– И тем горжусь. Хочешь, я проверю бывшего? Сосед вроде бы знает, где парень остановился. Завтра к вечеру он должен вернуться.
– Навестим его, когда вернется. Поговори с Дженкинсоном. Проверь, насколько они с Пауэллом продвинулись по списку допрошенных из прежнего дела. Вы с Трухартом можете помочь им добить список. Скоро выйдут выпуски новостей, а это значит, что к завтрашнему дню нас засыплют звонками всякие полоумные. Придется их проверять. Вот и давай разберемся с тем, что у нас пока есть.
Надин ждала, сидя на стуле для посетителей, закинув ногу на ногу и изучая свои ногти, пока говорила по телефону через наушник.
– Значит, придется перенести или отменить, – говорила она. – Нет-нет. Мы подписали соглашение, и там сказано, что если мне подвернется что-то горяченькое, нечто такое, чем я могла бы заняться лично, это важнее всего остального и я этим занимаюсь в первую очередь. Таков уговор. – Надин взглянула на Еву и закатила глаза, давая понять, что ей приходится выслушивать по телефону всякий вздор. – А вот на это и существуют ассистенты и ассистенты ассистентов. А что касается сюжета, репортер имеет право перенести съемку. Уж мне ли не знать, я ведь и есть чертов репортер.
Она сдернула с головы наушники.
– Тяжкое бремя славы, – усмехнулась Ева.
– И не говори. Но я несу его с достоинством. Можно мне кофе?
Ева послушно подошла к автоповару. Ее собственный организм настоятельно требовал подзарядки. Кофе поможет ей взбодриться.
Надин действительно несла бремя славы с легкостью и изяществом. Мелированные, стильно подстриженные волосы, четкие черты лица, великолепный костюм – прямо под камеру. Но Ева знала: хотя у Надин было собственное шоу на телевидении, хотя рейтинги «Сейчас» плавали где-то в небесах, как голова наширявшегося наркомана, по сути она именно «чертов репортер». Как сама сказала.
– С кем ты говорила во время пресс-конференции?
– А ты как думаешь? – бросила в ответ Надин. Ева повернулась и протянула Надин кружку кофе.
– С твоими ассистентами, чтобы подобрали для тебя детали по делу девятилетней давности.
Надин отпила кофе.
– Надо же, соображаешь!
– Кое-какие детали того расследования просочились в прессу.
– Кое-какие, – кивнула Надин, и ее лицо помрачнело. – Кое-какие детали насчет того, как пытали убитых женщин. Думаю, на самом деле было еще кое-что. Было нечто куда более страшное, но это не просочилось.
– Было еще кое-что. Было нечто куда более страшное, – подтвердила Ева.
– Ты над этим работала.
– Ведущим был Фини. Я была его напарницей.
– Девять лет назад меня не было в Нью-Йорке. Я тогда с боем прорывалась наверх из жуткой дыры – филиала второстепенной телестанции в Южной Филадельфии. Но я помню это дело. Помню эти убийства. Я тогда сделала серию репортажей о них, и знала бы ты, чего мне стоило выбить права на эти репортажи! Но именно они – помимо всего прочего! – помогли мне вырваться из Южной Филадельфии.
– Мир тесен.
Надин кивнула и отхлебнула кофе.
– Но теперь на тебя работает целый отдел, подбирающий материалы, – продолжала Ева. – Ты же у нас теперь большая шишка. – Ева присела на краешек своего стола. – Мне нужно все, абсолютно все, что ты сможешь нарыть по этим убийствам. По всем убийствам. Здесь, в Европе, во Флориде и в Южной Америке.
– Что? Где? – ошеломленно заморгала Надин.
– Я тебе все объясню, не для протокола, но я хочу, чтобы ты пустила по следу всех своих помощников и задействовала твой собственный отточенный нюх. Надин, он уже взял вторую.
– О боже!
– Мы не можем ей помочь. У нас почти нет шансов ее спасти. Для этого надо его разыскать. Поэтому мне нужна информация. Все, что только можно. Вдруг мы успеем спасти еще одну, которую он сейчас выслеживает?
– Дай мне подумать. – Закрыв глаза, Надин откинулась на спинку стула. Отпила еще кофе. – Есть у меня пара умников. Я могу их подкупить и запугать, чтоб работали втихую и результаты держали ближе к жилетке. Конечно, я и сама поработаю, на меня ты всегда можешь рассчитывать. – Она снова выпрямилась. – Ты же знаешь, я это сделаю. Я считаю, что жизнь важнее репортажа. Не намного важнее, – с улыбкой уточнила Надин, – но все-таки. Я это сделаю, потому что мы друзья. Мы играем по-честному и уважаем друг друга. Ты мне ничего не должна.
– Знаю. Но и ты знаешь: я все равно с тобой расплачусь.
Надин вопросительно изогнула бровь.
– Поскольку я чертовски умна, спорить с тобой не буду. Эксклюзивное интервью с глазу на глаз?
– Только когда возьму его, не раньше.
– Договорились. Появление в эфире «Сейчас».
– Не зарывайся.
Надин засмеялась.
– Пусть это будет любой из членов команды по твоему выбору. С включениями твоего интервью – я упомянула, что оно должно быть обширным? – по ходу эфира. Интервью будет записано заранее.
Ева обдумала вариант.
– С этим я могу работать.
– Договорились. Чтобы нарыть детали, мне нужны детали. – Надин извлекла диктофон и склонила голову набок. – Согласна?
– Согласна.
Было что-то жуткое в наблюдении изнутри за работой полицейской лавочки. Любопытный опыт, подумал Рорк, но уж больно непривычный для человека с его… скажем так, пестрым прошлым.
Ему уже приходилось – и не раз! – работать с полицейскими. Не говоря уж о работе с его собственным полицейским. Ему приходилось принимать полицейских у себя дома. Они бывали у него и в гостях, и по работе. Но работать в опергруппе, в самом сердце полицейского управления, вкалывать целый день – это было совсем другое дело.
Он заметил, что они не сидят на месте: приходят и уходят. Врываются торопливым шагом, вновь ускользают, что-то говорят другу на отрывистом, казенном и в то же время красочном полицейском жаргоне.
В соседях у него оказались Макнаб, к которому Рорк питал большую привязанность, и смуглая, пышнотелая и черноглазая Каллендар. За работой они не сидели, предпочитали ходить или даже пританцовывать вокруг стола. Они перелопачивали горы данных в поисках одного ключевого бита информации. Прилежные пчелки в трудовом улье.
Что до красочности, похоже, все сотрудники электронного отдела, кроме капитана, предпочитали одеваться броско, даже кричаще. На Макнабе были ярко-желтые джинсы и бирюзовая рубашка, по которой мельтешили летающие черепахи. Его длинные светлые волосы были зачесаны назад от красивого узкого лица и перехвачены широкой желтой резинкой. А оба уха оттягивала книзу сложная система колечек и заклепок.
Рорк искренне недоумевал, как может человек добровольно проделывать дыры в собственной плоти.
Но было в этом мальчишке какое-то неотразимое обаяние. И он чертовски здорово делал свою работу.
Девушка – а на вид ей было не больше двадцати – пока оставалась для него загадкой. У нее была кожа цвета гречишного меда, а на голове – невероятная масса черных кудряшек, закрепленных множеством неоново-ярких заколок всех цветов радуги. Из ушей свисали серебряные кольца такой ширины, что Рорк мог бы с легкостью просунуть в них кулак. На ней были мешковатые штаны с бесчисленными карманами, с разводами лавандового и розового цвета, и облегающий зеленый свитер с надписью «Боги электроники» на весьма впечатляющей груди.
Длиннейшие, покрытые изумрудным лаком ногти щелкали по клавишам, как безумные кастаньеты, когда она переходила в ручной режим.
Как и Макнаб, она казалась неутомимой: сгусток энергии, поминутно прорывающейся в дергающихся, приплясывающих движениях. Она все время притопывала, подергивалась, качала головой. Все ее тело было беспрерывно в движении: ноги, голова, плечи, ягодицы.
Это завораживало.
– Эй, Блондинчик! – позвала она, и Макнаб оглянулся через плечо.
– Это ты мне, Морковка?
– Раз стоишь, сгоняй за жидким.
– Можно. Хотите? – повернулся Макнаб к Рорку. – Чего-нибудь попить.
– Да, спасибо.
– Так или погудеть?
Рорку потребовались несколько мгновений на перевод, и за это время он почувствовал себя древним старцем.
