– Интуицию, Игорь Петрович, к делу не пришьешь. Докажите. А пока, может быть, обойдемся одной подпиской о невыезде?
– Делайте что хотите, – махнул рукой Штыкин и, лукаво усмехнувшись в пушистые усы, добавил, – только сидите дома.
Не успели они закрыть за милиционерами дверь, как зазвонил телефон. Это был Кузьмин.
– Пульхерия Афанасьевна, я кое-что для вас разузнал. Во-первых, следователь Штыкин – мужик в общем-то неплохой, работяга, толковый и принципиальный. Сотрудники его уважают. Раньше он работал в Москве, в ведомстве далеком от прокуратуры, но чем-то не угодил кому-то и его, как у нас водится, убрали от греха подальше в Московскую область. Я с ним лично не знаком, но у меня есть приятель, который с ним в хороших отношениях, если ситуация станет критической, мы сможем этим воспользоваться. Во-вторых, машина, номер которой вы мне дали, зарегистрирована на Оксану Николаевну Шпак, родившуюся в городе Донецке. В настоящее время она прописана по адресу…
Кузьмин продиктовал Пульхерии улицу и номер дома. Оказалось, что Оксана живет от нее совсем недалеко. Она знала этот дом, новый, с дорогими квартирами, подземной парковкой, охраняемой территорией, с огромным холлом на первом этаже и зеркальными лифтами фирмы «Отис». Просто так войти и подняться на нужный этаж там нельзя. Сначала необходимо подойти к стойке консьержа, который разрешит вызвать лифт только после предварительного звонка хозяевам квартиры.
– …Но эта квартира не принадлежит Оксане. Ее собственником является Павел Эдуардович Мякишев, проживающий по адресу…
Пульхерия старательно записала адрес. Этот дом она тоже знала. Он был известен всей Москве своими заоблачными ценами за квадратный метр и огромным количеством людей, погибших во время его строительства. Там столько раз обрывались строительные люльки с рабочими и падали башенные краны, что смело можно было говорить: дом построен на костях. Располагался он в живописнейшем месте на берегу канала и носил несуразное, мало подходящее ему название «Бегущая по волнам». Бедняга Александр Грин сто раз перевернулся бы в гробу, если бы знал, что столь поэтическое название его лучшего романа будет опошлено через много лет московскими градостроителями.
– …Мне не известно, чем он занимается, но есть человек, который мне это скажет. Только увижу я его завтра.
– А нам с Мариной что теперь делать?
– Ничего. Сидеть дома, смотреть телевизор и постараться больше ни во что не влипать.
– Я не могу сидеть сложа руки. По моей вине может пострадать невинный человек…
– Пульхерия Афанасьевна, ситуация, в которой вы оказались, не скрою, сложная, но пока не смертельная…
– Для нас с Мариной, – мрачно уточнила она.
– Хотите совет?
– Хочу.
– Я вам его дам, но, боюсь, вы вряд ли ему последуете. Доверьтесь Штыкину. Расскажите ему все, что вы знаете. Помогите ему, а он поможет вам. Не усложняйте и без того запутанную ситуацию.
После разговора с Кузьминым Пульхерия приняла душ и стала собираться.
– Ты куда? – с тревогой спросила Марина.
– По делу. Я ненадолго, Мариша. Посмотри телевизор…
– Я с тобой. Когда тебя нет рядом, мне начинает казаться, что я тебя больше никогда не увижу.
– Типун тебе на язык! Болтушка.
– Нет, правда. Я физически начинаю ощущать, что осталась совершенно одна во всей Вселенной. Я с тобой срослась, как сиамский близнец.
– Умеешь ты уговаривать. Хорошо, пойдем вместе. Только я тебя предупреждаю, что ты должна меня слушаться. Скажу «иди» – идешь, скажу «лежать» – ложишься. Рявкну «молчать!» – молчишь. Ясно?
Марина с радостной готовностью кивнула.
– А куда мы пойдем?
– Навестим Оксану Шпак по кличке Таня. Она, кстати, здесь недалеко живет, в двух минутах ходьбы. Эта красавица вовлекла нас с тобой в темное дело, и у меня есть к ней несколько вопросов.
Они остановились недалеко от огромного дома, находившегося в окружении пятиэтажек. Со стороны шоссе он почти не был виден и открылся во всем великолепии, когда они из небольшого переулка вошли во двор.
Вращающиеся стеклянные двери вели в роскошный вестибюль. Кивнув, как старому знакомому, консьержу, они направились к лифтам. Но на консьержа их дружеский кивок впечатления не произвел. Он твердо знал – эти люди чужие. Именно для этого и был здесь поставлен.
– Погодите! Вы к кому?
– В 1814 квартиру к Оксане Николаевне Шпак, – вежливо сообщила ему Пульхерия.
– Надо доложить, – рука консьержа потянулась к внутреннему телефону. – Ваши имена?
– Она – Марина, а я – Пульхерия, но близкие друзья зовут меня Пулей, – она шагнула от лифта к стойке консьержа. – Однако мне бы не хотелось, чтобы вы о нас сообщали, понимаете?
Консьерж тяжело вздохнул, удивляясь такому непониманию. Если всякий желающий сможет входить и выходить без предупреждения, зачем тогда консьерж? Мысль – пугающая своей очевидностью.
– Извините, но таков порядок. Назовите ваши фамилии.
– Неужели ты меня не помнишь, Стасик? – дружелюбно спросила Марина. – Мы же с тобой живем в одном доме, только в разных подъездах. Я твою маму хорошо знаю и твою жену Зиночку.
Стасик с минуту озадаченно изучал лица подруг: давало ли право этим женщинам войти на охраняемую территорию без спроса то обстоятельство, что он проживает с той, что похудее, в одном доме? После недолгого раздумья консьерж решил, что нет. Он хорошо знал права своих жильцов.
В этот момент Пульхерия полезла в карман и положила на стойку мятую влажную сторублевку. Если бы она была новенькой и хрустящей, а еще было бы лучше, чтобы это были не рубли, а доллары, тогда бы он взял их без малейших колебаний. Консьерж смотрел и раздумывал. С другой стороны, эта шлюшка, к которой пришли эти женщины, не стоила того, чтобы ради нее отказываться от стольника. Долговязый консьерж выглядел рассерженным, и справедливо, ведь он должен добросовестно отрабатывать свое жалование.
– Взятка?
– Нет, презент. Купите потом себе, что сами захотите.
– Интересно, что можно на это купить? – губы консьержа искривила презрительная улыбка.
– Ну, если дело только в цене… Извини, дружок, большей суммой мы не располагаем, – Пульхерия придавила купюру пальцем и стала медленно двигать ее к себе.
Парень накрыл стольник ладонью.
– Меня не было на месте, когда вы пришли, – быстро сказал он.
– Кто бы сомневался, – пробормотала Пульхерия, и они с Мариной направились к лифтам.
На восемнадцатом этаже лифт остановился, и двери бесшумно открылись. Они вышли и оказались в устланном дорогими коврами коридоре, стены которого были увешаны картинами и акварелями с пейзажами а ля Левитан и Шишкин, украшены стильными светильниками и экзотическими растениями. Напротив квартиры номер 1814 в огромном горшке размером с ведро росло лимонное дерево, все усыпанное крохотными ярко-желтыми лимончиками.
– Пуляша, смотри, какие маленькие, словно грецкие орехи. Как ты думаешь, они настоящие? – с восторгом спросила Марина.
– Сорви – узнаешь, – посоветовала она подруге.
– А разве можно? – простодушно удивилась та.
Пульхерия оглянулась по сторонам, быстро сорвала один лимончик и сунула его в карман плаща.
– Потом продегустируем, – сказала она и подошла к двери квартиры Оксаны.
Они отчетливо слышали негромкую музыку. Марина нажала на кнопку звонка, и мелодичная трель на мгновение заглушила ее. Музыка продолжала звучать, но дверь никто не открыл. Они позвонили еще. На этот раз Пульхерия держала нажатой кнопку довольно долго, однако без результата.
– Видишь, там никого нет, – почему-то прошептала Марина.
– А музыка? Может быть, она принимает ванну или с кем-нибудь любовью занимается?
– Подождем?
– Чего?
Пульхерия постучала в дверь кулаком и подергала ручку двери. Неожиданно она открылась.
– Ой, здесь и не заперто вовсе, – Марина испуганно прижалась сзади к подруге, словно хотела слиться с ее крупным телом.
– Не нравится мне это, – мрачно заявила Пульхерия.
