Ознакомительная версия.
Марк даже поднялся мне навстречу. Наверное, я на самом деле выглядела неважно. Марк посмотрел на меня виновато – в последнее время он боролся с моей бессонницей чисто по-мужски, что даже в какой-то мере утомляло меня, но, с другой стороны, я, успокоенная, взмокшая и расслабленная, погружалась в спасительный сон. На этот раз он, видимо, посчитал, что перестарался.
Я протянула к нему руки, чтобы он посмотрел, как они дрожат.
– Да ты ничего не ешь! Кофе – это маловато для завтрака. Поешь яичницу хотя бы…
У Марка, к счастью, был отменный аппетит, и я зачастую принималась за еду лишь за компанию с ним. Если бы не он, я, наверное, растеряла бы последние силы.
– Хорошо, я поем. И бутерброд тоже. Хотя не уверена…
Я не знала, что со мной происходит. Мое сознание словно расслаивалось. С одной стороны, я тосковала по Беатрисс и хотела ее увидеть, поговорить с ней, выпотрошить ее всю-всю, понять, что же двигало ею тогда, когда она так поступила со мной, убедиться в том, что она никогда не любила меня, а просто использовала мою психологическую зависимость от нее, привязанность… С другой – я даже боялась думать об этом, гнала от себя эти невыносимые мысли, страдала и плакала, понимая, что история с Беатрисс все-таки сделала свое черное дело и я теперь потеряю веру в людей и даже в Марка… Но все равно, шли дни, мы с Беатрисс время от времени перезванивались, даже встретились пару раз, чтобы пройтись по магазинам и купить мне какие-то необходимые мелочи к свадьбе, и я понимала, что рано или поздно все утрясется, и в наших отношениях, и в моей душе.
…Марк ушел, уехал на работу, оставив меня одну. И сразу же позвонила Беатрисс. Сказала, что срочно хочет увидеть меня, что у нее есть для меня новости. Я попросила ее купить по дороге маринованных огурцов. Краснодарских. Маленьких. Она знала, какие именно я люблю, рассмеялась, сказала, что будет у меня через час с огурцами и капустой. Я подумала еще тогда, что она захочет выпить, потому и вспомнила про капусту.
…Она появилась через полтора часа с пакетами, полными самой разной закуски. Сказала, что дома ей не сидится, что муж уехал из дома еще в шесть утра, он летит в Голландию и вернется только через три дня. Я пожаловалась ей на отсутствие аппетита, и она принялась накрывать на стол.
– Мы с тобой сейчас перекусим и поедем куда-нибудь проветримся, а то ты просто закисла дома. Вот тебе твои огурчики, это краснодарские, а это – немецкие, выбирай…
И вдруг лицо ее изменилось.
– Белка, ты, случаем, не беременна? – спросила она испуганно, как если бы предположила, что я смертельно отравилась. – Ты как себя чувствуешь?
– Тошнит, голова кружится, бессонница, тоска, часто плачу и вообще, если честно, то мне очень, очень плохо… Какие-то предчувствия мучают… Может, мне действительно послушаться Марка и отложить свадьбу?
– Это нервы, – сказала она очень тихо. – Можно было бы отложить свадьбу, но не сейчас, когда осталось четыре дня. И людей уже наприглашали, и вы уже настроились… Это только поначалу кажется, что свадьба – большой и незабываемый праздник. Свадьба – нервное мероприятие. Ты уж перетерпи, постарайся побольше спать, есть, словом, отдыхай, а после свадьбы вы поедете с Марком куда-нибудь…
– Мы проведем неделю в Греции, у какого-то знакомого Марка, у нас уже и билеты есть… – Я говорила это абсолютно будничным тоном, потому что даже предстоящая поездка в Грецию не вызывала во мне никаких эмоций.
Я сидела за столом на кухне, смотрела на разложенную по салатницам и тарелкам еду и понимала, что напрасно затеяла эту встречу с Беатрисс, и еще эти огурцы… Все было острым, соленым, уксусным, болезненным, сжигающим все внутренности…
Я едва успела добежать до туалета. Меня снова вырвало. Беатрисс побежала следом, твердя что-то насчет беременности (в чем я здорово сомневалась, поскольку не чувствовала ее или же просто не была готова к ней).
А потом со мной сделалась истерика. Меня словно прорвало. Все эти полгода, что я носила в себе обиду, но старалась изо всех сил оправдать поступок Беатрисс, теперь превратились для меня в большую часть жизни, заполненную до краев предательством и злом, а в ушах моих зазвучал, оглушая меня, издевательский хохот Беатрисс… Я набросилась на нее с воем, обвиняя во всех смертных грехах; рыдая и размазывая по щекам слезы, бросала ей в лицо, как шматки грязи, слова обиды и гнева, я в бешенстве отвешивала ей пощечины и вообще готова была, как мне кажется, убить ее… А потом, выплеснув все это из себя, исторгнув, я с ужасом увидела перед собой разбитое лицо Беатрисс, распухший, в крови нос, ссадины на щеках от моих колец и ногтей и бросилась ее успокаивать, просить у нее прощения. Она тоже плакала, обнимая мою голову и, всхлипывая, говорила, что давно ждала этой моей реакции, что это нормально, а то, как я вела себя раньше, – настораживало ее и заставляло постоянно находиться в напряжении, бояться меня. Потом мы выпили водки. Моя тошнота прошла. Я успокоилась. Беатрисс уехала домой, сказала – зализывать раны (я сама сделала ей примочки и замазала царапины крем-пудрой), а я, перемыв посуду, легла спать.
Я проспала довольно долго, а когда проснулась, приготовила ужин, привела себя в порядок и стала ждать Марка. Все ломала себе голову, рассказать ему о приходе Беатрисс или нет, признаться в том, что мы с ней наконец-то во всем разобрались, что я сделала то, что давно должна была сделать, что высказала ей все, что накопилось в душе, правда, реакция моя на ее отвратительный, мерзкий поступок оказалась запоздалой, но что теперь все осталось в прошлом, что я излечилась от своей ненормальной любви к подруге и что это никакая не любовь, а тянущийся с детства след болезненного обожания и даже зависти…
Решила, что Марку рассказывать ничего не стану. Это наши с Беатрисс отношения. И ни один мужчина не стоит того, чтобы так обнажать перед ним душу. Тем более Марк, так хорошо знающий Беатрисс, так долго скрывал от меня свои с ней дела…
Марк пришел и первым делом спросил, как я себя чувствую, ела ли я что-нибудь. Я сказала, что чувствую себя прекрасно, и тогда он предложил мне поужинать где-нибудь в городе. Это было как раз то, что надо. Я вымыла волосы, уложила, оделась, подкрасилась, и через час мы с ним уже мчались по вечерней, плывущей среди разноцветных огней Москве, и голова моя кружилась от ощущения полного счастья и какой-то невесомости, нереальности происходящего… Марк, одной рукой держа руль, другой поглаживал мою руку, и у меня от удовольствия закрывались глаза, перехватывало дыхание… Он говорил мне что-то о своих делах, о том, что он выиграл большое дело, что его подзащитный теперь на свободе и очень благодарен ему, что Марк получил хорошие деньги и мы теперь сможем купить мне машину, а если я захочу, то дом где-нибудь на море… Мы поужинали в маленьком ресторане на Арбате, я выпила довольно много вина и захотела танцевать. Марк, радуясь моему душевному и физическому выздоровлению, пригласил меня на танец, а потом разрешил мне потанцевать с каким-то парнем, который весь вечер не спускал с меня глаз, а когда мы с ним танцевали, сказал мне на ухо, что влюбился в меня с первого взгляда и что он приглашает меня на балкон покурить… Курить я отказалась, вернулась за столик, допила вино и чуть не уснула на уютном плюшевом диванчике…
Марк немного выпил, а потому вел машину очень осторожно, никого не обгоняя и словно наслаждаясь ездой и вдыхая прохладный воздух ночной Москвы…
Дома, пока Марк ставил машину, я помылась, надела пижаму, хотела его дождаться, но не смогла – наверное, сразу же уснула. И снилась мне наша лестница, устланная толстыми, движущимися по направлению к нашей двери змеями…
Ночной звонок всегда заставляет сердце биться быстрее, а в голове одна за другой распускаются, как ядовитые цветы, тревожные мысли… Так было и в ту ночь. Снова ночной звонок. На этот раз телефонный. Марк спал так крепко, что даже не проснулся. Я схватила трубку и отчетливо услышала голос Беатрисс.
– Белка… Проснись. Это очень серьезно. Очень тебя прошу, возьми такси и приезжай ко мне, мне очень плохо… Ты даже представить себе не можешь, что я натворила…
Это было уже слишком. Я хотела ей ответить, что она мне только снится и что я никуда не поеду, но в это время проснулся Марк.
– Это Беатрисс, – сказала я. – Мне приснилось, что она просит о помощи…
Я сидела на постели, растревоженная, расстроенная тем, что мои кошмары, оказывается, еще не кончились. Или, быть может, кончились одни и пришло время других?
– Белла, родная моя, ложись спать, – взмолился Марк, которому я не дала еще ни разу за всю нашу совместную жизнь выспаться как следует. – Мало ли что может присниться…
Я легла, подождала, пока Марк уснет, потом встала, взяла подушку и перебралась в гостиную. Я ждала звонка. Ждала реального звонка от реальной Беатрисс. Ну не могут сны быть такими четкими, такими живыми, как тот голос, что я слышала. Должно быть, я уснула, потому что проснулась, когда часы, огромные напольные часы, пробили три часа ночи. Трубка лежала в изголовье. Мне не спалось. Вместе с трубкой я отправилась на кухню, включила чайник. Дождалась, пока он закипит, приготовила кофе. Плеснула в чашку с кофе молока, достала из холодильника сыр и отрезала довольно большой кусок. Оказывается, я проголодалась. С чего бы это? Ведь я плотно поужинала в ресторане. Трубка лежала на столе. И вдруг взорвалась. Трясущимися руками я схватила ее и прижала к уху.
Ознакомительная версия.
