Ознакомительная версия.
В моей жизни было достаточно черных страниц. Те из них, которые уже пролистала моя память, доставили мне немало душевной боли. Но та, которая открылась передо мной сейчас, пожалуй, чернее всех, ибо она окончательно закрыла мне свет.
Август 1989 года. Я сидел за своим рабочим столом и изучал только что присланную разнарядку из Облснаба. Нашему совхозу выделяли запчасти, удобрения, спецодежду, и мне предстояло ехать в город, чтобы все это получить. В совхозе "Заветы Ильича" я работал уже третий год в должности инженера материально-технического снабжения. Попал я сюда, конечно, не по своей воле. Это был результат распределения.
Люди старшего возраста, наверное, помнят, что в советские времена все образование в нашей стране было бесплатным. В том числе и высшее. Но после окончания ВУЗа каждый выпускник был обязан отработать как минимум три года там, куда его пошлют. В этом был как свой плюс, так и свой минус. Плюс заключался в том, что каждому выпускнику гарантировалось рабочее место. Минус — человека лишали права выбора. Трудно сказать, чего в этой системе было больше, положительного, или отрицательного.
Конечно, я не был в восторге, что после распределения мне досталась такая дыра. Но делать было нечего. Пришлось ехать. Я утешал себя тем, что мой вариант по сравнению с другими был, все же, неплох. Некоторых моих сокурсников направили значительно дальше: на Урал, Дальний Восток, Сибирь.
Жилось мне здесь плохо. Я снова чувствовал себя каким-то чужим. Отношения с людьми, которые меня окружали, в очередной раз не заладились. Я не понимал их, они не понимали меня. Меня раздражали их медлительность и простота. Им не нравилась моя манера себя держать. В результате между нами образовалось полное взаимное неприятие, и, как следствие, — тоска и одиночество. Последнее, разумеется, относилось только ко мне. Меня утешало лишь то, что мне оставалось здесь работать уже недолго. Третий год подходил к концу. А там — заявление об уходе, и прощай это богом забытое место.
Зазвонил телефон. Я поднял трубку.
— Смирнов? — раздался в ней знакомый басок.
— Я, Вадим Николаевич, — без всякого удовольствия ответил я.
Вадим Николаевич Королев являлся директором нашего совхоза. Он был небольшого роста, плечистый и крепко сложенный. Типичный, не лишенный хитрости, деревенский мужик, выпивоха и матерщинник. Я всегда чувствовал себя рядом с ним как-то неуютно. Мне очень не нравились его глаза. В них было что-то нехорошее, что-то зловещее. Да и во всем остальном его внешность была какой-то отталкивающей. Больше всего его уродовал немного сплюснутый нос, который придавал ему мрачное, даже зловещее выражение. Мое подсознание словно предупреждало меня о грозящей опасности. Какой-то внутренний голос постоянно призывал меня держаться от него подальше.
— Слушай, ты, говорят, сейчас в город едешь?
— Да, — подтвердил я. — Разнарядка из Облснаба пришла.
— Отлично. Зайди-ка ко мне.
Не сомневаясь, что на меня опять навалят кучу дополнительных поручений, — это было у нас в порядке вещей, — я встал из-за стола и отправился к директору.
— Заходи, заходи, — кивнул мне Королев, когда я заглянул в его кабинет.
Кроме него, там сидел еще наш агроном, Тимофей Степанович Гунько. Это был худощавый, болезненного вида мужчина, со впалыми щеками. Мне было известно, что его уже много лет мучает язва желудка. Мы обменялись рукопожатием, и я уселся подле директорского стола.
— Хотим тобой убить сразу двух зайцев, — заявил директор. — Нужно на базу отвезти яблоки, а Чугунов опять лыка не вяжет.
Чугунов — это наш водитель, который обычно возил на овощную базу продукцию совхоза: яблоки, лук, капусту, морковь, и прочее.
— Куда ему за руль садиться! — продолжал Королев. — От него разит за километр. Первый же "гаишник" — и прощай права. Так что, выручай. Садись в его "бычок", отвезешь яблоки, а после мотайся по своим снабженческим делам.
От меня не укрылось, что, произнося все это, Королев старался на меня не смотреть, и все время отводил глаза куда-то в сторону. Это было на него непохоже. Обычно он всегда смотрел на собеседника прямо. И смотрел так пристально, что не каждому удавалось выдержать его взгляд.
— Да на это же полдня уйдет, Вадим Николаевич, — возразил я. — Прикиньте сами. Сначала здесь нужно все ящики взвесить и погрузить, затем на базе выгрузить и перевесить. Я просто не успею.
— Успеешь, — сказал Королев. — Все уже давно взвешено и загружено. Садись за руль и езжай.
— Ну, уж нет, — категорично замотал головой я. — Пока я сам все не взвешу и не подсчитаю, своей подписи на накладных я не поставлю. Вдруг что не так — меня потом Приходько со свету сживет.
Упомянутый мною Приходько являлся главным бухгалтером нашего совхоза. Это был маленький, плешивый, брюзгливый мужичонка с острым крючковатым носом и маленькими мутными глазками. Его никто не любил. В совхозе, наверное, не осталось уже ни одного человека, который хотя бы раз с ним ни поцапался. Приходько был тяжел и неприятен. Но эти, кажущиеся на первый взгляд недостатками, качества его характера сливались в одно бесспорное достоинство. Он не позволял никому воровать. И этим многим был неудобен. Приходько был принципиален и щепетилен до ненормальности. Он не упускал ни одной мелочи, трясся за каждую гайку, каждый гвоздь, каждую луковицу, каждое яблоко, каждый вилок капусты. Он даже обычные хозяйственные перчатки выдавал под роспись. Когда я привозил с базы Облснаба какие-нибудь запчасти или материалы, отпущенные нам по разнарядке, Приходько, прежде чем их принять, все тщательно пересчитывал, взвешивал, вымерял. И если вдруг обнаруживалось какое-нибудь несоответствие с тем, что было указано в накладных, он тут же составлял акт о недостаче, даже если разница была копеечная. Суммы недостачи неизменно вычитались из моей скромной зарплаты. И у меня с ним на этой почве регулярно возникали стычки. Впрочем, это относилось и ко всем остальным работникам совхоза. Я боялся, что при взвешивании яблок на овощной базе снова не хватит какого-нибудь килограмма, и мне в очередной раз придется отвечать за него своим и без того тощим кошельком. Именно поэтому я и настаивал на перевешивании.
— Да не бойся ты, — сказал Королев. — Чугунов уже расписался в принятии груза. Ты в документах вообще не фигурируешь. Так что, если что выявится, спрос будет с него.
— И поделом ему, — проворчал агроном. — Будет знать, как напиваться в рабочее время. Ты, Смирнов, не стесняйся. Загони кому-нибудь по пути ящика два. Пусть этот алкоголик попрыгает.
— Да хватит тебе! — махнул на него Королев. — Игорь — человек порядочный. Ни в каких аферах замечен не был. Я уже давно к нему присматриваюсь. Все довезет в целости и сохранности. Правильно я говорю, Смирнов?
— Вы это лучше Приходько скажите, — картинно проворчал я, польщенный прозвучавшей похвалой. — А то он уже замучил меня своими вычетами.
— Да не расстраивайся ты, — улыбнулся директор. — Он даже у меня из зарплаты какие-то мелочи постоянно высчитывает. Для него что директор, что скотник — все равно. Такой уж он человек. Принципиальный. Зато у нас никогда с ревизиями проблем не бывает.
— Ладно, отвезу я эти яблоки, — вздохнул я. — Но если задержусь допоздна — дома в городе переночую, а завтра к обеду приеду.
— Лады, — согласился директор и протянул мне накладные. — Машина стоит на складе.
Я ехал по трассе с открытым окошком, подставляя лицо дувшему навстречу ветру, и размышлял о том, как удачно для меня все складывается. Возвращаться сегодня в совхоз я, конечно, не собирался. Грех упустить такую возможность побыть немного дома. Хоть чуть-чуть отдохну от этих уже опостылевших мне деревенских рож. Только бы побыстрее разобраться со служебными делами. Тогда я даже предположить не мог, что эта поездка окажется для меня роковой, и следующие пути-дороги, через которые мне предстоит пройти, уже не доставят мне радости.
Дорога была хорошей, без выбоин и ухабов. Ее недавно отремонтировали. Машина шла ровно, без скачков, словно плыла по воде, и я получал от вождения самое настоящее удовольствие.
У поста ГАИ на въезде в город меня остановили. Это было не удивительно. Грузовой транспорт всегда досматривают. Я припарковался к обочине, взял сопроводительные документы и вышел из машины.
— Что везешь? — спросил подошедший ко мне мордастый гаишник.
— Яблоки на базу, — ответил я, и протянул накладные.
Гаишник, нахмурившись, стал изучать бумаги.
— Давай посмотрим, — сказал он.
Я открыл двери фургона. Оттуда ударил какой-то резкий, кисловатый, тошнотворный запах.
"Неужели гнилья накидали?" — подумалось мне.
Гаишник прочертил по воздуху своим мясистым носом дугу и поморщился.
Ознакомительная версия.
