У меня в голове все перемешалось. Вот стоит напротив меня человек и со спокойствием мясника рассуждает о том, есть риск в убийстве из пистолета, или яд лучше… А о заповеди «Не убий!» не думает вообще. Сказать, что он ненормальный — я не могу, вроде бы все логично. Свидетель — получай пулю. Но сама посылка, то с чего начались все это логические умозаключения, абсолютно безнравственна. Что значит: «Убью, так как не хочу, чтобы он был»? Мало ли я кого не хочу…
Как оказалось, убийца уже давно говорил на тему, касающуюся непосредственно меня или Тамары, которую я в данном случае заменяла:
— …И когда ты мне позвонила, я понял, что с мамзером пока что не кончено. У него осталась жена, дети, и все они — претенденты на наследство, фамилию и память моего отца. Поэтому я и пришел… — он не сказал: «Убить и тебя», — но я поняла именно так. И наконец произнесла — по-моему, очень глупую фразу, вертевшуюся у меня на языке с самого начала его длинного монолога:
— А я не Тамара. И к вашему наследству никакого отношения не имею.
Он застыл столбом. В глазах промелькнуло недоверие. Дескать, крутит девица…
— Тогда кто ты? — он прищурился, но пистолет не убрал. — Я же видел тебя в кибуце!
— Видели, но не с Йоси, а с моим другом. Я — подруга Тамары, а она сейчас придет.
Словно услышав эти слова, незапертая дверь открылась и на пороге появилась Тамара, собственной персоной.
— Осторожно! — заорала я по-русски. — Тамара, это убийца!
Брескин выстрелил в меня, но я успела слететь со стула и толкнуть плечом стол. Стол упал, подминая под себя торт и варенье, а пуля ударила в столешницу.
Тамара не растерялась. Схватив табуретку, стоявшую в прихожей под телефоном, она размахнулась и стукнула убийцу по голове. Он упал, как подкошенный.
Осторожно вылезая из-за стола, я спросила Тамару:
— Где это ты так научилась?
— Эх, Лерка, побыла бы ты с мое челноком, поездила бы на перекладных за три моря с бебехами, еще бы не так научилась свою жизнь и добро охранять.
Телефон, конечно, был разбит вдребезги. По сотовому я позвонила Борнштейну и дала ему адрес Тамары. Он уже ничему не удивлялся, ничего не спрашивал и приехал через пятнадцать минут.
Брескин начал оживать. Ему надели наручники и двое дюжих полицейских спустили его вниз.
— Знаете, Михаэль, а ведь Сагеева надо отпустить, — сказала я.
— Знаю, — ответил он, — у него есть алиби.
— Интересно, почему же он так долго скрывал? Это была замужняя дама?
— Валерия, — засмеялся следователь, — ну почему вы так банально мыслите? Нет, это была не дама. Сагеев растранжирил деньги Шлуша и боялся в этом сознаться. Поэтому, взяв остаток, он поехал в Иерихон, в казино, чтобы отыграться.
— Разве евреям не запрещено играть в казино на территории Палестинской автономии?
— Только солдатам и ешиботникам. Вот он и хотел поправить свои дела, но вместо этого проигрался дотла.
— Не за то отец сына бил, что играл, а за то, что отыгрывался… — это русская пословица, Михаэль. Вы же любите их собирать.
— Действительно, здесь все завязано на отце.
— Как, и здесь?
— А где еще? Что то вы загадками говорите, Валерия, вам отдохнуть надо.
— Просто я хотела спросить, при чем тут отец Рафаэля?
— Так он не сознавался в том, где был в пасхальную ночь, только, чтобы не навлечь на себя гнев отца. Вы же знаете, что Сагеев — из очень патриархальной семьи. Ну а что здесь произошло?
— Чисто еврейское убийство, Михаэль…
* * *
Домой я ехала одна, Михаэль предложил меня довести, но я отказалась. По дороге я раздумывала о том, что если бы в тринадцатом веке Рамбам не издал закон о наследственном праве мамзеров, то и этого бы преступления бы не было.
На кухне горел свет. Дашка спала, сидя за столом, положив щеку на тетрадку. Рядом лежала раскрытая библия. Я подошла ближе и прочитала: «И Господь обратил внимание на Авеля и на дар его, А на Каина и на дар его не обратил внимания; и очень досадно стало Каину, и поникло лицо его. И сказал Господь Каину: отчего досадно тебе? и отчего поникло лицо твое? Ведь если станешь лучше, прощен будешь, а если не станешь лучше, то у входа грех лежит, и к тебе влечение его, но ты будешь господствовать над ним. И сказал Каин Авелю, брату своему… И когда они были в поле, восстал Каин на Авеля, брата своего, и убил его. И сказал Господь Каину: где Авель, брат твой? А он сказал: не знаю, разве сторож я брату моему?… И сказал Он: что ты сделал? голос крови брата твоего вопиет ко Мне из земли. И ныне проклят ты от земли, которая отверзла уста свои, чтобы принять кровь брата твоего от руки твоей. Когда ты будешь возделывать землю, она не станет более давать силы своей для тебя; изгнанником и скитальцем будешь ты на земле…»
Я тихонько потрепала ее за плечо:
— Даша, вставай, иди спать к себе.
— Ой, мам, ты вернулась, а я задание по Библии делала. Надо ответить на вопрос: «Истинные причины убийства Каином Авеля».
— Ну и что ты ответила?
— Зависть.
Вот и относись после этого к Библии, как к памятнику фольклора.
****конец****
