но никто не знает. Держите ухо востро.
Сандмен проскочил через комнату с бочками в коридор, откуда в заднюю гостиную вела дверь для прислуги. Виконт Сидмут намекнул, что дело будет легким, месячное жалованье за день работы, но неожиданно оказалось, что не за день, а за жизнь. Осторожно, чтобы не шуметь, Сандмен приоткрыл дверь локтем и припал глазом к щели.
