— Корнет, я тебя обожаю! Ты знаешь этот анекдот?!
— Я знаю все.
— С ума сойти! Ты классный мужик, корнет! Как хорошо, что я сошла с этого поезда! Сейчас бы сидела в кругу так называемой семьи, умирала от тоски, слушая какую-нибудь предающуюся воспоминаниям бабульку. Ах, ах, ах, какой это был замечательный человек и замечательный художник! Подумаешь! Художник!
— Не жалеешь?
— Разве нам плохо вдвоем? И потом — у меня же уйма времени! Телеграмму мамаше дала, мол, не беспокойся, доехала, все в порядке. Папашино наследство от меня никуда не уйдет, а вот ты можешь сбежать в любую минуту. Представляю себе, сколько у тебя женщин!
— Ты меня обижаешь, дарлинг.
— Дурацкое слово: дарлинг. Болотом лягушачьим попахивает: «Мне, пожалуйста, кофе в постель, дорогой!», «С удовольствием, дорогая!». Тоска!
— А какое слово не дурацкое?
— Ну, например, милая, любимая, неповторимая. Звездочка моя, рыбка, зайка.
— Сентиментальность тебе, вроде, не свойственна.
— Так я ж шучу! Ах, какая это была ночь! С ума сойти!
— «Батончик «Финт» только для тех, кто вправду крут»! Так?
— Умница.
— Маша, ты замечательная девушка, но может быть, стоит брать поменьше рекламных пауз?
— Что-что?
— Надеюсь, что со временем это пройдет.
— И не мечтай корнет!
— Маша, Маша… Ты хотела бы прожить со мной всю свою жизнь?
— Спрашиваешь! Ты — мужчина моей мечты!
— Так может поженимся?
— Корнет!
— Можешь подумать пару дней.
— Обожаю тебя.
— Так не будешь думать?
— Нет.
— Можем подать заявление в ЗАГС хоть сегодня.
— А что мама скажет?
— Ты, вроде, совершеннолетняя.
— Я про твою маму.
— Ха-ха!
— Ха-ха! Короче, раз дело к ночи, то я согласна. Банальный вопрос, но на засыпку. А на что мы будем жить?
— А твое наследство?
— Ха-ха! Не думаю, что папаша, которому до меня всю жизнь не было дела, вдруг взял да и расщедрился! Я незаконная дочь и прав никаких не имею. «Упомянуты завещании»! Ха-ха! Упомянуты!
— Ну, тогда я что-нибудь придумаю. Разве плохо тебе сейчас в моей квартире?
— Да, хорошая квартира.
— Разве мы не ходим в рестораны, разве я не купил тебе платье, которое ты хотела?
— Классное платье.
— Значит, так будет и дальше. Мы будем продавать твои картины. Я развешу их где-нибудь в переходе на стене, сяду рядышком и буду умильно заглядывать в глаза прохожим. Я уверен, что у меня получится.
— Ха-ха! Ты гений, корнет. А колечко? Ты купишь мне колечко?
— Ну, разумеется, куплю. Ну что, за помолвку?
— Эй, гарсон!
— Официант! Девушка очень хочет шампанского!
— Очень хочу. Ха-ха!
В загородном доме Листовых— Что ж, Маруся, ты почти со всеми уже знакома, — Нелли Робертовна поддерживает девушку под локоток, помогая ей пройти по тропинке от ворот, где остановилась машина, до ступенек крыльца.
Дом огромный кирпичный двухэтажный, да еще с мансардными надстройками, весь опоясан кольцевой верандой и флигеля во дворе. С той стороны веранды, которая примыкает к торцу дома, разбит зимний сад. Домочадцы выстроились подле ступенек. Просто одетая женщина лет сорока пяти делает шаг вперед, словно хочет остановить приехавшую с хозяйкой девушку. Нелли Робертовна улыбается.
— Это наша «домоправительница» Ольга Сергеевна. Мы ее так в шутку все называем.
— Очень приятно.
Майе кажется, что эту женщину она уже где-то видела. Словно это был какой-то неприятный сон.
— А вот это…
Бог с ней, с Ольгой Сергеевной. Должно быть, показалось. Главное сейчас — это встреча с хозяином дома.
Майя сразу же догадалась, что высокий сутулый господин в строгих очках — это и есть Георгий Эдуардович. Егорушка на него очень похож, та же скованность движений, потерянный взгляд, неловкие движения. А ведь Эдуард Листов, судя по фотографии, был красивым мужчиной. Что ж ни сын, ни младший внук так на него не похожи?
— Здравствуйте.
— Утро доброе.
— Георгий, это и есть наша Маруся.
— Очень приятно.
— Да что вы как чужие! Маруся, Георгий, вы все-таки брат с сестрой!
Вот этого Майя не ожидала, что из всех этих людей самый близкий человек Марусе Кирсановой ее сводный брат Георгий, который на тридцать лет ее старше. И надо как-то проявить родственные чувства, если не хочется сегодня же возвращаться домой. Ребра-то еще не срослись, и мама сразу догадается, что произошло несчастье. Ах, ребра! Прижалась чуть-чуть, едва коснувшись его щеки:
— Ой!
— Осторожно, Георгий! — тут же вздрогнула Нелли Робертовна. — У девочки сломано два ребра!
— Да я ничего. Потихоньку.
Что же он такой? В этом доме все наоборот: мужественные женщины и женственные мужчины, что Егорушка, что его отец. Говорили еще о каком-то Эдике. А где же Эдик? Везет ей последнее время на Эдиков!
— Верочка, а что же твой сын не приехал?
— Ах, ма шер Нелли, у него все дела, дела…
— В карты, что ли опять играет?
— Ах, это так неприлично, говорить о карточных долгах! К вечеру Эдуард непременно объявится. Или завтра. К вечеру.
— Или не объявится вообще. Удивляюсь, почему его дед не выделил отдельным пунктом в завещании: «Никогда, ни под каким видом, ни единой копейки моему внуку Эдуарду»?
— Я выделю, — неожиданно для всех негромко сказал Георгий Эдуардович. — Отдельным пунктом.
И тут же Вера Федоровна громко ахнула:
— Георгий Эдуардович! Как ты можешь! Ведь это же твой сын! Он так назван в честь знаменитого деда, в честь твоего великого отца!
— Что же ты ему нашу фамилию не дала? Почему он не Листов, а Оболенский? Что, никогда не верила в талант моего отца, Вера? В то, что он станет знаменитым и богатым? А?
А он оказывается зубы показывать умеет, Георгий Эдуардович. Хорошо, что Нелли Роберотовна тут же вмешалась.
— У нас гостья. Прошу сдерживать свои эмоции, девочка еще очень больна, и ей ни к чему знать о наших семейных проблемах. Всех прошу к столу. Как, Ольга Сергеевна, у нас все готово?
— Да-да, просим, милости просим. Одну минуточку только, я сейчас заливное поднесу.
Легкая заминка у ступенек крыльца, наконец, Георгий Эдуардович широким жестом пропускает девушку вперед: «Прошу, прошу!»
На этот раз стол накрыли в парадной комнате на первом этаже. Все должно быть честь по чести раз в дом входит законная наследница половины всего имущества покойного Эдуарда Листова, и этого особняка, быть может, тоже. Все зависит от того, как договорятся о разделе наследства. В парадной комнате Нелли Робертовна распорядилась выставить знаменитый портрет в розовых тонах.
Майя еще слаба, идет медленно, осторожно, а добрый Егорушка тут как тут, поддерживает ее под Руку:
— Осторожно, ступеньки!
Она поднимается на веранду, а потом в сопровождени Нелли Робертовны и Егорушки входит в дом. Дверь широко открыта. Майя щурится, попав из яркого солнечного дня в прохладные сумерки большой комнаты. Почему же задернуты занавески? Ярко освещена только картина, висящая на стене. Наверное, именно к ней в первую очередь хотели привлечь внимание гостьи. Это портрет. Сначала Майя замирает, потому что не может поверить в то, что она видит. Женщина на портрете кажется очень и очень знакомой, только намного моложе, чем та, которую она знает. Совсем юная девушка стоит в березках, держит в руках корзину, полную грибов. Да это же…
— Мама! — на глазах у Майи появляются слезы. Как же это? Почему здесь? И она начинает громко рыдать: — Мама, мамочка… Мама…
— А говорили, что у нее не все в порядке с головой, — сквозь зубы говорит Наталья Александровна, внимательно наблюдающая за происходящим — Все она, оказывается, помнит!
— Видимо, поспособствовало, — усмехается Олимпиада Серафимовна. — Память вернулась.
— Спасибо, Нелли, — пожимает плечами Вера Федоровна. Она все еще переваривает заявление бывшего мужа о том, что он собирается лишить старшего сына наследства.
— Девочка ты моя! — Нелли Робертовна осторожно прижимает к себе плачущую Майю. Сейчас ей почему-то жалко себя, не ее. Такая тоска охватила вдруг, такая тоска! Услышать бы хоть раз в жизни эти слова: «Мамочка, мама!» Ну, почему, за что? — Девочка ты моя!
Георгий Эдуардович отчего-то мнется, неловко протискиваясь за стол.
— Ах, какая трогательная сцена! — притворно вздыхая, говорит Вера Федоровна. — Какой пассаж! В самом деле, ма шер…
— Да помолчала бы ты, наконец! — неожиданно накидывается на нее бывший муж. — Ты хотя бы знаешь значение всех этих французских слов?
— Георгий Эдуардович, как ты можешь?!
— Могу. Но об этом мы с тобой потом поговорим. Сейчас все внимание нашей гостье. Нелли, проси же ее к столу. И остальных рассаживай. Распоряжайся, одним словом.
