Ознакомительная версия.
Впрочем, удивляться такому настрою не приходилось. Антиквары, как давно заметила Александра, дружили крайне редко. Их отношения часто носили характер хорошо замаскированной ревности, как у грибников, собирающих грибы в одной роще.
– Ну хорошо, давайте поторапливаться! – Варвара первая направилась к выходу. – Нас никто ждать не будет. Я предлагаю пойти пешком. Тут всего-то ничего…
– Подожди! – воскликнула Александра, с помощью Элька надевавшая на ходу свою куртку. – Тут же одна минута до автобусной остановки, там сядем на прямой автобус до Центральной станции…
– Я хочу пройтись! – отрезала Варвара и вышла, хлопнув дверью. Колокольчик оскорбленно взвизгнул.
Эльк открыл дверь перед Александрой и, придержав ее, вышел последним. Оказавшись на набережной, они увидели уже только спину Варвары, которая независимо удалялась в сторону центра по Лоирсграхт. Им ничего не оставалось, как двинуться следом.
Погода вновь переменилась. Небо затянула тонкая серая пелена, ветхая, как истлевшая в сундуке кисея. Тут и там в разрывах облаков синело небо. Дул сильный ветер, яростно обрывавший последнюю желтую листву с деревьев на набережной.
Эльк взял было Александру под руку, но тут же отпустил. Спустя минуту художница поняла причину этого неловкого маневра – сегодня Эльк особенно сильно прихрамывал и явно не хотел виснуть у нее на локте. Поняла она также и всю подлость тактического хода, совершенного Варварой. Зная, что ненавидимый ею сосед по рынку хромает и без велосипеда передвигается с трудом, она затеяла прогулку протяженностью километра на полтора. Это была хотя и небольшая, но ощутимая, причем физически, месть.
– Я бы все-таки поехала на автобусе, – заявила Александра.
– Если ты думаешь, что мне трудно идти… – Эльк усмехнулся, обматывая вокруг шеи серый шарф грубой домашней вязки. – Совсем нет. Зимой я всегда сильнее хромаю, не обращай внимания. Знаешь, я постоянно о тебе вспоминал…
– Я тоже! – вырвалось у художницы.
– Я имею в виду, вспоминал не из-за сделок, которые ты мне устраивала, – уточнил Эльк. Он говорил спокойно, шел не торопясь, не сводя внимательного взгляда со своей спутницы. – Часто думал, как ты живешь, что делаешь… По почте не очень-то побеседуешь… А ты в каждом письме писала, что никаких дел в Амстердаме пока не предвидится.
– Вот видишь, все-таки приехала. – Александра тоже замедлила шаг, приноравливаясь к походке своего спутника. Фигура Варвары давно исчезла из вида. Та, судя по всему, обиделась смертельно. – Правда, с делами пока ничего не выходит, но… Хотя бы с тобой увиделась.
– А какие были планы? – поинтересовался Эльк.
Александра не видела причины что-либо скрывать от своего друга и честно рассказала ему всю историю исчезновения московской приятельницы, не скрыв и содержания оставленного в отеле загадочного письма.
Часовщик с Де Лоир не был знаком с Надеждой, хотя сама Пряхина сразу вспомнила его, когда Александра два с половиной года назад рассказывала ей о своем новом знакомстве.
– …Такой высокий, в золотых очках, нордического типа? Хромает, как Байрон? – уточнила тогда Надежда, выслушав историю знакомства. – Приметный! Видала его на рынке… Правда, не общалась. Мне показалось, он немножко со странностями.
– Мы все со странностями! – заметила Александра, и приятельница полностью с ней согласилась. На том их разговор об Эльке Райнике и кончился, чтобы никогда не возобновляться…
И вот сейчас, остановившись на набережной, слушая ее рассказ, Эльк озадаченно хмурился, слушая описание внешности Надежды.
– У нее такие хвостики за ушами, как у девчонки! – Александра показала, где у приятельницы были хвостики. Эльк покачал головой:
– Не помню, не обратил внимания. За день перед глазами проходит столько людей… Да, все, что ты говоришь, очень странно. И она даже не поздравила девочку?
– Ни словом. А ведь столько сил и времени на нее положила…
– Дай мне записку! – попросил Эльк. Открыв конверт, полученный Александрой в отеле, он с минуту рассматривал вложенный в него лист, словно надеялся увидеть что-то, кроме краткой надписи на незнакомом ему языке. Затем вернул письмо Александре. – К сожалению, такого отеля я не знаю. А если бы он был не в Амстердаме, она указала бы город, так?
– Это очевидно! – Александра сунула конверт в сумку. – Да, кажется, Надя переоценила мои способности… Такие загадки решаются с ходу или совсем не решаются.
– А если записку писала не она? – ошеломил ее антиквар. – Почему все надписи сделаны печатными буквами? Она всегда так писала?
Художница не нашлась с ответом. Она впервые подумала о том, что никогда не видела почерка пропавшей приятельницы. А Эльк тем временем продолжал, вновь неторопливо пускаясь в путь, так что она была вынуждена следовать за ним:
– Знаешь, что я предлагаю? Давай вечером вместе пойдем в тот отель, где она оставила письмо. Я тоже считаю, что дело темное. Если ты захочешь обратиться в полицию, я тебе помогу. Без меня ничего не делай!
– Я так тебе благодарна! – У Александры навернулись слезы не то от ветра, бьющего прямо в лицо, не то от схлынувшего напряжения, в котором она жила последние дни. – Если бы ты знал, какие жуткие мысли меня посещали последний месяц, с тех пор, как я все узнала. Мне почему-то казалось… Не стоит этого говорить, наверное…
Она остановилась, покусывая обветренную нижнюю губу, глядя, как ветер крутит в воздухе горсть ржавых листьев. Небо вновь почернело, близился дождь. Эльк стоял рядом, серьезный, молчаливый, сунув руки в карманы пальто, как всегда, расстегнутого.
– Мне казалось, что я никогда больше ее не увижу, – сделав усилие, закончила фразу Александра. – Я думала, что она погибла!
На этот раз мужчина взял ее под руку и уже не выпустил. Так они и шли навстречу ветру, пересекая грахт за грахтом, приближаясь к центру. На Хюденстраат Эльк внезапно выпустил локоть Александры, сделал ей знак подождать и скрылся в одном из магазинов. Спустя пару минут он появился сияющий, с кулечком в руках:
– Это лучший шоколад в Амстердаме! Ну, попробуй! Когда я был маленький, все время просил, чтобы мне здесь купили конфеты, но родители никогда их не покупали…
– Почему? – поинтересовалась Александра, заглядывая в кулечек. Конфеты были восхитительные, даже на вид, и все разные. Она выбрала розовую пирамидку, с золотой съедобной фольгой на макушке.
– Я плохо себя вел! – с похоронным видом заявил Эльк, и оба рассмеялись.
На площади Спей Эльк купил в киоске кофе на вынос, и они продолжали путь, продолжая на ходу поедать конфеты, грея руки о картонные дымящиеся стаканчики. В этом импровизированном пикнике было что-то легкомысленное и, как все легкомысленное – волнующее. Они углублялись в сплетения узких безлюдных переулков, шли по мокрой скользкой мостовой среди накренившихся домов, останавливались, чтобы выбрать в кульке конфеты… Их пальцы соприкасались.
– Давай вот эту съедим пополам! – предложил Эльк, протягивая Александре квадратную конфету из белого шоколада, украшенную цукатом. – Не знаю, почему я взял одну, эта самая вкусная.
Александра откусила половину конфеты, и Эльк безмятежно отправил огрызок за щеку. «Мы ведем себя как дети, укравшие деньги у родителей и тайком накупившие сластей!» – думала Александра, глядя в спокойные серые глаза стоявшего напротив мужчины. В его темно-русых волосах, растрепанных ветром, запутался сухой лист. Ей хотелось вынуть этот лист, но она не решилась – ей было далеко до той выдержки, которую невозмутимо демонстрировал часовщик. «Ведь мы с ним давно не дети! У него серьезный бизнес, магазин в престижном месте, семья… А у меня… У меня ничего нет, и это еще более серьезный повод задуматься о будущем! Жевать на ходу шоколад – прекрасно, конечно. Но завтрашний день накажет меня за сегодняшний…»
– Ты все время такая грустная, – внезапно сказал Эльк, проглотив растаявший шоколад. – Из-за подруги? Мы ее найдем, если она здесь.
– Из-за нее тоже, – с запинкой ответила Александра. – Я просто подумала, что время идет… И навсегда проходит.
– Это не время проходит, – перестав улыбаться, возразил часовщик. – Это мы проходим.
Миновав Рокин, они оказались на Ломбардстиг. Эльк, высмотрев урну, смял опустевший кулек и швырнул бумагу в мусор вместе со стаканчиком.
– Пришли, – объявил он.
Знаменитый аукцион Бертельсманна уже не в первый раз проходил в здании старинного и очень дорогого отеля на Ломбардстиг. Александра бывала здесь однажды, в один из первых своих визитов в Амстердам, и тогда же, сразу и окончательно, убедилась в том, что перекупщикам вроде нее на этом аукционе делать нечего. «Разве найти в Москве сумасшедшего покупателя с бешеными деньгами, который потянет и аукционную цену, и мой гонорар… – думала она, сбрасывая куртку на прилавок гардероба. – Но таких безумцев все меньше. Люди начали считать деньги… Кризис!»
Ознакомительная версия.