стало от этого взгляда.
– Теперь ты возьмешь все наши московские дела. – Гольдин встал, подошел к окну.
Армянский переулок был полупустым. Солнце высвечивало старые дома, и они в свете этом опять стали нарядными, словно их отремонтировали.
– Но есть еще одно дело.
– Какое?
– Третьяков.
– Я его сегодня кончу.
– Мне с тобой? – Саша Летчик встал.
– Нет. – Гольдин положил ему руку на плечо. – Ты отвезешь товар на дачу. Завтра утром. Сегодня из дома не выходить.
– Один не управлюсь.
– В десять утра к тебе подъедет машина, в ней будут люди. Ты шеф. Поэтому и спрос с тебя. Делаем первую партию, и вы с Серым уходите в Польшу. Паспорта – моя забота. Там наши люди переправят вас в Германию, а потом ко мне в Штаты.
Хорошая квартира была у Третьякова, красивая и не маленькая. Две большие комнаты.
А главное, в самом центре. У метро «Кировская», в доме страхового общества «Россия».
По-барски жил Сергей Третьяков. Потолки с лепниной. А по коридору и прихожей на велосипеде можно ездить.
Ну и, конечно, обстановка, техника всякая.
Опера и омоновцы, жители московских коммуналок и общежитий, только завистливо крутили головами.
Квартира была блокирована по всем правилам. Сидели на улице, в садике молодые ребята и девушки пели под гитару хорошие старые песни, на чердачной площадке устроились омоновцы да в квартире три опера и два крепких паренька.
А время шло. Стемнело уже. Фильм по телевизору кончился. Тихо в квартире. Тихо и сонно.
Вдруг около полуночи зазвонил телефон.
– Да. – Третьяков поднял трубку.
– Паша? – спросил незнакомый голос.
– Нет. Вы не туда попали. – Сергей положил трубку.
И сразу же Корнеев схватил рацию.
– Седьмой, там?
– Спокойно.
– Приготовьтесь. Пятый, приготовьтесь.
Прошло несколько минут, и запищала рация.
– Третий, я Седьмой. В подъезд вошли двое.
И сразу лифт загудел.
– Начали, – скомандовал Корнеев.
Встали по обе стороны дверей омоновцы. Опера прижались к стене в коридоре.
Хлопнула дверца лифта. Шаги послышались.
И пауза наступила. Минута. Вторая… Пятая.
И наконец звонок.
Третьяков подошел к двери.
– Кто?
– От Лузгина. Договоренное привез.
Третьяков распахнул дверь, и в квартиру ввалился здоровый парень с пистолетом в руке.
– К стене, сука! – рявкнул он.
Один из омоновцев ударил его ногой в лицо, второй выбил пистолет, и рухнул лоб на пол.
Корнеев выскочил на лестницу.
На площадке стоял Серый с пистолетом в руке.
Кольцом отсекли его от лифта бойцы ОМОНа.
– Бросай оружие, – сказал Корнеев, – бросай.
Серый как-то странно улыбнулся и отрицательно замотал головой.
Он пятился к огромному старинному окну.
– Бросай и стой на месте. Без парашюта здесь не прыгнешь, – повторил Корнеев.
Серый прижался спиной к окну. Продолжая улыбаться, странно оглядел омоновцев в бронежилетах, автоматчиков, стоявших на лестнице.
Потом вздохнул глубоко.
Поднял руку с пистолетом к голове.
– Нет! – Корнеев прыгнул к нему.
Выстрел отбросил Серого к окну, и он, проламывая стекла, полетел вниз.
– Наталья Борисовна. – Кафтанов налил Сомовой кофе. – Мы все про вашу машину знаем, а главное, хочу вас обрадовать, она найдена и находится у нас.
– Так вы меня на Петровку порадовать пригласили, – грустно улыбнулась Сомова.
Красивой она была. В возрасте около тридцати. Одета, конечно.
– Нам нужно узнать вот что. Хилковский машину вам пригнал?
– Я за нее заплатила зеленым другом.
– Долларами, что ли?
– Да.
– Эта часть вашей жизни меня не касается. Кто у вас машину угнал?
– А ее не угоняли.
– Не понял.
– Ее отняли.
– Кто?
– Сволочь одна, Сашка Манцев, мы когда-то с ним в школе учились. Потом он в летное училище подался. Там натворил что-то. Его на пять лет посадили.
– У него есть татуировка?
– Да. Три звездочки на правой руке.
– Вы знаете, где он живет?
– Да, Армянский, дом 6, квартира 8.
– Вы так смело говорите. Не боитесь? – спросил Кафтанов.
– Устала я бояться. Сначала он с бригадой девочек у «Интуриста» грабил. Не долю, как другие, а почти все отбирал. Избивал нас страшно. Потом, когда я с этим делом завязала, сниматься стала для журналов, он опять возник. Сволочь. Насильник…
– Успокойтесь.
– Да я спокойна. Он ко мне пришел, ключи забрал и угнал машину. Сказал: пикнешь – пришью.
* * *
…Саша Летчик спустился, вышел на улицу ровно в восемь.
У подъезда уже стоял большой армейский фургон.
– Ты Летчик? – спросил парень в пятнистой военной форме.
– Ну.
– Куда ехать?
Саша обошел машину, заглянул в кузов. Там сидели еще двое.
– Поехали. – Он сел в кабину.
Через полчаса машина въехала в Козихинский переулок, свернула под арку напротив кафе «Московские зори» и остановилась у подъезда.
Саша позвонил в дверь на первом этаже.
Ему открыл заспанный лохматый парень в очках.
– Забираешь?
– Да.
Летчик вынул из кармана пачку денег, протянул хозяину.
Машину загрузили быстро.
Через час они уже были в Салтыковке. Остановили машину у дачи, обнесенной высоким забором. Охранник в пятнистой форме открыл ворота, и машина скрылась.
За столом у Кафтанова сидели оперативники и командир ОМОНа.
– Итак, мы взяли объект на выходе из квартиры, – докладывал старший группы наружного наблюдения. – Он встретился с человеком, одетым в «афганку», поздоровался, и они уехали на машине, военном крытом грузовике номер МЛН 37–16. Машина принадлежит СП «Антик». В Козихинском переулке остановились у дома номер 4, взяли груз – десять брезентовых мешков. Потом проследовали в Салтыковку. Там машина въехала на территорию дачи, ранее принадлежавшей арестованному замминистра торговли Кузину, нынче приобретенной все тем же «Антиком». За дачей ведется усиленное наблюдение.
– Понятно. Спасибо. – Кафтанов помолчал. – Что у тебя, Корнеев?
– Груз они брали из мастерской фотохудожника Елисеева. Он за тысячу согласился, чтобы мешки полежали у него.
Что в них было, он не знал. Но специфический запах позволил экспертам определить, что прятали там опий-сырец.
– Дачу блокировать. – Кафтанов встал. – Я сам буду руководить операцией.
Дача больше на крепость походила. Ворота стальные, забор с колючей проволокой по гребню, прожекторы на всех четырех углах.
ОМОН и оперативники плотно обложили ее, никто не мог незамеченным уйти.
Ждали темноты.
– Штурмовать придется, – сказал Корнеев.
– Ничего. – Кафтанов еще раз в бинокль осмотрел дачу. – Станет темно – мы свет врубим.
Время тянулось долго и измерялось теперь количеством выкуренных сигарет.
Ближе к вечеру, когда сумерки начали спускаться на лес, приехал «мерседес» Лузгина, а чуть попозже наемная «вольво».
Наконец совсем темно стало. Зажглись огни на даче, вспыхнули прожекторы.
И тогда Кафтанов скомандовал по рации:
– Свет.
Погасли прожекторы, и все погрузилось во тьму.
– Начали, – спокойно, даже слишком, сказал Кафтанов.
Бесшумно бросились к забору бойцы ОМОНа.
Секунда – и крюки «кошек»
