— Все стулья надо перетаскивать в дом? — спросила Лидия, позевывая.
— Только подушки на случай, если ночью пойдет дождь, — ответила Эллен. — Но сначала посмотрим, как там мама.
Хильдегард лежала на кровати в одежде, притворившись мертвой. Очевидно, у нее не было никакого желания общаться с детьми. Сестры накрыли ее одеялом и вернулись на кухню. Вычистив посудомоечную машину, у них наконец-то появилось время обсудить с глазу на глаз взрывоопасную тему — о братьях, сестрах и о новом члене семьи.
— Хольгер прикалывается, — сказала Лидия. — На самом деле он думает развестись и вернуться в Германию. При этом мы считаем, что ему крупно повезло с богатой и верной Морин. При всем при том она пока не подозревает о его планах. Хотя все это может быть пустой болтовней на почве кризиса среднего возраста.
— А как тебе показался Герд? — спросила Эллен.
— С ним все в порядке, не говоря уже о том, что он просто привлекательный мужчина. Не был бы он моим братом, я бы, пожалуй, в него влюбилась. Как жаль, что он женат на алкашке. Эта дура Ортруд перед отъездом заглянула в туалет, а также, похоже, на лету проинспектировала твою комнату, которая ей сильно не понравилась, так что и то и другое требует срочного ремонта.
— К сожалению, она права, хотя ее вообще не касается, зачем мне двуспальная кровать, — ворчливо огрызнулась Эллен. — И даже когда я разбогатею, то и тогда точно не стану спрашивать совета у алкоголички — дизайнерши по интерьерам.
— Успокойся, девушка, — сказала Лидия. — В этом вопросе между нами полное взаимопонимание. К счастью, у нас еще две сестры и два брата, к которым ни один привереда не придерется. Маттиас с Кристой настолько нормальные и порядочные в общепринятом понимании, что с ними скучно. В этот раз, впрочем, они не стали бахвалиться своими вундеркиндами, приехали без них.
— Сейчас гораздо больше, чем застольные сплетни и пересуды, меня волнует супружеская жизнь наших родителей и мой физический отец. Как могло получиться, что все эти годы мама утаивала от нас правду? Почему сперва наш отец — в большей степени ваш — заводит на стороне роман с последствиями, а за ним спустя год — и мама? Исключительно из мести?
— Возможно, как раз наоборот, — предположила Лидия. — В конце концов, наша мама была щеголихой и могла наставить ему рога, а папа всего лишь отомстил! Кто знает, может быть, не только у тебя, но у всех нас разные отцы!
— Не болтай ерунды! — ответила Эллен. — У Маттиаса почти полное сходство с отцом; у оставшихся троих его черты тоже присутствуют в той или иной степени. Только я одна молочная! Лидия, давай-ка ложиться спать, сегодня нам эту загадку все равно не удастся решить. А завтра я возьмусь за маму.
Эллен легла в постель непривычно рано, потому что очумелая сестренка стала действовать ей на нервы. Само собой, уснуть не получилось. Подозревал ли отец — скорее отец ее братьев и сестер, — что она не его дочь? Если подозревал, то умело скрывал. Всегда считалось, что его любимчиком была Лидия, но если быть честным, то папа был одинаково ласков со всеми детьми и никого не умалял даже намеком. Разумеется, когда бывал дома. Внезапно Эллен пришла в голову новая ужасная мысль: предположим, мама в конце концов расскажет всю правду, и откроется не только тайна нового отца Эллен, но и других братьев или сестер? И что судьба Герда отнюдь не уникальна? Что, если вместе с правдой о появлении на свет Маттиаса, Кристы, Хольгера и Лидии в их мир вторгнется целая орда незнакомых людей?
Она уснула лишь под утро, а уже в семь снова была на ногах. Тихонько поднялась по лестнице и заглянула к матери. В глубине души Эллен боялась застать Хильдегард в той же позе, в какой они оставили ее вчера. Но мама успела переодеться и в голубой ночной сорочке с цветочками представляла умиротворенное зрелище. Должно быть, она тоже мало спала, так как сразу встала, как только вошла дочь.
— Доброе утро, мама! Тебе получше?
— Все уехали?
— Лидия еще здесь, но в скором времени она собирается домой. Чуть позже я отвезу ее на станцию в Вайнхайм.
Пожилая женщина закашлялась, и Эллен стало ее жалко.
— Рано или поздно это должно было случиться! Моя бедная малышка, я понимаю, что тебе не терпится со мной поговорить. У тебя есть право узнать правду. Мы только подождем, когда не будет Лидии. А сейчас оставь меня, пожалуйста, одну, мне нужно поразмыслить.
Хильдегард отвернулась к стене, и Эллен не оставалось ничего другого, как послушно удалиться из спальни матери. Она не представляла, как долго Лидия соблаговолит почивать и когда Амалия вернется из Кёльна. Стоит ли немедленно рассказать дочерям, что они не Тункели и что их предки по отцу неизвестны? Что столь ценимые за качество платки Тункелей, предмет тайной гордости ее девочек, выпускали не их предки? Или на поколение внуков эти новости не производят такого же сногсшибательного впечатления, как на саму Эллен?
Около одиннадцати, когда завтрак давно был готов, Лидия выползла из пуховых перин:
— Почему ты меня не разбудила? В двенадцать — мой поезд!
— Мы успеем, если ты поторопишься, — ответила Эллен. — Мама пока не хочет показываться, я тебе позже расскажу, что она мне откроет на исповеди.
В начале второго Эллен снова была дома и подавала матери крепкий кофе.
— Дитятко мое, мне приятно, что ты за мной ухаживаешь, но я бы хотела сперва одеться и по крайней мере почистить зубы.
Пустив в ход все, имевшиеся в ее арсенале приемы, Хильдегард тянула с саморазоблачением, сколько было можно, но всему есть предел — настал момент, когда уклоняться уже было нельзя.
— Лидия была еще грудным ребенком, когда я догадалась, что у Рудольфа есть любовница. Разумеется, я закатила крупный скандал, да и позже мы все время ожесточенно выясняли отношения. Ну, ты знаешь, как это бывает, на собственном опыте! Не проходило дня, чтобы между нами не возникала перепалка, хотя мы старались ругаться как можно тише. И у нас это получалось хорошо, так что дети ничего не заподозрили. Рудольф утверждал, что и со мной такое могло случиться в любое время, то есть что я могу в кого-нибудь влюбиться. Он говорил, что простил бы меня в этом случае и, может быть, даже одобрил, что я позволила себе слабину. Это теория в чистом виде, возразила я ему тогда, едва ли кто-то станет добиваться расположения женщины с четырьмя детьми на руках и уж точно устоит перед соблазном и не проявит инициативу. Нечего говорить о том, что практически все многодетные женщины сидят дома и не имеют почти никаких шансов познакомиться с интересными мужчинами. А еще я сказала, что если встречу неотразимого мужчину и тот проявит ко мне симпатию, то смогу обуздать страстное желание и ничто не заставит меня забыть о материнской и супружеской ответственности, — завершила Хильдегард со стоном.
Эллен пристально следила за матерью. Ей было ужасно интересно.
— Кончилось тем, что мне донесли, будто подруга Рудольфа понесла от него ребенка. Это едва не свело меня с ума, я потребовала развода, но Рудольф этот вариант отверг. Он снова упрекнул меня в лицемерии и ханжестве. Мол, ни один мужчина не сохранит верность жене, если его будет соблазнять молодая красивая девушка. Даже я со своими мещанскими представлениями о морали дам слабину, подвернись подходящий случай. Впрочем, Эллен, когда ты узнаешь, как все произошло, то поймешь, почему я придерживаюсь невысокого мнения о мужчинах. Кофе я сейчас не хочу, не могла бы ты принести мне чашку чая?
Естественно, Эллен тут же помчалась на кухню. У нее все еще не было никаких предположений о том, кто мог быть ее отцом — священник, домашний врач или учитель.
Хильдегард маленькими глотками пила травяной чай. Наконец она решила продолжить покаянный рассказ:
— Как-то раз Рудольф вручил мне билет в театр. «К сожалению, в выходной у меня заседание», — сказал он; знакомый журналист оставил для него билет в места для прессы, и он якобы сразу подумал обо мне, ведь раньше я любила бывать в театре, а дети уже достаточно взрослые, чтобы самостоятельно занять себя вечером на пару часов. Маттиас с Кристой смогут позаботиться о беспокойном Хольгере, если возникнет такая необходимость, Лидия так и так засыпает здоровым глубоким сном.
Честно сказать, его предложение меня не сильно обрадовало. Когда Рудольф куда-либо уезжал, то непременно в сопровождении своей беременной приятельницы. И все же через пару дней я не только смирилась с подозрениями, но и пришла к мысли, что могу позволить себе немного радости; в конце концов, поход в театр — это повод снова пощеголять в элегантном платье.
В тот вечер давали какую-то современную комедию, которая мне не показалась слишком смешной, да и актеры были не из венского Бургтеатра. Правда, главную роль исполнял красивый мужчина. Вот он-то, пожалуй, и был единственным, чью игру можно было с натяжкой назвать смешной. Должна признаться, он мне понравился с первого взгляда. Но я была уже не тем восторженным подростком, кто после представления встает в очередь за автографом. Тем не менее я уговорила себя на бокал шампанского в фойе с тем журналистом, который подарил билет. Ах, как я была рада, что к нам в какой-то момент присоединился тот самый актер! Мужчины были, очевидно, знакомы, отпускали шуточки, болтали о всякой ерунде, балагурили, осыпали меня комплиментами… и так вышло, что я выпила больше одного бокала. Под конец, опомнившись и посмотрев на часы, я сказала, что должна немедленно идти: пора на автобус, мне нужно домой. Журналист уже попрощался.
