– Вот, мисс, – сказала она. – Там небольшой дождик, но это не беда. Вы хотите подогреть воду?
– Да, я подолью ее сюда. – Мисс Лэттерли указала на стоящий на плите котел, в котором она помешивала свое варево.
– В Крыму тоже так было? – спросила Мэри хрипловатым шепотом, чтобы не разбудить кого-нибудь из несчастных больных, если только они действительно спали, а не лежали в беспамятстве.
– Да, что-то вроде этого, – ответила медсестра. – Только там были огнестрельные раны, ампутации и гангрена. Впрочем, у нас хватало и больных лихорадкой.
– Я бы не отказалась отправиться туда, – заявила ее помощница, расправив и снова согнув затекшую под тяжестью ведер спину. – Там, наверное, было лучше, чем здесь. Я ведь чуть не вышла замуж за солдата. – Она задумчиво улыбнулась, вспомнив о своей старой любви. – А потом мы с ним расстались, и я вышла замуж за Эрни. Он был простым каменщиком, но любил меня очень нежно. – Мэри слегка потянула носом. – Он не служил в армии – у него болели ноги. В детстве у него был рахит, и это не прошло ему даром. – Она опять потянулась и подошла поближе к плите; мокрые юбки хлопали ее по ногам, а грубые ботинки громко скрипели. – Он умер от чахотки. Он умел читать, мой Эрни. Называл ее капитаном людской смерти. Чахотку, я имею в виду. Он это где-то прочитал. – Заглянув в котел, Мэри подняла ведро и подлила туда около галлона воды, чтобы разбавить кашу.
– Спасибо, – поблагодарила ее Эстер. – Ваш муж действительно был не похож на других.
– Это точно, – согласилась Мэри со стоическим видом. – Я очень о нем тоскую, бедняга. Моя сестра Дора хотела уехать отсюда. Только она не думала, что ее повезут в гробу! Правда, она пока еще жива. Выбраться из этих мест мало кому удается, но ее это не пугало. У нас тут жила одна девушка, Джинни Мотсон, красивая и умная, вроде вас. Я не знаю, что с нею стало теперь и куда она переехала… кажется, куда-то ближе к западу. Она здорово изменилась. Научилась разговаривать как следует и вести себя как настоящая леди – по крайней мере, стала похожа на леди.
Эстер едва сдержалась, чтобы не сказать, что эта Джинни, скорее всего, попала в какой-нибудь бордель. Ей не хотелось омрачать столь желанную мечту, как мечта о свободе.
– Она, наверное, вышла замуж, – продолжала жительница трущоб. – Я на это надеюсь, она мне нравилась. Вам принести еще воды, мисс?
– Пока не надо, спасибо, – ответила медсестра.
– Ох, там кого-то рвет, какого-то беднягу! – Схватив кастрюлю, Мэри бегом бросилась на помощь.
Из темноты появилась Энид, находившаяся на противоположной стороне склада. Лицо ее казалось совсем бледным, густые вьющиеся волосы чуть сбились набок, а спереди на платье застыло вытянутое пятно свечного сала.
– Тот мальчик в дальнем конце совсем ослаб, – хрипло проговорила она, – боюсь, он не доживет до утра. Я готова пожелать, чтобы он поскорее умер и перестал страдать, а когда он умрет, я буду жалеть, что это случилось. – Всхлипнув, она убрала с глаз прядь волос. – Не правда ли, смешно? Я впервые увидела его всего несколько часов назад, а теперь у меня в душе все переворачивается от жалости. А ведь я даже не слышала, как он разговаривает!
– Это неважно, сколько ты знакома с человеком, – шепотом ответила Эстер, щедро сдабривая кашу солью и сахаром – людям следовало скорее восполнить то, что потерял их организм во время болезни.
На нее неожиданно нахлынули ее собственные воспоминания о солдатах, которых она видела, может быть, всего лишь час или два – их искаженные страданиями лица тем не менее крепко запали ей в память, как и мужество, с которым многие из них терпели боль от ран и сломанных костей. Образ одного раненого до сих пор отчетливо вставал перед мысленным взором девушки. Вот и сейчас его перепачканное запекшейся кровью лицо как будто смотрело на нее из котла с кипящей кашей. Она вновь увидела его искривленные в вымученной улыбке губы, светлые волосы и усы и кровавое месиво на месте правого плеча. Он умер от потери крови, и мисс Лэттерли была бессильна чем-нибудь ему помочь.
– Наверное, ты права. – Рэйвенсбрук взяла стопку тарелок, сморщив нос от острого запаха джина, и принялась разливать половником понемногу каши в шесть из них. – Я не знаю, кто тут в состоянии есть, но нам все-таки стоит попытаться их накормить. – Она с грустным видом посмотрела на кашу. – Она такая жидкая… У нас что, нет больше овсянки?
– Пусть лучше будет пожиже, – ответила Эстер. – Им нельзя много есть, сейчас главное – давать им больше жидкости.
Энид тяжело вздохнула, а потом, наверное, поняла, почему они не стали просто поить больных водой. Она сама, скорее всего, захлебнулась бы, если б попробовала сделать хотя бы глоток, зная, откуда взяли эту воду. Молча взяв тарелки с кашей и ложки, женщина занялась медленным и утомительным делом, помогая одному больному за другим проглотить ложку каши – так, чтобы его при этом не стошнило.
Ночь тянулась нескончаемо долго. Обширное помещение наполняли напоминающие о болезни запахи и звуки. В дрожащем свете медленно сгорающих свечей во все стороны двигались огромные тени. Часы показывали около трех, когда вернулся Кристиан. Калландра приблизилась к Эстер. Под глазами у нее от усталости залегли темные тени, и она перепачкала юбки, помогая кому-то из самых тяжелых больных.
– Поспи несколько часов, – тихо проговорила она, наклонившись к медсестре. – Мы с Кристианом управимся одни. – Слова, казалось, вырвались у нее сами собой, однако мисс Лэттерли понимала, что значили для подруги их с Беком имена, произнесенные вместе. – Ближе утру мы тебя разбудим.
– Мне хватит пары часов. – Девушка не хотела так легко уступать старшей подруге. – Разбудите меня где-нибудь часов в пять. Как дела у Энид?
– Я уговорила ее отдохнуть, – чуть улыбнулась леди Дэвьет. – Иди спать. Нельзя оставаться столько времени на ногах. Если ты не отдохнешь, от тебя не будет толку. Ты сама не раз так говорила мне.
Эстер с унылым видом пожала плечами. Отрицать собственные слова казалось ей нечестным поступком.
– Приглядывайте вон за тем мальчишкой слева. – Она указала на маленькую фигурку, съежившуюся на боку примерно в двадцати футах от них. – У него вывихнуто плечо. Я вправила его, но он вывихнет его опять, если обопрется на него, когда у него начнется рвота.
– Бедный малыш! – Калландра тяжело вздохнула. – Ему не дашь на вид больше десяти или двенадцати лет… Впрочем, это трудно определить.
– Он утверждает, что ему шестнадцать, – ответила мисс Лэттерли, – только он вряд ли умеет считать.
– Когда это с ним случилось? Я имею в виду плечо.
– Я спрашивала. Он говорит, что попался на глаза Кейлебу Стоуну и тот избил его за дерзость.
Калландра невольно вздрогнула.
– В дальнем конце лежит женщина с порезанным ножом лицом. Она тоже говорит, что это работа Кейлеба Стоуна, но не объясняет, почему он это сделал, – рассказала она. – Это, похоже, очень жестокий человек. Она, судя по всему, до сих пор его боится.
– Ладно, мы вряд ли увидим его здесь, – сухо заметила ее собеседница. – Если только он не подцепит тиф. В заразный барак никто не заявится взыскивать долги, сколь бы велики они ни были, и никто не станет сводить здесь счеты. – Она окинула взглядом склад, напоминавший мрачную пещеру. – То, что они здесь терпят, хуже всякой мести.
– Отправляйся спать, – вновь приказала медсестре Дэвьет. – Иначе ты не сможешь работать, когда буду спать я.
Эстер с удовольствием подчинилась. Девушка боялась даже представить, насколько она устала, иначе ей просто не удалось бы работать дальше. Теперь, наконец, она могла пройти в маленькую комнату по соседству, где лежала куча лишней соломы, и устроиться на ней в темноте, отрешившись от своих обязанностей, позабыв на время об отчаянных стонах и окружавших ее людских страданиях. Ненадолго можно было позволить себе забыть обо всем и погрузиться в забытье сна.
Но солома оказалась колючей. С тех пор как мисс Лэттерли служила в Скутари, прошло уже немало времени, и ощущение полного бессилия перед лицом нечеловеческих страданий успело выветриться из ее памяти, поэтому ей стало не так легко заставить себя думать о чем-нибудь другом. Она по-прежнему напряженно прислушивалась к долетавшим в ее каморку звукам, а тело ее оставалось напряженным, словно ей, несмотря на все то, о чем она сейчас говорила, следовало вновь вернуться к больным и помогать им, не жалея сил.
