- Чтоб я вас здесь больше не видел. Здесь Я хожу!
У Вероникиной двери он нашаривает в кармане ключ - на отдельном кольце с брелком. Отпирает.
На полу в коридоре, раскинув рукава, лежит платье, перчатки почему-то валяются, туфли.
Коваль переступает через них, удивляясь непривычному беспорядку, входит в комнату.
Вероника сидит перед туалетным столиком и раскрашивает лицо. С криво подведенными чуть не до висков глазами, с ярким пятном рта - оно похоже на маску.
- Здравствуй, малышка.
Она поворачивается к нему на пуфе:
- Я одинокая кукла Ника. Хотите познакомиться?
Полагая, что это очередная игра, Коваль раскланивается:
- С такой ослепительной девушкой? Весьма счастлив!
- Вот я тебя и обманула! - неприятно хохочет Вероника. - Ты меня не узнал! А я тебя зна-аю.
- Ну и ладно, хватит. Умойся.
Но она снова отворачивается к зеркалу.
- Я сегодня одна. Никого не слушаюсь, - и неверным движением опрокидывает флакон духов.
- Ты пьяна? - поражен подозрением Коваль.
- Не-ет, - хитренько тянет девушка, как ребенок, ждущий, чтобы угадывали дальше.
- Что с тобой? - Иное подозрение, куда страшнее, берет его.
Он подходит, как по воде, поднимает руку Вероники. На сгибе у локтя свежий след укола. И бесспорные следы нескольких прошлых!
- Колешься?!
- А что... так веселей, а тут ску-учно... У него дела... дела, зачем?.. Он сегодня не придет.
Она делает несколько танцевальных па, подпевая вместо аккомпанемента.
Расслабленно падает на диван, смеется.
- Мне хорошо. Давай познакомимся.
Коваль встряхивает ее за плечи:
- Ника! Ты узнаешь меня? Ника!
Сознание ее на миг немного проясняется.
- Д-а... Здравствуй.
- Ты понимаешь, что ты сделала? Ты же станешь ходячим трупом! И я должен это видеть?
Но она уже снова во власти дурмана.
- Нет, он не придет. Я красивая кукла Ника.
Возбуждение постепенно покидает ее.
- Это его подарки... Я все выкину... - бормочет она, растягиваясь на диване.
Если бы Коваль умел плакать - он бы плакал. Но он только говорит через силу:
- Ты для меня была... в этом грязном мире... ты одна.
- Я всегда одна, - сонно доносится с дивана.
Коваль долго молчит.
Наконец, стоя над Вероникой, подводит итог:
- Тебя больше нет. Это не ты. Та спит беспробудно.
И он уходит.
Наутро он сажает Веронику в машину. О вчерашнем ни слова. Она слегка тревожится, но старается это скрыть.
- Куда мы едем?
- Я хочу представить тебя маме.
Веронике странно, о матери Коваля никогда не было речи.
Машина трогается, вторая - в некотором отдалении.
- Ты вчера не был? Я так спала, ничего не слышала.
Это проверка, она не уверена, что все помнит.
- Я был занят.
- А где живет твоя мама?
Коваль молчит. То, что они подъезжают к кладбищу, тоже странно, но, привыкнув подчиняться Ковалю, девушка покорно идет рядом.
У могилы матери Ардабьева Коваль задерживается и, поколебавшись, кладет на нее одну из трех гвоздик, которые несет.
К своей матери приходит с двумя цветками, заменяет ими прежний почерневший букетик.
- Мама, прости, одну твою гвоздику я отдал другой матери. Я чувствую, с ее сыном что-то неладно... А это Ника. Вероника. Я привез ее с твоей родины. Из Касимова. Она похожа на тебя. Как чистый родничок... Но ты все знаешь. Придется расстаться.
Вероника все поглядывает то на него, то на памятник: ей то ли смеяться впору, то ли плакать. Но не решается прервать медленный монолог Коваля.
- Я теперь долго не приду. Ты поймешь...
Коваль делает шаг назад, надевает шляпу.
У ворот Вероника нарушает молчание:
- Странно... но здесь красиво...
- Помолчим до дома, - останавливает ее Коваль.
...Туалет дискотеки.
Тот же торговец снабжает роящихся возле кабинки юных наркоманов.
Появляются и те трое в одинаковых курточках, напоровшиеся у мостика на Коваля.
- Здорово, Боря! Нам этого - вж-ж-ж, - и спрашивающий изображает пальцем винтовое движение вверх, дескать, вздернуться.
- Чтоб сказку сделать былью, - добавляет второй.
- Кончилось. Сегодня только полегче.
- Ну давай полегче. А завтра будет?
- Будет.
- Сытный стал харч. У фирмачей тянешь?
- Нет, свои научились гнать.
Долго неподвижно сидит Коваль в квартире Вероники около кровати. Затем поднимает подушку в изголовье - под ней застывшее лицо девушки.
Вероника мертва.
Рука Коваля поправляет ей волосы, закрывает глаза.
И удаляются его грузные шаги.
Коваль выходит из дома. Разжимает ладонь - ключ с брелком от двери падает в грязную лужу.
Один из "псов" в машине, другой прохаживается.
Коваль показывает, что хочет сесть за руль, телохранитель освобождает место. Оба, как обычно, намерены усесться сзади. Но Коваль рвет с места, заставляет их отпрыгнуть, разворачивается на скорости и уезжает.
...Едет где-то за городом. Темнеет. Он сворачивает на боковую дорогу, ставит машину на обочину. Кладет голову на скрещенные на руле руки и, как нередко бывает с человеком после страшного потрясения, засыпает.
Размахивая игрушечным пистолетом, к Хомутовой вбегает сын:
- Ма, го-ти, го-ти!
- Какие гости, тебе уже спать пора, маленький мой.
- Го-ти!
И тут она слышит посторонний звук, круто оборачивается.
В дверях милиция: Томин, Сажин и несколько офицеров.
Хомутова застывает.
Каким-то чутьем больной ребенок улавливает состояние матери и, защищая ее, нацеливает на пришельцев свое оружие:
- Бах! Бах! Бах!
Коваль просыпается в том же положении, как уснул - на руле.
Непонимающе осматривается, трет затекшую шею. Почему он здесь?
Задним ходом выбирается на большак.
У сельской водопроводной колонки тормозит. Опускает узел галстука, обливает ледяной водой небритое лицо.
...Он подъезжает к дому Вероники, как-то косо и неловко ставит машину боком на тротуар.
Поднимается к квартире. Ищет по карманам выброшенный ключ. Не находит, звонит в дверь. Ждет, прислушивается. Снова звонит. Бормочет: "Где Ника?" Опять безуспешно ищет ключ.
Пожимает плечами, садится на ступеньку...
Поднялся, позвонил последний раз. Пошел вниз. Моторика у него какая-то сорванная.
Он удаляется от подъезда, даже не взглянув на оставленную машину.
...Устало идет по набережной. Вот и любимый островок, где течет своя обособленная жизнь. Дым из трубы. Лает собака.
И вдруг, как оглушающий внутренний удар, - воспоминание, что случилось. В глазах огромная боль. Она растет, делается непереносимой, и в миг, когда он, кажется, закричит, из-за спины раздаются паскудные голоса:
- Здорово, генерал!
- Один сегодня?
С той же болью в глазах, весь в ней, Коваль автоматически поворачивается на голоса.
Три ножа нацелены на него. Те самые парни, которых он здесь проучил.
- Хочешь умереть стоя или на коленях?
Коваль отворачивается от них, словно от чего-то несущественного, смотрит на островок, начинающий таять. Все тише и тише лает собака.
