Причина… Пока что я могу придумать лишь одну причину — ты, покойник Грунский, обретался именно где-то здесь или поблизости.
Да этот тесаный шведский камень. Вдоль дорог такие не валяются. Разве что… Надо позвонить и узнать, где сейчас ремонтируют трамвайные пути. Обычно там можно увидеть брусчатку, сваленную в кучи. Может, таким образом удастся хоть немного установить маршрут, по которому везли Грунского на машине? Не ездили же за камнем специально. Просто он оказался под рукой. Как и электропровод, какой используют при ремонте автомобилей. Преступник решил — надо привязать какую-нибудь тяжесть, заметил шведскую брусчатку, открыл багажник — ничего лучше электрического провода не нашлось. Вот и взял его. Но тут сам собой напрашивается еще один вывод: машина не новенькая, не только что из магазина, а уже такая, когда приходится возить с собой и инструменты, и запчасти.
Утром иду к Шефу докладывать о нашей беспомощности.
Он пьет чай и рассказывает, что, всего несколько минут посидев у раскрытого окна, схватил насморк и кашель.
Мы с Иваром у него на хорошем счету, в лености он нас никогда не подозревал.
Ход работы по делу Грунского у Шефа возражений тоже не вызывает.
— Все нормально, — говорит он хмуро. — У нас все нормально, и у преступника тоже все нормально.
Какая муха его укусила? Неужели не скажет, в чем дело? Излагаю версию о брусчатке, электрическом проводе и автомашине.
— А не идешь ли ты на поводу у Хинтенберга?
— Не понимаю.
— Он фантазер. Так вас занесет черт знает куда, и пройдет целая неделя, прежде чем вы снова выберетесь на верную дорогу. Причем уйдет лучшая неделя — первая.
Я молчу. Шеф, тоже помолчав с минуту, продолжает:
— Это в фильмах все сложно, а в жизни все гораздо проще. Преступник где-то там же, в Садах… Хм… На огородах…
Я все молчу — не хочется выглядеть подхалимом. Ведь и я думаю почти так же. Камень мог оказаться под рукой. Чем больше я теперь брожу по Садам, тем больше убеждаюсь, что там можно найти все что угодно. Чего только я не видел там! Велосипедное колесо с цветными бумажными лентами между спицами — его приладили на вишню для отпугивания скворцов. Зубоврачебное кресло перед верандой: сидя в нем, можно нежиться в лучах закатного солнца. От одного его вида у меня мурашки забегали по коже, но у владельца, видно, не бегают. А добро, перекочевавшее сюда после ликвидации былого великолепия на Большом кладбище: литые чугунные ножки от скамеек и целые скамейки, звенья цепей и целые цепи, мраморные надгробные плиты разных форм, которыми выложена дорожка от калитки до дверей будки. Жаль, что надписями вниз: было бы что почитать. Я, наверно, не удивился бы, увидев даже открытый сундук с золотыми монетами. Так что необычного в том, что где-нибудь возле изгороди лежит булыжник шведской брусчатки? В Риге таких, наверно, не меньше миллиона.
— Ты думал о мотивах?
— Конечно.
— Просто так ведь, от скуки, людей не убивают.
— Мы думаем: драка по пьянке или агрессивное похмелье.
— Да, как ни прикидывай, ничто другое не подходит. Отбить у кого-нибудь жену он вряд ли смог бы, от убийства с целью ограбления он себя тоже дальновидно подстраховал: все свое богатство переводил на спиртное и заливал его в глотку, опасных политических противников, думаю, у него тоже не было… Много вам еще осталось?
— Мы прочистили примерно четвертую часть Садов… Эти Сады неохватны и непроходимы, как джунгли. И с наступлением темноты там делать нечего.
— И рабочий день кончается, — говорит Шеф.
— И рабочий день тоже кончается.
— Как начальник я должен поторопить тебя. А что ты думаешь о гражданском муже его дочери?
— Тогда это случилось бы с большим шумом и на глазах у всего дома. И вряд ли он ходил к Грунскому: гражданскому зятю от старика ничего не нужно было. Скорее, Грунский приходил к нему.
— Я все же поручил разработать версию.
— Спасибо, у нас с Иваром одной заботой будет меньше. Не мешало бы еще кого-нибудь в помощники.
— Сам знаю. Только негде взять. Звонил в районное отделение — тоже нет. Все заняты по горло и выше. На сей раз это святая правда: у них появились тертые домушники, ни дня покоя нет. Чистят квартиры днем, пока люди на работе. Вещи — как в воду — нигде не выплывают.
— Мне рассказывали. Теперь в отделении иногда, говорят, сидит только дежурный, остальные маршируют по улицам и смотрят, не появится ли кто в черных очках, с мешком через плечо.
— Не издевайся над коллегами, тебе тоже маршировать приходилось не раз. Я тебе дам курсантов человек двенадцать, продолжайте садовую акцию. Пусть они ходят и расспрашивают, только ты конкретно объясни им, о чем расспрашивать. Поверь мне, беднягу Грунского волокли совсем недалеко.
— Вблизи канавы ничего нет, мы там все обшарили.
Хотя конец беседы протекал в привычном, нормальном русле, я все же не могу забыть начала. «У вас все нормально, и у преступника тоже все нормально». Это выражение принадлежит не Шефу, оно заимствовано у кого-то другого. Шеф опытный, деловой человек, профессионал и понимает, что такие подстегивания расследование вперед не продвинут.
Однако все проясняется скорее, чем я надеялся. Как только я вернулся в кабинет, раздался телефонный звонок. Это Ирина Спулле из прокуратуры, она говорит, едва сдерживая смех.
— Вы там разыщите убийцу поскорее, а то трудящиеся не решаются по вечерам выгуливать своих собачек!
— Есть сигналы?
— Звонили даже мне! Ваш Шеф, должно быть, здорово получил по шапке. В новых домах возле Садов живет в основном большое начальство. Эти большие начальники сами-то обычно — ничего, а вот средненькие орут во всю глотку. Они, видите ли, привыкли прогуливаться именно там, никакой другой зеленой зоны у них поблизости нет… И так далее. Как в мегафон да с высокой горы! Хоть уши затыкай — а то перепонки лопнут! Ладно, это так, между прочим, для утреннего взбадривания… — В этот момент Ивар изумленно присвистывает и делает гримасу удивления. Сегодня мы еще не успели обменяться с ним ни словом, даже поздоровались, лишь кивнув друг другу. Перед ним на столе заключение экспертизы, и наверное именно в нем он прочел что-то, так его поразившее. Но я не должен отвлекаться, пока Спулле не повесила трубку.
— Короче говоря, сегодня меня в кабинете не будет. Если что горит, звоните по номеру Анды.
— Ясно!
— У вас есть номер Анды?
— Есть.
— Значит, не диктовать?
— Я же сказал, что есть.
— Нехорошо быть таким невежливым, когда разговариваешь с дамой.
— Я обязательно исправлюсь.
— Рада слышать. Желаю успеха в работе!
Ивар уже с довольным видом потягивается на стуле. Его длинные ноги вылезают из-под моего письменного стола — комната у нас небольшая и узкая, и мы свои столы сдвинули вместе. Все равно спинки стульев касаются стены и стирают с нее краску. Окно прямо напротив двери. По своим размерам наша комната, пожалуй, больше подошла бы мужчинам-невеличкам.
— Песок за отворотами брюк. Сзади. Белый песок с небольшой примесью глины. Почва в Садах — ты же сам видел — черная, как смола.
Мы, конечно, думаем об одном: почва за отвороты брюк сзади попадает в том случае, когда человека волокут по земле. Она, конечно, может попасть туда и по другим причинам, но на практике с этим приходится редко встречаться.
Если, конечно, речь идет о нормальном человеке, ведущем нормальный образ жизни. К сожалению, эти два условия трудно отнести к Грунскому.
— Кроме того, на плаще сзади в нескольких местах пятна масла, которое применяют в «Жигулях». Уже отработанного.
— Не был бы он таким вонючим… — начинаю я, но Ивар не дает мне закончить.
— Третье — хлороформ.
— Где?
— В желудке. Если доверяешь моей памяти, хлороформ — довольно сильный яд.
— Спустись в библиотеку и посмотри, нет ли у них чего полезного, а я тем временем внимательно прочту заключение.
Пока Ивара нет, у меня достаточно времени не только прочесть, но и обдумать.
Да, тут действительно написано: «Количество и концентрация позволяют предположить, что совершено отравление, однако оно ни в коем случае не могло вызвать смерть». А кто мне перечислит названия всех тех гадостей, которыми этот субъект охотно накачивался, лишь бы забалдеть? Для врачей «отравление», а для него «кайф». Некоторые для этого глотают таблетки, купленные в аптеке, потом достаточно запить их бутылкой пива; говорят, есть такие, кто нюхает средство для выведения пятен до тех пор, пока восхитительно не закружится голова. В наш век дороги к блаженству бывают сложными и разными — в Америке, например, во время сухого закона всякими суррогатами травились и умирали от отравлений тысячи людей.
Ивар возвращается с раскрытым словарем: «Хлороформ — бесцветная жидкость, растворяется в алкоголе».
— Как будто создан для того, чтобы отправить Грунского на тот свет.
— Теперь меня удивляет усердие, с каким было сделано убийство. — Я встаю. — Поехали, время уходит.
