Дворник ухмылялся и переспрашивал:
– А ты, значит, дружок ейного братца?
– Вот-вот, дружок. Старый приятель, еще учились вместе в школе,– твердил Леонид свое, добросовестно придерживаясь формы.
– Он, значит, двоюродный братец дружка? – прикидывался дворник, а сам мигал: не бойся, не выдам. И ки-вал на двух пенсионеров: ловко мы их водим за нос!
Дворник был его партнером, и они раз за разом делали пенсионеров «козлами». Леониду это надоело давно, но дворник цедил в час по чайной ложке, ему нравилось прикидываться непонимающим.
Наконец Леонид выяснил все, что можно было здесь узнать. Это, в сущности, было подтверждением уже полученных сведений. Маргасов много пьет, в долгу как в шелку, с головы до пят, вынес из дому все, что можно было пропить. Летом купил телевизор-комбайн, но потом и его спустил. Где он был в интересующий Леонида день, дворник толком не ведал. Возможно, в вытрезвителе – там у него словно дом родной. Вот это его и беда, а остального такого предосудительного за жильцом пока не замечали. По крайней мере, с того времени, как тот вернулся из лагеря.
Сделав «рыбу», Леонид бросил костяшки на стол, сказал:
– Всего доброго, я пошел писать приятелю. – И ушел, покинув основательно вошедшего во вкус дворника.
– Может, еще картишку? Поговорили бы, – крикнул умоляюще дворник.
В районном вытрезвителе стоял специфический запах – смесь больницы и пивной. У входа прохаживался молодой капитан. Его лицо было чисто выбрито и излучало желание действовать. Дежурный был пока в хорошем настроении. Но все было впереди – приближался вечер.
– Сегодня зарплата на химическом заводе. А завтра – премиальные на Киевском вокзале. Имеем небольшую, но постоянную клиентуру. У нас железный график, и мы готовы заранее, – сообщил капитан и глянул в окно.
– О, первая ласточка, – сказал капитан.
Тут дверь отворилась, и двое дюжих сержантов втащили хилого мужчинишку. Его худая шея еле удерживала голову, как сломанный стебель, а ноги подламывались. Глаза его были умиротворенно зажмурены, как у новорожденного птенца.
– Сейчас убедитесь, – сказал капитан и спросил клиента: – Вы откуда, гражданин? Где трудитесь?
– Ужвмба, – пробурчал прибывший.
– Он говорит: с химического, товарищ капитан, – привычно перевел один из сержантов.
– Что я вам говорил? Сейчас мы его зарегистрируем. У нас тут строгий учет, – сказал капитан и добавил: – И если ваш Маргасов здесь побывал, то это записано точно.
Леонид уселся за книгу и начал листать. Нашел нужное число и пробежал по строчкам глазами. Маргасов был тут как тут, записанный со всеми своими потрохами. В то самое утро, когда погиб актер, он покоился на жесткой постели.
– Напишите справку, – сказал Леонид, испытывая спортивное волнение.
– Это мы быстренько, – ответил капитан, дорвавшись до дела.
Глава 12
ЛИЧНЫЕ ДЕЛА ЗУБОВА
Леонид катил в Кунцево. Путь был не близкий, и времени на всякие размышления было хоть отбавляй.
Только что пришло известие: ограбили ларек в Кунцеве, с пробоем замка. Ну, если с пробоем, значит, ехать Леониду.
Пробоя, собственно, не оказалось. Замок попросту перепилили грубо и потом учинили грабеж. Растащили уйму консервов и разной бакалейной всячины.
Леонид стоял в окружении милиционеров из районного отдела и зевак. Толстая продавщица с багровыми подушками щек разбухла от слез и монотонно причитала тоненьким голоском, поминая все жулье недобрым словом.
– Быстро это они. И обычной ножовкой, – сказал участковый, изучая громоздкий замок.
Леонид огляделся с любопытством, и ему как-то стало тесно. Вокруг почти вплотную подступали двухэтажные домишки из потемневших бревен. Было холодно и сыро. Кое-где над крышами курился жидкий дымок. Из-за угла долетал визг пилы, и Леонид представил, как сыплются опилки, точно мелкий сухой снег, и пахнет деревом. Когда пилят, сыплются опилки, это уже известно.
Он посмотрел себе под ноги и послал одного из сержантов в ближайшую школу за магнитом. Сержант недоуменно пожал плечами, нехотя сел на мотоцикл и вскоре вернулся с магнитом.
Леонид присел и провел туда-сюда магнитом у порога. Продавщица озадаченно умолкла, а зеваки сгрудились над головой и тяжело задышали.
– Не мешайте, граждане, – сказал безнадежно участковый.
– Не нашел, – произнес Леонид, поднимаясь. – Ни одной пылинки. Хоть бы на смех. Выходит, где-то распилили, а потом навесили на дверь. Ну, это разбираться вам, – добавил он, возвращая сержанту магнит.
Милиционеры разом повернулись к продавщице. Она утерла слезы рукавом и вдруг заорала едва ли не басом:
– Ах ты, такой-сякой! Разэтакий!
Леонид почистил колени и отрешенно направился к машине. Вроде бы ни с того, ни с сего у него появилось ощущение усталости. Вдобавок он впервые после общения с преступником испытывал чувство, похожее на гадливость. Может, в этой бабе было нечто специфически отталкивающее? Да нет, баба как баба. Круглое, простодушное лицо. Подушечки щек. Серый платок и белый халат. Попервоначалу ее даже было жаль основательно.
Навстречу ему энергично шагал невысокий парень с перебитым носом.
– Вася! – произнес Леонид с изумлением.
– Леня! – сказал парень с восторгом.
– Сколько лет, сколько зим! – произнес Леонид.
– Да уж не счесть, – ответил Вася.
Они постукивали друг друга по солнечному сплетению. Тела их гудели, как пустые железные бочки.
– В отличной форме, как всегда. Молния и гром! Удар, еще удар, – сказал Леонид с восхищением.
– Куда мне! – опечалился приятель.
– Неужто Сивый взял свое?
По Васиным рассказам, этот Сивый был извечным его соперником. Его бичом. И Вася только тоскливо кивнул, подтверждая.
– Пришлось убавить сала и фьють – в нижний вес. Там ему не достать, – сказал он. – Теперь держусь на пятидесяти восьми.
«Пятьдесят семь – шестьдесят»,– подумал Леонид вдруг. – Ну да, «пятьдесят семь – шестьдесят», сказал парень актрисе. Вот оно что!»
– Скажи-ка, – произнес Леонид.– Пятьдесят семь – шестьдесят, дай Бог памяти, – что это, весовая категория?
– Легкий вес, – сказал Вася.
– Это в боксе, а допустим...
– Не допущу. Ни в коем случае,– ответил Вася. – Такая категория лишь в боксе. От пятидесяти семи до шестидесяти.
«Точно, – подумал Леонид. – Это мог сказать только боксер. И никто другой».
– Заглядывай в спортзал, – сказал Вася. – По старенькой дорожке. Потопчемся с перчатками. Глядишь, я смажу по носу. Разок-другой.
– Да нет, уволь. Только без этого. Я с хроническим насморком.
– Ладно, заходи просто так.
– Завтра же, – сказал Леонид, прикинув.
Однако на следующий день он отправился в боксерский зал другого общества. Посидел там в сторонке, посмотрел, как ладные ребята в спартаковских майках работают над техникой, послушал, как они подшучивают над добродушным и несообразительным тяжеловесом. Поболтал с тренером о том о сем, сойдя за журналиста. Тренер оказался из словоохотливых. Они примостились на кожаном «коне», и тренер мало-помалу между репликами в зал удовлетворил его любопытство.
Отсюда Леонид поехал к боксерам «Буревестника». Так он обошел с полдесятка залов и у Васи появился только на третий день.
– Долгие сутки у тебя, – сказал Вася, – или ты по Эйнштейну? На больших скоростях? Нашу банальную сотню часов за свои бесценные двадцать?
– Да дело одно, – пробормотал Леонид, оправдываясь.
Вася мотал на ладонь витой шнурок скакалки и смотрел на Леонида по-птичьи, одним глазом. Второй оставался в тени. Это просто казалось – тень.
– Кто-то поработал основательно, – сказал Леонид, намекая на синяк.
– Да, понимаешь, глупо получилось. Выходим с Люсей из кафе, и тут к ней прицепился сморчок какой-то желторотый. «Цыц, – говорю, – я боксер, и мигом пойдешь на котлеты». А он в скулу. «Рехнулся? – говорю я. – Вышибу дух ненароком». Тогда он съездил в глаз. Ну, думаю, заплывает. Теперь с ним можно на «ты», думаю, ну и в челюсть его. Еле откачали. «Нечестно», – вопит. Я же и виноватый, – закончил Вася, вздохнув.
Они присели на скамью под шведской лестницей. Из полуподвальных окон били солнечные лучи, на полу лежали светлые полосы. В зале стоял глухой шум ударов и шарканье боксеров. За вислыми канатами два парня в шлемах лениво тыкали друг друга в перчатки – как мальчишки перед дракой. А ты, мол, кто такой?
– А вот и Сивый, – сказал Вася, будто трогая больной зуб.
Сивый, словно в насмешку, оказался иссиня-черным малым с добрым лицом. Он с упоением колотил по «груше» и с притворной кровожадностью поглядывал на Васю. Этакая славная горилла.
Леонид припомнил старое. Как сам когда-то хаживал в секцию и его считали способным. Но все дело испортил нос. Чуть что, и он пускал красную юшку после среднего приличного удара. На этом карьера и кончилась. На третьем спортивном разряде. От воспоминаний зудило руки. Леонид, таясь от Васи, поиграл кулаками.
