– И это все? – удивленно уточнил Лев, ожидавший гораздо большего. – Это единственный звонок, сделанный ею со вчерашнего дня?
– Я же говорил, что с этим гребаным оператором никак не удавалось найти общий язык. Вот только сегодня утром смогли убедить его в необходимости прослушивания, до этого – ни в какую не соглашался, зараза! Пришлось выходить на Министерство связи…
– Да-а, хреново… – сдержанно обронил Гуров. – Из этого диалога мало что удастся выжать. Ладно, работаем дальше. Но у нас есть зацепка – предполагаемый бомж Юрий Михасин. Сейчас опять придется напрячь Валеру Жаворонкова…
В этот момент зазвонил сотовый Станислава. Баллистическая лаборатория сообщила, что пуля с Первухинской исследована по новейшим методикам, с использованием лазерного сканирования. С точностью до девяноста девяти процентов установлено, что в информационной базе данных МВД России оружие, из которого она была выпущена, не значится. О самом оружии удалось установить следующее. Скорее всего, это пистолет «Беретта» итальянского производства, с глушителем.
– Тупик… – отрывисто стукнул кулаком по столу Крячко.
– Не совсем! – невозмутимо возразил Лев, на телефоне внутренней связи набирая номер капитана Жаворонкова.
Он поручил Валерию взять у сотового оператора все имеющиеся данные по владельцу телефона, на который звонила Свербицкая, дополнить их через паспортистов ФМС и попытаться установить его сегодняшнее местонахождение.
– Слушай, – положив трубку, с каким-то многозначительным подтекстом взглянул на Стаса Лев, – для тебя есть очень и очень важное поручение, хотя… и не самого, мне так думается, приятного свойства.
– У нас на этаже засорился туалет, и ты предлагаешь мне прочистить его голыми руками… Да? – едко прищурился Крячко.
– Нет, уважаемый! – рассмеялся Лев. – Все гораздо проще. Надо поехать на выставку «современного искусства» и встретиться там с… кем? Правильно! С «величайшим скульптором современности» Факеем Сольби и взять у него максимум информации о Свербицкой. В том числе и полный список ее любовников. По возможности отработать его весь и найти-таки зацепки, чтобы выяснить, куда же могла ушуршать бесценная наша Стефания… А я быстренько изучу все, что мне тут Валера сбросил на почту, и поеду общаться с Риммой, выжимать из нее дополнительную информацию о Свербицкой. Потом, если, бог даст, отыщутся следы этого самого бомжа Михасина, поеду беседовать с ним…
Потерев ладонью темя и ухмыльнувшись, Крячко предложил с хитроватым огоньком в глазах:
– Римма, говоришь? А давай-ка я к ней съезжу? А? Думаю, договориться с ней мне будет легче. А ты – к этому самому Факею… Ну и имя же он взял себе, придурок!
Немного подумав, Лев пожал плечами и с сомнением в голосе спросил:
– Попробуешь ее, так сказать, обольстить? Получится ли? Она на мужиков смотрит как на каких-то монстров, как на зомби, вылезших из могил. Она на меня смотрела, как на графа Дракулу, который пришел, чтобы выпить ее кровь… Нет, если у тебя получится с ней… м-м-м… договориться, то я как бы не против.
– Лева, спасибо, дружище! – просияв улыбкой, широко развел руками Стас. – Ты избавил меня от самой противной встречи, каковая могла бы изгадить мне весь сегодняшний день и всю неделю наперед. Обещаю: с Риммой буду вежлив, как аглицкий денди, и деликатен, как парижский ловелас. Кстати! Учитывая особую пикантность намеченной акции, раньше вечера вернуться не обещаю.
– Ладно уж, неотразимый ты наш! – Гуров безнадежно махнул рукой. – Только учти, с ней в квартире находится дочка Свербицкой. При ребенке-то, надеюсь, обольстительством заняться не надумаешь?
– Ха! Для этого есть кафешка, ресторан. Две «пятерки» у меня в кармане имеются, для скромного кутежа этого вполне достаточно. Итак, ее координаты?
Когда Стас скрылся за дверью, Лев лишь сокрушенно покачал головой, все еще мучаясь сомнениями – не зря ли он согласился на эту весьма сомнительную рокировку?..
Но нужно было браться за дело. Он вошел в почту и открыл первый по очередности файл. Это была короткая информация, взятая из анналов ФМС, которая давала самые общие сведения о Свербицкой. Как явствовало из этого материала, Стефания Свербицкая, восемьдесят пятого года рождения, уроженка села Ужовщина Львовской области, появилась на свет в семье школьного учителя Опанасия Свербицкого. Мать Стефании – Ликсандра, работала в совхозе бухгалтером.
В начале двухтысячных Стефания окончила школу – к той поре семья перебралась в Львов – и поступила в Украинский национальный университет, где ее отец преподавал историю Украины. В две тысячи четвертом вышла замуж за львовского бизнесмена Дато Ларидзе, семидесятого года рождения. Через год родилась дочь, и в том же году супруги развелись. В две тысячи девятом Свербицкая приехала в Москву, где при поддержке львовской диаспоры сумела получить вид на жительство. Год спустя вступила в брак с жителем Москвы Борисом Вологодцевым, старшим научным сотрудником НИИ геологоразведки и недропользования. Гражданство получила в две тысячи пятнадцатом. Зарегистрирована по месту жительства на улице Стрелецкой. Тут же имелось официальное фото для паспорта.
Следующий материал был об Опанасии Свербицком. В юбилейной публикации какой-то западноукраинской националистической газеты, посвященной шестидесятилетию героя статьи, в высокопарных тонах описывался «славний шлях» Опанасия, прошедшего путь от простого школьного учителя до профессора университета. В частности, там говорилось о том, что с самых юных лет Опанасий мечтал об избавлении «ридной нэньки» Украины от «жестокого москальского ига».
В конце восьмидесятых он был одним из создателей антисоветской националистической газеты «Слово правди», которая бесплатно распространялась по украинским городам и весям. После распада Союза его пригласили работать во вновь созданный УНУ, где он написал свою первую монографию «Корiннi вiдмiнностi мiж українцями та росiянами» («Коренные различия между украинцами и русскими»). Автор статьи, захлебываясь от восторга, особо подчеркивал, что в своем «научном» трактате Опанасий Свербицкий первый заявил о том, что «москали» даже анатомически отличаются от «благородных укров». Дескать, по всем своим параметрам «москальский» этнотип соответствует самым примитивным и отсталым азиатским этнотипам. А это, по мнению профессора Опанасия, означало одно: русские, названные им «эволюционным биологическим мусором», – люди низшего сорта.
Перечисляя многочисленные заслуги Свербицкого перед «демократичною Украиною», в числе прочих автор назвал и содействие приходу к власти Ющенко, и февральский переворот, поименованный «народно-освободительной революцией», и поддержку карательной АТО, и многочисленные книги и статьи, способствующие «демоскализации» Украины.
Читая этот опус, Лев не мог не рассмеяться явной недалекости как самого автора, так и восхваляемого им «истинного украинского патриота». Это многозначительное надувание щек и потуги изобразить из маразматичного укрофашиста некий символ свободы смотрелись жалко и глупо. Впрочем, как оказалось, так думал не один только Гуров.
В трехлетней давности судебном очерке львовской городской газеты с напыщенным гневом и дешевым пафосом повествовалось о том, как в одну из ночей некий «пидлий зраднык» (подлый изменник) измазал дегтем ворота богатого особняка «шановного (уважаемого) професора» и написал на них «Фашистская тварь!». Местные «слидчии» при поддержке патриотично настроенных «волонтерив» нашли-таки «видщепеньця» (отщепенца), каковым оказался местный житель, двадцатилетний Иван Осадчий, который на следствии рассказал, что в день празднования Дня Победы на его деда-фронтовика напали трое студентов Украинского национального университета и, нанеся старику побои, сорвали с него боевые ордена.
Тот «патриотичный» инцидент местные правоохранители оставили без внимания. И тогда внук фронтовика, тоже студент, только харьковского технического вуза, приехав в гости, решил по-своему отквитаться за унижение деда. Узнав о том, что именно Свербицкий призывал «справжних (истинных) патриотив» расправляться с ветеранами Великой Отечественной, он и устроил протестную акцию такого рода. Завершая материал, автор не без злорадства сообщил, что за «злистне хулиганство» Ивану Осадчему дали год заключения, заодно исключив из вуза.
«Ну, тогда понятно, что за семейка породила такую отмороженную стерву!.. – мысленно отметил Гуров. – Что папаша – сволочь, каких поискать, что его доченька – тоже инфекция еще та… Парня только жалко, трудно ему придется. Ему теперь одна дорога – или на Донбасс, или к нам, в Россию». Впрочем, оба этих материала, хоть они и были достаточно познавательными, в плане расследования оказались «мимо цели». Зато следующий файл содержал в себе статью тоже украинской, но «левой» газеты. И вот там содержалось нечто интересное о Стефании.
