— Трудно сказать что-то определенное о грязном клубке.
Третью чашку кофе Голубев не осилил. Ушел он из ресторана с твердым убеждением, что Аксенов — порядочный парень. Однако было не ясно, зачем Анне Ивановне Клепиковой понадобилось выдавать его за таксиста. И с какой целью Анна Ивановна придумала «старых дружков», которые недвусмысленно угрожали «заглушить лебединую песню» Изольды с Водорьяповым.
Выяснить личность Вениамина Юрьевича для Голубева не составило большого труда. В управлении БХСС сохранились материалы расследования, из которых Слава узнал, что Вениамин Юрьевич Шурыгин — знающий агроном и умелый организатор, приехал в Новосибирск из Томской области. Он много лет занимал высокие посты в бывшем управлении сельского хозяйства. В последние годы спился, и его понизили в должности. Потом он докатился до откровенного вымогательства. Уголовное дело было прекращено в связи с внезапной смертью Шурыгина.
Жена Антона Бирюкова Марина работала главным экономистом районного агропромышленного объединения. Жили Бирюковы дружно. Часто разговаривали на житейские темы, но обсуждать служебные дела друг друга и жаловаться на необъективность начальства в их семье не было принято. Но однажды вечером Марина сказала мужу:
— Сегодня Пупынин сделал мне серьезное внушение…
Антон отложил газету:
— За что?
— За твое неуважение к нему.
— Наверное, обиделся, что не доложил подробности происшествия в «Верном пути»?
— Не обиделся — возмутился! Как ты мог так вызывающе отнестись к человеку, у которого в подчинении твоя жена?
— Прости, но почему я должен перед ним отчитываться? Он же не докладывает мне о своих секретах.
Марина лукаво подмигнула:
— Но и его жена не работает под твоим мудрым руководством.
— Это имеет значение?
— Для Пупынина — очень важное. Он теперь меня съест.
Антон пошутил:
— Такое кушанье подпадает под статью: убийство при отягчающих обстоятельствах. Там потолок — крайняя мера. Предупреди Михаила Михайловича. Или мне с ним поговорить?
— За меня, товарищ прокурор, не беспокойся. — Марина посерьезнела. — Сергею надо каким-то образом помочь. Из Караульного потоком идут на него анонимки, и, представляешь, Пупынин дал указание: ни одной не выбрасывать. Все передавать лично ему.
Антон удивился:
— Есть специальный указ насчет анонимок. Теперь они не имеют той магической силы, какую имели раньше.
— Тем не менее Михаил Михайлович их коллекционирует. Так вот… на твоем брате он может крупно отыграться. Пупынин ненавидит Сергея за прошлогодний ералаш на отчетно-выборном собрании.
— Знаешь, Марина, лично мне многое в Сергее не нравится. Ведет он себя с какой-то мальчишеской бравадой. Ты в курсе того, что творится в «Верном пути»?
— Разумеется.
— Скажи, Смутьян не пустит колхоз по миру?
— Ну, что ты!.. Сергей за семь месяцев сократил задолженность колхоза на полмиллиона. Ввел чековые расчеты между службами, определил единый счетный день. Распродал лишнюю технику, которая без толку стояла на хоздворе. Сократил штат бухгалтерии и второстепенных специалистов. Словом, все делает в духе времени и экономически грамотно. Правда, иногда его заносит.
— В чем?
— Взять, например, последний случай. Наотрез отказался перечислять восемьдесят тысяч на содержание аппарата районного агропрома.
— Почему?
— Потому что Пупынин приказал Госбанку снять деньги со счета «Верного пути» без согласования с правлением колхоза, а это запрещено законом.
— Выходит, Сергей прав?
Марина печально вздохнула:
— К сожалению, у нас еще действует система: не тот прав, кто прав, а тот — у кого больше прав. Так вот, «Верный путь» теперь не получит триста тысяч дотации на молоко. Представляешь?.. Сэкономив восемьдесят, колхоз потеряет двести двадцать тысяч!
— Это же нечестно!
— В нашем сельском ведомстве со времен коллективизации честь забыта.
— Что-то ты сегодня в ударе.
— Очень беспокоюсь за Сергея. Пупынин уже подбирает на его место кандидатуру.
— И кого Михаил Михайлович присмотрел?
— Вроде бы в том же «Верном пути» облюбовал главного зоотехника.
— Эдуарда Баранова?
— Да.
— Он же откровенный лентяй.
— Зато в отличие от Сергея готов Пупынину пятки лизать.
— А если Баранов доведет колхоз до ручки?
— Это Пупынина не тревожит. Он со дня на день ждет персональную пенсию, а там — хоть потоп. Михаил Михайлович будет даже доволен, если после его ухода в отставку колхозы начнут разваливаться.
Антон нахмурился:
— Проще было бы помочь чужому человеку. Стать грудью за собственного брата — труднее. Скажут, родственника защищаю.
— При чем здесь родственность? Ты ведь прокурор. Твоя обязанность — защищать правого и обвинять виновного. Сергей прав! Разве этого недостаточно, чтобы заступиться за него?
— Надо еще доказать, кто прав, кто виноват.
— Вот и докажи, пока не поздно… — Марина помолчала. — В агропроме уже разную чушь начинают нести.
— Что именно?
— Например, будто Сергей неспроста поддерживает арендаторов. Вроде бы Ложников за уцененную «Волгу» заплатил в колхозную кассу пять тысяч и еще столько же Сергею отвалил.
— И тот безропотно взял?
— Само собой…
— Эх, дает дрозда братишка! — Антон засмеялся.
— Тебе смешно, а люди на полном серьезе шепчутся, — вздохнула Марина. — Вообще последнее время в нашей конторе словно с ума посходили. Стоит по работе самую малость за кого-то заступиться, кому-то оказать содействие, сразу начинаются ехидные намеки на корысть. Элементарная порядочность отвергается напрочь. Дескать, сейчас не принято бескорыстно заботиться о пользе дела. От такой уродливой морали прямо руки опускаются.
Антон посерьезнел:
— Опускать руки нельзя. Интересно, кто это на Сергея бочку катит?
— Пупынинские подпевалы, а Михаил Михайлович им потворствует. Вчера с ухмылочкой мне бросил: «Влип твой прогрессивный деверек с арендаторами. Теперь прогремит на весь район». — «Отчего ему греметь? — спрашиваю. — В тюрьму загремит убийца». Пупынин опять усмехнулся: «Конечно, свой брат прокурор из кожи вылезет, чтобы честь фамилии спасти». Ничего себе намек, да?..
— Не знал я, что Михаил Михайлович такой обидчивый.
— Не так обидчивый, как мстительный. Сергея же просто ненавидит. Он и против аренды восстал в основном из-за того, что арендаторов поддерживает Сергей. Помню, перед заключением арендного договора Водорьяпов приезжал в агропром посоветоваться. Едва услышав, что тот из «Верного пути», Михаил Михайлович разъяренным медведем поднялся. Чуть было на корню не зарубил все дело.
— Однако не зарубил же?..
— Водорьяпов его осадил. Перед волевыми людьми Пупынин пасует.
— Значит, Водорьяпов был волевым?
— Я всего часа полтора с ним об аренде проговорила. Но и за это время поняла, что мужик напористый, неглупый и с чувством собственного достоинства.
— Не хапуга?
— Скорее сообразительный предприниматель. В сельском хозяйстве разбирался плохо, о пустяках расспрашивал самым дотошным образом. Зато в трудовом законодательстве — любую статью наизусть чеканил.
Антон задумался:
— А что это Пупынин так трогательно о здоровье Клепикова печется?
Марина пожала плечами:
— Наверное, чтобы досадить Сергею. Пусть, мол, в разгар сенокоса председатель без бригадира попотеет. Да и Анна Ивановна, словно наскипидаренная, перед Михаилом Михайловичем мечется. На Виталия Ложникова взъелась. Видимо, не может простить, что в прошлом году тот за выращенных на подворье бычков получил заработанное сполна, а не мизер, как она хотела.
— Да, заварилась каша… — с досадой сказал Антон.
— Еще какая! — поддержала Марина.
Всегда пунктуальный Лимакин утром появился на работе с опозданием. Войдя в прокурорский кабинет, он поздоровался с Бирюковым и мрачно сказал:
— Отвозил сына в детсад. Пришлось из-за сорванца задержаться. Не знаю, что из парня вырастет.
— То же, что и из нас с тобой выросло, — сказал Бирюков.
Лимакин помолчал и заговорил о деле:
— В Караульном сегодня похороны Водорьяпова. Не съездить ли мне туда, присмотреться?..
— По-моему, ничего там не увидишь. На всякий случай поручи это участковому Ягодину. Скоро из Новосибирска приедут Лена Тимохина и Слава Голубев. Сразу обсудим заключение баллистической экспертизы да информацию Голубева. Авось какая-то ясность появится. Сейчас мы, по существу, гадаем на кофейной гуще: ни прошлого Водорьяпова не знаем, ни из какого оружия застрелили…
