– Простите, вы не подскажете, в этом подъезде живет Коновалова?… – молодая женщина сделала паузу, вспоминая не называл ли доктор Дима свою мать по имени, но не припомнив, добавила: – Не знаю, как ее имя-отчество…
Женщина с интересом посмотрела на Иришку и Тимурчика:
– Это я Коновалова. Зовут меня Мария Петровна. А откуда вы знаете мою фамилию?
– Понимаете, – смущаясь начала Ирина, – я сегодня была на консультации у вашего сына, и… и случайно выяснилось, что мы с вами соседи. Вот я и решила, что могу вам помочь… Дмитрий Иванович сказал, что вам помощь нужна… Ну, с огородом… Вот я и подумала…
– Не смущайся, девочка, присаживайся, посиди. Димочка у меня заботливый мальчик, но в инвалиды меня еще рано записывать. Для меня этот огородик остался чуть ли не единственным удовольствием в жизни. Я уже два месяца, как на пенсии, а какие у пенсионера развлечения?
«А как же внучка?» – чуть было не вырвалось у Ирины, но она вовремя остановилась. Правда, ответ на ее непроизнесенный вслух вопрос все-таки последовал:
– Внучка моя, Оленька, у родителей невестки. Они люди обеспеченные, образованные. Конечно, Мила, жена Димочки, доверяет ребенка своей маме. Ее можно понять – свекровь – не мать, а чужой человек.
– Я Милу знаю! Я работаю в университетском виварии, а она приходит туда делать эксперименты для своей диссертации.
– Да, да! Она умница, красавица! Не повторяй ей то, что я про внучку сказала. Она может обидеться, подумает, что я жалуюсь… и тогда я Оленьку… Пойми меня, я вижу, ты добрая девочка, не очерствело твое сердце, не ожесточилось, хотя пережить тебе пришлось немало…
Ирина удивленно посмотрела на милую женщину:
– Вы прямо, как гадалка…
Мария Петровна улыбнулась:
– Ты почти угадала! У нас в семье была одна полутайна-полулегенда. Мне мать рассказывала, что ее свекровь, моя бабка, согрешила в свое время с цыганом, и от этой связи у нее родился сын, мой отец. Когда она познакомилась с красавцем-цыганом, у нее было уже трое детей, но она не обабилась, а оставалась тоненькой, как девочка. Вот черноокий ловелас и соблазнил молоденькую красавицу, но когда узнал, что у нее муж и трое детей – сразу сбежал. О преступной связи узнал супруг, жестоко избил свою гулящую половину, но она выжила и к тому же оказалась беременной. Тут ревнивому мужу стало все ясно – жена собирается подбросить ему кукушонка. Мать мне рассказывала, что мужики в нашем шахтерском поселке очень рано теряли свою мужскую силу. Да это и понятно – работа на шахте здоровья не добавляет. Многие и до сорока лет не доживали, что уж там говорить о каких-то супружеских обязанностях, как это сейчас называют? Вот жены и подгуливали на стороне. Не все, конечно. Видать, бабуля-то моя слишком темпераментной была… А муж-то ее простил, и рос вместе с его родными детьми и цыганенок – мой будущий отец… Что это я так далеко в дебри веков удалилась? Ах, да! Это я к тому, что мне вроде как передалось умение предвидеть будущее и угадывать прошлое от моих неведомых цыганских предков…
– Как интересно вы рассказываете! Так и сидела бы, и слушала…
– А ты заходи ко мне в дом! Соседи ведь, все-таки. К тому же ты знакомая сына и невестки! Так что – милости прошу. Да, и не стесняйся, если с мальчонкой посидеть надо будет – я с удовольствием!
– Спасибо! – смущаясь и краснея сказала Ирина. – Может, вам помочь все-таки с огородом? Вы не думайте, я умею! У меня в Джамбуле был свой огородик…
– В Джамбуле? Так ты что, не местная?
– Да, я в Томске недавно живу…
– И одна с ребенком? Ай-ай-ай! – покачала головой Мария Петровна. – А родня у тебя есть?
– В Томске у меня тетя. А отец в Джамбуле…
– Вижу, мальчишку одна воспитываешь. Не буду спрашивать, почему. А мать?
– Мама умерла восемь лет назад. У отца другая жена.
Мария Петровна обняла Ирину за плечи:
– Бедная, бедная девочка… ты ведь сама еще ребенок… Сколько тебе?
– Двадцать один скоро будет…
– Я была почти такой же, когда началась война… – задумчиво сказала Мария Петровна. – Тяжело одной, среди чужих людей, я знаю по себе. Я ведь Димочку тоже одна воспитывала, так что ведомо мне, что по чем. Так что можешь не храбриться предо мной, пожалуйся, облегчи душу. Легче станет, вот увидишь. Это ведь очень тяжело – держать все в себе. Да и для здоровья вредно. Очень важно иметь рядом человека, которому можно поплакаться. Тетка-то у тебя хорошая, жалеет тебя, помогает?
– Да, я тетю Таню очень люблю, она и с Тимурчиком возится с удовольствием, помогает мне. Это мамина сестра. Она на маму очень похожа. Но у нее двое своих детей, мне неудобно ее беспокоить, да еще и муж ее, дядя Володя, пьет сильно.
– Бедные, бедные наши женщины, сколько приходится им выносить на своих плечах! И тянут, не бросают своих мужей-алкоголиков, деток беспутных до пенсии кормят.
– Вы, наверное, на своего сына не нарадуетесь…
– Конечно, это моя гордость, моя жизнь. Но такая доля, видать, у матерей – как ни больно, но когда-то наступает время, когда приходится рвать по живому. Ты вложила в него все самое лучшее, воспитала, дала образование – а пользуется всем этим другая женщина. Ты с годами поймешь, что такое материнская ревность. Ты ведь когда-нибудь тоже будешь свекровью. Поэтому не хорони себя заживо даже под благородным девизом «посвятить жизнь ребенку»…
– Но ведь вы…
– Я поэтому тебе и говорю, что сама знаю, как это нелегко, быть одной. Но… у меня совсем другой случай. Скажи, ты любишь или любила отца своего мальчика?
Ирина не понимала, как это с совершенно незнакомой всего час назад женщиной она сидит вот так запросто на скамеечке и делится самым сокровенным. Никогда раньше с ней такого не бывало. Даже с любимой тетей Таней они не касались столь деликатных тем. А тут вдруг какая-то соседка с тяпкой, которой ужасно хочется излить свою обиду, свою боль, как самому близкому и дорогому человеку. Может, в ней действительно что-то колдовское, цыганское, которое привораживает к себе?
Ирина и не заметила, как Тимурчик, тихо примостившись у нее на коленках, заснул, тихо посапывая ей в плечо. Но домой ей идти не хотелось – так хорошо и уютно с этой доброй женщиной, так хотелось и дальше слушать ее мягкий голос, делиться своими проблемами.
– Когда замуж выходила, думала, что люблю. Я ведь не знала еще, что это такое – любить. А потом все быстро прошло, как ветром сдуло. Остался вот только Тимурчик…
– Раз ветром сдуло, то любви и не было… – вздохнула Мария Петровна. – Ты еще молодая, встретишь свою любовь. А когда встретишь – главное не потеряй ее. Потому что второго шанса судьба не дает… Смотри, мальчик-то уснул, – переключилась она на другую тему. – Это хорошо, когда ребенок днем спит, говорят, значит у него психика уравновешенная. Вот внучка моя, Оленька, она, правда, постарше немного твоего сынишки, но не спит днем ни за что! И такая шустрая, только успевай ее ловить, пока шкоду какую не сделала! Пойду я уж, наверное, домой. С полевыми работами на сегодня достаточно. А то, может, и ты зайдешь чайку со мной попить?
– Спасибо, обязательно зайду. Только не сейчас. Мне еще к завтрашнему дню надо курсовую доделать.
– Вот видишь, никому уже не нужно это несчастное письмо! – сказала Вика Кабанова после телефонного разговора с Ириной Коноваловой. – Давай, радистка Кэт, открывай конверт, посмотрим, что там за шифровки от Юстаса Алексу!
Алина взяла с полки ножницы и аккуратно обрезала край конверта.
– Смотри, тут какие-то бланки анализов и коротенькая записка.
– Ну, давай, читай, не томи!
– «Дима, высылаю результаты анализов. Идентичность рибонуклеидов очевидна. Рад был помочь. Иван». И еще постскриптум: «Можешь меня поздравить, я получил членкора. Приедешь в Москву – обмоем!»
– Нехилые друзья у покойного садовника!
– Я тебе разве не сказала? Он же по профессии врач, так что ничего удивительного. Но зачем ему какие-то анализы делать в Москве? Странно. Если у него были проблемы со здоровьем, то обследоваться можно было здесь, на месте. Уж что, а оборудование для диагностики здесь на самом высшем уровне. Многие наши не доверяют немецким врачам, а предпочитают ходить к своим, русским, которые подтвердили дипломы в Германии. И дело тут не только в нехватке языка. Наши соотечественники – и не без оснований – подозревают представителей благородной профессии в чрезмерной коммерциализации их практики при весьма посредственном уровне медицинской помощи. Немецкие врачи привыкли доверять приборам, а наши врачи – интуиции. Поэтому, получив в подмогу высококлассное оборудование, врачи из России пользуются успехом у пациентов. Я, кстати, придерживаюсь такой же точки зрения и хожу к русским врачам. Даже Маркуса водила на консультацию к совершенно потрясающему отоларингологу из Питера. И этот доктор моему мужу действительно помог, хотя до этого Маркус ходил к трем или четырем местным светилам в этой области.
