– Сейчас принесу еду, – кинулась за дверь медсестра.
Внезапно Яна почувствовала дикий голод. Она вспомнила, что с утра ничего не ела, а теперь к тому же потеряла и силы, и кровь. Поэтому возвращения медсестры ждала с большим нетерпением. Та вернулась с двумя тарелками в руках.
– А компот закончился, – виновато сказала она. – Захотите пить, можно налить кипятка из кулера в конце коридора, там еще вроде есть…
– Хорошо, – кивнула Яна, сглатывая слюну.
Но когда девушка ушла и Яна посмотрела на то, что она оставила на тумбочке, аппетит ее тут же улетучился.
В одной тарелке плавала какая-то жидкость, мутная и неприятная на цвет. По паре кусков картошки и неочищенному темному кусочку морковки она поняла, что это не вода помыть руки, как иногда приносят в ресторанах, а суп. А по сморщенному, темно-зеленому кусочку соленого огурца с огромными семечками, словно от тыквы, она даже догадалась, что это «солянка». По поверхности супа еще плавали какие-то конгломераты твердого жира.
Сыщик Яна, включив дедукцию, которую не могли выбить из ее больной головы ни таблетки, ни произошедшие неприятности, поняла, что это пойло еще и холодное! Конечно, обед уже прошел, раз компот закончился, медсестра сделала ей одолжение, принеся еду, которую не съели. Не съели или даже слили – что еще ужаснее. «Остатки сладки» – явно не про это блюдо. И разогревать еду в микроволновке ей никто не станет, тем более микроволновки в отделении не для медицинского персонала может не быть.
Яна поняла, что даже под пытками не сможет съесть или выпить этот суп. Она с надеждой глянула на вторую тарелку, но ее мечтам не суждено было сбыться.
Рассыпчатая гречневая каша. Такая рассыпчатая, что больше похожая на засохшую обратно в твердые зерна крупу, и сверху аккуратной кучкой, где, по идее, должно источать аромат мясо «а-ля бефстроганов», лежал отвратительный отварной репчатый лук и до боли знакомая неочищенная проваренная морковка.
«Не из супа ли все это вынуто? А не из какой-нибудь хилой, говяжьей кости, разведенной на сто литров, он сварен? Бефстроганов из сухой и жесткой говядины хватило, видимо, только работникам кухни», – подумала Яна.
Хотя чему удивляться? Когда-то в одной телепередаче она услышала, что в день на кормление человека в больнице выделяется около тридцати рублей без учета инфляции. Как на эту сумму можно накормить людей? Да еще изображать в обед первое, второе и третье… Понятно, что первое и второе варится в одном котле. Тут тебе и суп, и гарнир с мясом. Ужас! И ведь это еда для больных людей, которым, наоборот, надо давать усиленное питание, с витаминами, минералами, белками… Более хорошие условия были не в обычных больницах, а в ведомственных, например, от российских железных дорог, от центрального банка России. Богатые ведомства могли позволить себе сделать ремонт, закупить оборудование, кинуть немного денежек на добавку к питанию, что могло вылиться даже в бутерброд с красной рыбой на завтрак и ложку свежего салата к обеду.
Только одна радостная мысль грела сознание Яны: «Хорошо, что компот не принесли». Но тревожило другое: до следующего утра на голодный желудок не протянуть. Слишком уж давно она не кушала.
Спасение пришло в виде Евгения.
– Привет! Никогда не прощу себе, что потащил тебя к Пуле. И никогда, если честно, не верил, что простое падение на лестнице может закончиться в больнице. – Он нерешительно застыл в дверях палаты.
– Падение с лестницы может закончиться переломом основания черепа или шейных позвонков и – ага, ты в морге! – откликнулась Яна. – Так что мне еще повезло. Что ты там мнешься в дверях? Заходи, располагайся на пустой кровати! – пригласила Яна.
– Никто с тобой не лежит? – уточнил он.
– В смысле? Ты намекаешь или предлагаешь?
– Не вгоняй меня в краску, Яна, – смутился Евгений.
– Совершенно одна! Приведи кого-нибудь из мужского отделения, – подмигнула ему Яна.
– Вот, теперь узнаю! Хорошо, что ты в таком настроении, – заулыбался Евгений, шурша пакетами.
У Яны забрезжила слабая надежда, что она сегодня все-таки поест, потому что на пакетах значился логотип известного продуктового супермаркета.
– Что это? – Женя увидел тарелки на тумбочке.
– Это то, от чего люди плохо поправляются, – ответила Яна. – Будь добр, отнеси все это на кухню. Скажи, у меня после нервного переживания случился острый приступ анорексии.
– Я мигом, а ты разбери пока пакетики, – откликнулся Женя.
– Я больная! – возмутилась Яна.
– Я не прошу тебя танцевать чечетку, поработай немного руками.
– Там ножей нет? А то с моим теперешним везением я и руку порежу.
– Только пластиковые, – ответил Евгений, унося тарелки.
Когда Женя вернулся, то снова поразился способностям Яны за короткий промежуток времени из исходных продуктов накрывать очень даже аппетитный стол. Он не догадывался, что ее подстегивал элементарный голод. Она уже успела вымыть и порезать огурчики с помидорчиками, положить на них укроп и петрушку. Колбасу и твердый сыр «Мааздам» Евгению нарезали в магазине, и сейчас аппетитные ломтики находились в лоточках под пленкой. Еще он принес копченого цыпленка, от которого пошел такой аромат, что Яна испугалась включения больничной сигнализации. Грозди винограда, спелый ананас, персики. Было понятно, что Евгений отоварился не в киоске у метро, а в хорошем дорогом магазине, гарантирующем клиентам свежесть продукта и его качество.
– А вот ты меня не знаешь совсем, – с набитым ртом, проявляя чудеса невоспитанности оттого, что начала есть, не дождавшись напарника и не приглашая его к столу, сказала Яна.
– Почему не знаю? В смысле?
– Купил все то, что я не очень люблю… – чавкала Яна.
– Это заметно. – Женя улыбнулся и приступил к еде, поскольку тоже с утра был голодный.
– Я серьезно! Просто я очень есть хочу! – прогнусавила Яна и на несгибаемых ногах поспешила к раковине помыть грушу медового цвета.
Евгений громко рассмеялся:
– Красавица! Какая у тебя интересная походка! Как на ходулях. Кем бы ты могла работать с такой походкой?
– Я буду работать принцессой! Знаешь, так отвечают маленькие девочки в детском саду, те, что без ума от куклы Барби. Некоторые даже Кена задвигают в ящик, считая, что в волшебном дворце места хватит только для их любимицы – Барби, а Кен не очень-то ей и нужен, с пластмассовыми волосами и улыбкой дебила. Хотя… что я опять о грустном?
– Почему о грустном? Дети – цветы жизни, – ответил Женя.
Яна чуть не засмеялась, заметив, что ветчина у него изо рта висит, словно второй язык.
– Ты не уловил… – наклонила к нему Яна свое сальное лицо. – В отличие от миллионов девочек, мечтающих о статусе принцессы, я реально могла ею стать и жить в настоящем замке.
– Я понял, опять ты о своем, – вздохнул Женя.
– А как же! Видишь, как только я потеряла Карла, вся моя жизнь полетела в тартарары! А что это у тебя?
– Купил много разных салатиков, на любой вкус. Ты что будешь?
– Открывай все, жмот! – рявкнула Яна, орудуя пластмассовыми ложками и вилками, словно снарядами.
– Ого, аппетит! Больная, вы точно поправитесь!
– Куда я денусь? Только на сердце – вот такой вот рубец! – Яна развела руки сантиметров на тридцать.
– А вот – самое главное, – озираясь по сторонам, приглушил звук Евгений и достал бутылку коньяка.
Яна поморщилась, ощущая момент дежа вю, но ломалась недолго.
– Наливай! Что нам еще остается?
– В больнице можно?
– Во дает! Принес, а теперь спрашивает! Нет, ты один будешь есть и пить! Конечно, я присоединюсь, что ж делать… хоть ты опять не угодил. Я предпочитаю шампанскому «Мартини» и клубнику с черешней вместо персиков, ананасов и груш! Все, я бросаю тебя и выхожу замуж за другого!
Женя засмеялся:
– Обязательно учту на будущее твои вкусы и приоритеты, а сейчас расширим сосуды коньячком. – Он стал разливать кофейного цвета жидкость в пластиковые стаканы.
