Тартаковская почувствовала на себе взгляд Сергея, повернулась к нему лицом и небрежно спросила:
- Вы из этой... как ее?.. народной дружины?
- Нет. Я инженер.
- Как же вы сюда попали?
- Случайно. Меня остановили на улице, попросили стать понятым, я и согласился.
- Захотелось поглазеть, как эти хамы унижают невинных? - Тартаковская брезгливо поморщилась. - Вы что, садист?
Сергей нахмурился и опустил голову.
- Не представляю себе, зачем порядочному молодому человеку тратить время на такие гадости? - продолжала Тартаковская. - Приятнее сходить с женой в ресторан или, на худой конец, в театр!
- Я холост, - сказал Сергей.
Тартаковская бесцеремонно окинула его с головы до ног долгим, оценивающим взглядом, неожиданно улыбнулась и резко переменила тон:
- Что-то мне захотелось согреться... Не выпьете со мной рюмочку?
- С большим удовольствием.
- Даже так? - Тартаковская кокетливо повела плечами, сбрасывая плед.
Она вскочила с диванчика, с поразительной быстротой нарезала балык, ветчину, лимон и хлеб, достала из серванта коньяк "Двин" и поставила все вместе с приборами на угловой столик возле дивана.
- Сядьте поближе ко мне, - игриво сказала Тартаковская. - Здесь вам будет удобнее. - Сергей не заставил себя уговаривать.
- Не люблю, когда мужчину и женщину разделяет стол, - проворковала Тартаковская, прижимая локоть Сергея к своей пышной груди. - Настоящий мужчина должен с волнением прислушиваться, как трепещет сердце женщины!
"Ну ты штучка! - подумал Сергей, стараясь не рассмеяться вслух. Прожженная бестия!"
- Познакомимся? - Тартаковская придвинулась еще ближе, обдав Сергея запахом французской косметики. - Меня зовут Мара, Марочка! А вас?
- С-станислав, - Сергей слегка запнулся, чуть было не назвав свое настоящее имя.
- Я буду звать вас Стасиком! - воскликнула Тартаковская, наполняя узкие рюмки. - Как вы относитесь к соломенным вдовушкам?.. Выпьем?
Сергей потянулся к рюмке и искоса взглянул на Тартаковскую. При ближайшем рассмотрении даже первоклассная косметика не могла скрыть блесток седины у корней крашеных волос, дряблости кожи под глазами и морщин на короткой шее. Да, от старости не спастись, подумал Сергей, смакуя ароматный коньяк.
- Налейте себе еще и ешьте балык, - угощала Тартаковская. - Я слабая женщина, чуточку старше вас, а вы молодой, сильный, вам полезно подкрепиться. Пускай у тех хамов, которые роются в моих вещах, урчит в желудках, а вы должны быть сытым.
- По-видимому, они уверены, что вы храните чужое имущество, - сказал Сергей, понадеявшись, что такой оборот беседы притормозит сексуальные поползновения "соломенной вдовушки".
- С какой стати мне прятать у себя цацки Рогова? - Тартаковская сделала большие глаза.
- Отчего же они пришли именно к вам?
- Идиоты и хамы! Им наплевать на покой честных людей.
- Тогда вам нечего волноваться.
- Единственное, что меня волнует, - это ваше присутствие, Стасик, шепотом призналась Тартаковская, снова придвигаясь к Сергею. Она положила голову ему на плечо и начала перебирать пальцы его правой руки. - Погадать вам?.. Мужественная рука... Ее обладатель наделен магнетической силой кружить головы бедным женщинам. Что же ждет его самого?..
Гадание, однако, не состоялось и Сергей не узнал своего будущего, так как за дверью послышались шаги. В кухню вошли капитан и Вороновский, а вслед за ними приковыляла старушка Жеведь.
Тартаковская тотчас отпрянула от Сергея и настороженно уставилась на вошедших.
- Василий Васильевич, ты глянь, нет ли чего на кухне, а я засяду за протокол, - усталым голосом сказал капитан, опускаясь на стул. - Уж ночь на дворе, а нам еще ехать на Литейный.
- Здесь вроде не должно быть... - Вороновский присел на корточки у раскрытого им кухонного шкафа. - Посуда ихняя, крупы, макароны, банки с вареньем, разная хурда-бурда...
- Это еще как сказать, - глубокомысленно заметил капитан, укладывая лист копирки между бланками протокола обыска. - Припомни, как нас ориентировали на переподготовке. Один ушлый спекулянт в Тбилиси прятал золотые монеты в соленых помидорах, а бриллианты в банках с абрикосовым вареньем. Вынимал косточки, а заместо косточек вставлял камушки.
- Стоит ли нарушать ихние банки? - с сомнением в голосе высказался Вороновский. - Я так мыслю, что ценностей там нет.
- Будь другом, все же глянь их на свет.
- Ну, товарищи милиционеры, что скажете? - сладеньким тоном спросила Тартаковская. - Убедились, что зря старались?
- В чем надобно, в том и убедились! - рявкнул капитан. - Гражданка, не мешайте работать.
- Не орите! - осадила его Тартаковская. - Ничего не нашли, так решили выместить злобу на беззащитной женщине?
- Не нашли? - с издевкой переспросил капитан и вытряхнул на столик содержимое бумажного пакета. - А это что?
Сергей приподнялся и увидел причудливые золотые фигурки, звезду с драгоценными камнями, три темно-красных сафьяновых футляра и несколько перетянутых аптекарской резинкой пачек с валютой.
Тартаковская смертельно побледнела и прошептала в полной растерянности:
- Не понимаю...
- Вы мне эти штучки бросьте! - оборвал ее капитан. - Не на таковского напали!
- В жизни их не видела, - упавшим голосом бормотала Тартаковская.
- Да ну?! - Капитан осклабился. - Прямо чудеса в решете!
- Где вы их нашли? - Голос Тартаковской отвердел.
- В потайном местечке, Мария Сигизмундовна, под левой тумбой письменного стола в вашей спальне, - сообщил Вороновский.
- Бред какой-то! - заявила Тартаковская.
- Интересно девки пляшут, по четыре штуки в ряд! - Капитан злобно скривился. - Василий Васильевич, как тебе это нравится?
- Обожди, давай спокойно разберемся, - предложил Вороновский, закрывая дверцу шкафа. Он присел к столу рядом с Сергеем, вытащил из кармана мятую пачку "Шипки" и закурил. - Послушаем, что нам скажут.
- Недавно я купила этот письменный стол в мебельной комиссионке и знать не знала, что там есть какое-то потайное отделение, - объяснила Тартаковская. Клянусь всем святым!
- Ай-яй-яй! - загоготал капитан. - Ну, потеха!
- Павел Андреевич, а я верю гражданке Тартаковской, - вступился за нее Вороновский. - У меня было два сходных случая, когда хозяева квартиры не были осведомлены о наличии тайников. А потом - это ведь не нашего ума дело. Мы оперсостав, так чего даром ломать голову?
- В этом ты прав, старший лейтенант, - нехотя согласился капитан, внимательно разглядывая восьмиконечную звезду. - А брошечка-то с изъяном - два луча погнуты, на одном недостает шести камушков, а на другом... четырех. Надпись вроде... славянской вязью... - Он прочитал по складам: - "За веру и верность". В царское время, видать, вороватый мужик женке поднес. Из моряков, должно, - эмалька в синь отдает, морской колер.
- Капитан дальнего плавания, - на полном серьезе заключил Вороновский.
- Верная, небось, женка была у моряка, блюла себя строго, - с горестным вздохом размышлял капитан, почесывая затылок. - Не чета нашим лярвам.
- Давеча заскочил я в дежурку, у нас там репродуктор, - Вороновский почему-то адресовался к старушке Жеведь. - А в обед, как водится, транслировали концерт по заявкам радиослушателей. И, знаете, жалостливо так пели песню аккурат из того исторического периода, что и эта вот брошечка. - Он распрямил плечи и затянул хрипловатым баритоном: - "Ты меня никогда не увидишь, ты меня никогда не разлюбишь..." Слыхали, бабуля?
Сергей увлеченно следил за импровизацией Вороновского и прозевал момент, когда капитан тяжело облокотился на столик, закрыл лицо ладонями и издал булькающий горловой звук.
- Андреевич, родной, ты того... не бери в голову! - Вороновский сочувственно потрепал капитана по согнутой спине и доверительно шепнул старушке Жеведь: - Сердечная травма...
- Гражданка Тартаковская! - зарычал капитан. - Снимайте серьги и кольца, выкладывайте на стол!
- И не подумаю! - возмутилась Тартаковская во всю мощь своего контральто. - Еще чего! Это мои личные вещи, я их не отдам!
- Ничего не знаю! - уперся капитан. - Не рассусоливать!
- Обожди, Павел Андреевич, не горячись, - вмешался Вороновский. - Может, это на самом деле ихнее. Вот бабуся часто виделась с ними по-соседски, спросим у ней.
- Гражданка Жеведь, вы подтверждаете, что серьги и кольца гражданки Тартаковской вы прежде видели на ней? - строго спросил капитан.
Молчаливая старушка приблизилась к Тартаковской, низко склонилась к ее уху, а затем поочередно поднесла ее руки к своему лицу, словно собираясь поцеловать, и часто-часто закивала головой.
- Ейные они, сынки, Марии-Сигизмундовские сережки и колечки, - подтвердила она. - Который год Мария Сигизмундовна в них ходют. Верно говорю.
- Вот видишь, - с удовлетворением заметил Вороновский. - Мы же должны произвести выемку только тех предметов, которые не принадлежат гражданке Тартаковской. Так зачем же таскать ее вещички туда-сюда?
