Ознакомительная версия.
– В ПРОЦЕСС? Почему?
– Не догадываешься?
– Нет.
– ПРОскурец плюс ЦЕСС.
– Ага, точно.
– Ну, понимаешь, почему, да?
– Примерно – да.
– Чтобы подкинуть леща и таким нехитрым образом умилостивить богов, как выражался ВВС.
– ВВС? Кто это?
– Волков Владимир Сергеевич. Сокращенно – ВВС. Он оттого и ушел из «Интерсвязи», что Проскурец идею ЦЕСС воспринял как полный бред и похерил начисто.
– Выходит, Волкову пришлось начинать все с самого начала?
– Выходит, именно так. С нуля.
– Снова с нуля, – задумчиво пробормотал Гордеев. – Как в девяносто первом.
– Ну да. А когда с бабками у нас наступил полный голяк, я даже было подумывал взяться за старое и грабануть по сети какой-нибудь крупный банк, как тогда с Левиным. Я считал, что на этот раз игра стоила бы свеч. Но Волков запретил мне даже думать об этом. И сказал, что он сам без малого банк, что у него в бумагах почти двести миллионов. Только сначала их нужно как-то забрать.
– А почему он не предложил ЦЕСС каким-нибудь западным инвесторам?
– Почему же? Была такая мысль. Но инвесторы точно так же, как и Проскурец, крутили пальцем у виска, точно так же говорили – бред, нонсенс, научная фантастика. А все потому, что идея была максимально проста. Все думали, если все так просто, то почему же ничего подобного нигде еще не появилось. Многим просто не нравились цеппелины, для них они ассоциировались с чем-то крайне архаичным, отжившим свое.
– Странно. А ведь все гениальное – именно просто, как веник.
– Еще проще, – поправил Алик. – Веник – это уже почти восьмой «Пентиум».
Все трое, схватившись за животы, заржали как кони.
По дороге в Москву Гордеев спросил Дениса:
– А почему Алик до сих пор живет в такой глуши, а не переберется в Москву?
– А на кой черт она ему сдалась, эта Москва?
– Ну как на кой? Ему здесь уготовано более достойное место. Тем более после встречи с Пашкевичем все преследования для него теперь закончились, можно сказать, полностью.
– Ты серьезно думаешь, что ему в Москве будет лучше?
– Да. А разве не так?
– Я так не думаю. И Алик особенно так не думает.
– Ну почему? Ведь в Москве он бы и зарабатывал намного больше.
– Он хакер. А современный хакер предпочитает действовать в одиночку. А в Москве ему бы пришлось жить по корпоративным правилам.
– Хакер? Но он же завязал!
Денис улыбнулся:
– У тебя превратное представление о хакерах. Хакер – не совсем тот, о ком ты думаешь. Да и не только ты. Девяносто процентов населения страны считает, что хакер – это какой-то поганец, типа Левина или подобного ему Митника. Абсурдно ставить знак равенства между компьютерной преступностью и хакерством. Но именно это в наших средствах массовой информации и делается, причем чуть ли не ежедневно. Откроешь любую газету, непременно нарвешься на материал о компьютерных взломщиках. Включаешь «ящик» – то же самое. Но все эти публикации, все эти эффектные истории не дают и никогда не давали полной картины этого явления. Для них сенсационность компьютерных преступлений оказалась золотой жилой. Броские заголовки, вольная трактовка милицейских протоколов, заумные размышления социологов привели к тому, к чему привели – к формированию и утверждению в общественном сознании нового штампа: хакер – действующее лицо всех преступлений, связанных с компьютерами. К тому же основными источниками служат показания пойманных настоящих преступников, заметь, не хакеров.
– А кого же?
– Хакер в своих действиях стремится максимально придерживаться этических норм программиста.
– Неужели такие нормы в действительности существуют?
– Представь себе, существуют. И красной нитью там проходит общеизвестное «Не навреди!». Просто так случилось, что образ жизни хакера не вписывается в общепринятые стереотипы. Он, как правило, аполитичен и является атеистом. Увлекается идеями левого или анархистского толка. Не любит оказываться на виду, поэтому склонен к анонимности. Выходит на связь чаще всего посредством модемного подключения или, как ты сегодня видел, с помощью спутниковых каналов.
– И каковы же мотивы хакера?
– Прежде всего – дело.
– Дело?
– Да, дело. Хакер занят делом. Все, чем сегодня славен компьютер, сделано руками, точнее, мозгами многочисленной армии хакеров. Хакера мало привлекают данные, перерабатываемые компьютерной системой. Его интересует сама система как сложный программно-аппаратный комплекс, способы проникновения в систему, исследование ее внутренних механизмов и возможности управления ими, а также использование этой системы для доступа к другим системам.
– А зачем им это надо?
– А зачем люди сотни лет играют в шахматы? Современные компьютеры представляются хакерам чрезвычайно умными и сложными механизмами, бросающими интеллектуальный вызов человеку, не ответить на который истинный исследователь просто не в состоянии. Кроме того, сам процесс проникновения в систему и исследование архитектур операционной системы дают намного большее удовлетворение, чем чтение защищенных файлов.
И Гейтс, и Джобс, и Возняк – все они когда-то были самыми настоящими хакерами, шутя, играючи сделавшие свои головокружительные карьеры. Ведь хакер с английского сленга переводится как «прикольщик», то есть человек, способный на розыгрыши.
– Я заметил.
– Но, заметь, не всегда эти розыгрыши – пустая возня с целью надорвать животики. Чаще всего их приколы затем служат общечеловеческим целям.
– Вот бы никогда не подумал.
– Ведь изобретение компьютера – это, собственно, такой же прикол, как и все остальное. И этот прикол когда-то точно так же воспринимался в штыки всевозможными узколобыми ксенофобами, как твой Проскурец воспринял идею ЦЕСС. Они до сих пор отвергают все новое и непривычное. Посмотри вокруг! Это именно они и все им подобные выдвинули бессмертное умозаключение о кибернетике как о продажной девке империализма! И они до сих пор среди нас, эти умники из кабинетов. И от них никуда не денешься, потому что они наши папы и мамы.
– Но кто знает, куда завела бы нас наша полная свобода действий, – возразил Гордеев. – Мы же для них все-таки их дети. А все дети порой способны на необдуманные поступки, вплоть до нечаянного самоуничтожения, например когда суют в розетку свои маленькие розовые пальчики.
Денис на некоторое время замолчал, сосредоточившись на дороге, но не выдержал и изрек:
– Ты адвокат, Юрок. Адвокату действительно присущ консерватизм, иначе это уже будет не адвокат, а черт знает какая хреновина. Так что тяни свою лямку, господин адвокат, но не будь только тупой скотиной. Лады?
– Лады, куда ж я денусь? Тем паче от тебя и от твоей жгучей критики.
– Смотри мне! – улыбаясь, пальцем погрозил Денис.
– Знаешь что, Денис, – сказал Гордеев, – вези-ка ты меня в Мосгорпрокуратуру за разрешением на свидание.
– С Проскурцом?
– Да, с ним. Надо его хорошенько еще раз обо всем расспросить, а то что-то мой дорогой старикан не все договаривает.
– Давно бы так!
– А заодно и с Омельченко кое-что перетереть.
И съехав с МКАД, «девятка» покатила по Ярославскому шоссе, углубляясь в Москву.
Проснувшись, Лена нашла на соседней подушке записку: «Это было СУПЕР! Прости, моральных сил разбудить тебя не нашел. Ты давишь клопа, как настоящая спящая красавица. Где ты этому научилась? Не верю, что в Чикаго! Буду вечером, если только дороги не занесет снежным бураном. Навеки твой Гордеев, Esq.».
Прочитав, она заулыбалась и, выбравшись из постели, отправилась под душ. Но не дошла. В квартиру позвонили. Она заглянула в глазок и увидела Михаила Федотова.
– Привет, – донеслось из-за двери. – Я на минутку.
Поколебавшись, Лена все же открыла дверь:
– А ты не мог для начала хотя бы позвонить?
– Не мог. На мобильнике аккумулятор сел. А с автоматов звонить я уже разучился.
– Так ты позвонить забежал, что ли?
– Нет, я к тебе.
– Ну проходи, если ко мне. Подожди только, я умоюсь.
Ополоснувшись по-быстрому, Лена вышла из ванной в халате, в том самом, в котором вчера вечером щеголял Гордеев, прошла по квартире в кабинет отца и застала Федотова роющимся в ящике стола, где хранились всевозможные бумаги.
– Ну и чего ты там потерял?
Михаил испуганно отдернул руки.
– Ничего, – виновато залепетал он. – Просто стало интересно.
– Странно. Мог бы меня из-под душа подождать, я бы тебе сама все показала. Так чего тебе там нужно? – Лена показала на ящик стола. – Постой, а откуда у тебя ключ? Он же был заперт, а ключ только у одной меня. Откуда?
– Лена, не пори ерунду, он же был открыт. Я только хотел…
– Нет, он был заперт, – она твердо стояла на своем. – И я это хорошо помню.
– Ну, подожди.
– Нет, это ты подожди. Мне кажется, это ты ерунду порешь, а не я. Или ты хочешь сказать, что у меня что-то с памятью, да? Зачем тебе это?
Ознакомительная версия.
