Дом был темным. Спокойно отперев ворота, я прошла внутрь и осмотрела владения. Бобров с женой спокойно спали в своей комнате, Камилла тоже уже вернулась: ее миниатюрная «Дэу» стояла во дворе. Убедившись, что все в порядке, я с чистой совестью приняла душ и возлегла на свою постель.
Наутро по дороге в магазин Бобров внимательно поглядывал на меня, ожидая, видимо, что я расскажу ему о своей встрече с Михаилом. Но мне не хотелось в подробностях описывать все, что произошло с его сыном прошедшей ночью. Наконец, не выдержав, Всеволод Евгеньевич все-таки спросил:
– Ну что?
– Полагаю, Всеволод Евгеньевич, что кто-то намеренно организовал вашу встречу с сыном.
– Но зачем? – в изумлении проговорил Бобров, уставившись на меня. – Зачем?
– Не знаю, – честно сказала я. – Но нужно быть начеку. Возможны и другие провокации. Будьте настороже.
– Вы тоже, – буркнул Бобров, вылезая из машины.
Магазин уже был открыт. Бобров сразу же остановился возле скучавшего у входа охранника и принялся расспрашивать его о том, не заметил ли он чего-нибудь подозрительного в последнее время. Охранник перечислил несколько мелких деталей, которые я выслушала, проанализировала, но тут же выбросила из головы. Вряд ли они имели значение.
– Ладно, посмотрим, – вздохнул Бобров и размашисто прошествовал в свой кабинет, и я следом за ним.
Не успел он устроиться за столом и, приняв сосредоточенный вид, взяться за стопку документов, оставленных бухгалтером, как дверь в кабинет распахнулась, и на пороге появились два человека в форме, а за их спинами несколько в гражданской одежде.
Процессию возглавлял невысокий, щупленький человек с погонами майора и цепким, пронзительным взглядом темно-карих глаз. Он мрачно и строго смерил нас по очереди взглядом, после чего сухо произнес:
– Майор Старовой, убойный отдел. Господин Бобров, я так понимаю?
– Да, – удивленно проговорил Всеволод Евгеньевич, чуть приподнимаясь. – А…
– Вот постановление на обыск, – перебив его, произнес майор, протягивая Боброву ордер.
Тот с непонимающим видом взял его и автоматически пробежал глазами.
– Ничего не понимаю… – пробормотал он. – Это ерунда какая-то, ошибка!
– Это не ерунда, а подписанный прокурором ордер, – сурово поправил его майор, молча выдернул постановление из рук оторопевшего хозяина кабинета и, не обращая больше на него никакого внимания, кивнул своим подопечным: – Приступайте!
Двое из них сразу прошли вперед и принялись методично осматривать шкафы. Один подошел к Боброву и сказал:
– Стол освободите, пожалуйста.
Бобров в полной растерянности отошел в сторону, зашуршав стулом. Я, тоже пока не улавливая сути происходящего, стала рядом у окна.
– А на каком вообще основании все это происходит? – подал голос Бобров, видя, как из шкафов вынимаются и небрежно кладутся на пол бумаги и коробки. – Что за самоуправство?
Майор Старовой не удостоил Боброва ответом. Он молча открыл одну из коробок и вывалил содержимое на пол. Оттуда посыпались какие-то мелкие ювелирные украшения.
Всеволод Евгеньевич побагровел и уже громко возопил:
– Да что это за хамство такое? Я буду жаловаться вашему руководству!
– Виталий Викторович! – тем временем произнес один из обыскивавших стол. – Смотрите!
Он вытащил из нижнего ящика стола сверток и, развернув его на ладони, протянул Старовому. Я увидела, как глаза Боброва расширились от изумления и недоверия. На белом лоскуте лежал черный пистолет. Австрийский «глок», я сразу его узнала.
Старовой просверлил его глазами, потом перевел взгляд на Боброва и процедил:
– На каком основании, говорите? Понятые, сюда!
В кабинет испуганно протиснулись две робко переглядывающиеся девочки-продавщицы.
– Так, на ваших глазах производится изъятие… – сухим, казенным тоном принялся диктовать майор, а молодой сержант старательно застрочил протокол.
Бобров, стоявший рядом со мной и онемевший от увиденного, нервно дергался и чуть было не подпрыгивал на месте.
– Таким образом, считаю необходимой мерой взятие подозреваемого под стражу, – заключил тем временем Старовой. – Распишитесь!
Девочки боязливо прошли по очереди к столу и поставили в протоколе свои подписи.
– А вы кто? – обратил на меня свое внимание майор.
– Помощник Всеволода Евгеньевича, – кратко ответила я, стараясь не выдавать своего недоумения.
– Вы бываете в этом кабинете одна? – спросил он.
– Нет, – почти честно ответила я.
– Нет? – Майор повернулся к Боброву и, так как тот продолжал молчать, удовлетворенно произнес: – Не-ет. Следовательно, так и запишем.
Затем он посмотрел на своего сотрудника в гражданской одежде. Тот шагнул вперед и, достав наручники, защелкнул их на запястьях Боброва. Всеволод Евгеньевич от страха вновь обрел дар речи. Он поднял свои закованные руки, взирая на них с каким-то ужасом в глазах, после чего быстро заговорил:
– Послушайте, это черт знает что! Вы вообще что себе позволяете?
– Все действия строго по инструкции, – невозмутимо произнес майор.
– Я уважаемый человек! – заголосил Бобров. – Я известный в городе общественный деятель! Я… Я главный редактор крупнейшей газеты, я меценат, в конце концов! Вы что, думаете, что можете вот так запросто со мной обращаться? Да я вас в пух и прах разнесу!
– Пожалуйста, лет через десять, – саркастически проговорил Старовой. – Когда вновь выйдете на свободу. И если сохраните к тому времени свои регалии.
– Что-о-о? – Бобров чуть не задохнулся. – Какие десять лет? За что?
– За убийство, – спокойно ответил майор.
– Какое еще убийство? – заорал Бобров. – Что вы хотите мне приписать?
Старовой неторопливо достал из папки несколько исписанных шариковой ручкой листков, перевернул первый из них и прочитал:
– Двенадцатого ноября, в три часа сорок минут, в собственной машине было обнаружено тело Боброва Михаила Всеволодовича, восемьдесят шестого года рождения. Смерть наступила приблизительно в два часа ночи от выстрела в висок из пистолета «глок», о чем свидетедьствует пуля, извлеченная из его тела.
Всеволод Евгеньевич моментально спал с лица. Он словно сдулся, как лопнувший детский шарик. Он уже не кричал, не возмущался и не грозил, а лицо его приобрело сероватый оттенок и какое-то жалко-растерянное выражение.
– Мишка? – шепотом произнес он, падая на стул и бессмысленным взглядом утыкаясь в стену.
Он прижал руки к лицу и несколько раз провел ладонями по щекам туда-сюда, словно делая массаж. Лицо у него при этом было такое, словно у него внезапно заболели все зубы. Он опустил голову и, покачивая ею из стороны в сторону, что-то прошептал себе под нос. Затем резко выпрямился и без эмоций спросил:
– Это точно? Достоверно установлено, что это мой сын?
– Абсолютно, – кивнул майор Старовой. – При нем были обнаружены документы, к тому же его уже опознала мать.
Всеволод Евгеньевич перевел взгляд на пистолет. Кажется, смысл происходящего стал доходить до него и показался столь чудовищным, что Бобров медленно приподнялся со стула и, тыча пальцем в оружие, с присвистом сказал:
– И вы что… Вы хотите сказать, что это… я?
Последнее слово он произнес совсем тихо. Майор молчал, как и все остальные. Потом сделал знак своему помощнику, и тот обратился к Боброву:
– Следуйте за нами.
– Куда? – спросил Бобров. – Куда вы собрались меня вести?
– В камеру, куда же еще! – не выдержал Старовой. – В следственный изолятор.
– Я никуда не пойду! – выкрикнул Бобров, тряся руками, словно пытаясь сбросить наручники. – Не имеете права! Я не убивал Михаила!
Он закрутил головой, словно ища поддержки. Однако никто из персонала не выступил в его защиту. Да и что можно было сказать, когда налицо столь весомая улика? Бобров в отчаянии взглянул на меня.
– Подождите, – вмешалась я. – Дело в том, что ночью Всеволод Евгеньевич был дома.
– Вот как? – живо повернулся ко мне майор. – Вы это подтверждаете?
– Да, – сказала я.
– Можете дать показания? – Он выхватил ручку. – Вы были с ним? Со скольки до скольки, чем занимались?
Я подавила досадный вздох. Дело разваливалось.
– Я не была с ним, он спал со своей женой.
– Откуда же вы можете наверняка знать, что он был дома? Вы что, тоже ночевали там?
– Да, я временно проживаю в доме Всеволода Евгеньевича.
– И вы втроем были в его спальне? – не сдерживая усмешки, уточнил Старовой.
– Нет, – сквозь зубы отрезала я. – Я была в своей комнате.
– Вы его видели в два часа ночи? – продолжал пытать меня майор.
– Нет.
– Заглядывали в комнату, слышали его голос?
– Нет.
Старовой смерил меня выразительным взглядом. На его губах играла полупрезрительная улыбка. Она была настолько издевательской, что я с трудом подавила желание врезать ему по губам – навыки телохранителя приучили меня хранить хладнокровие и разум.
