Несколькими минутами позже Гепена и старика Подшофе в наручниках, под охраной орсивальских жандармов повезли в корбейльскую тюрьму.
В бильярдной замка «Тенистый дол» заканчивал свои печальные обязанности доктор Жандрон.
Он снял просторный черный фрак с широкими рукавами, огромными фалдами и красной ленточкой Почетного легиона в петлице - именно такой фрак, какой должен быть у ученого, - и засучил выше локтя рукава полотняной рубашки.
Рядом с ним на столике, предназначенном для освежительных напитков, были разложены инструменты - скальпели и серебряные зонды.
Чтобы произвести вскрытие, ему пришлось раздеть покойницу. Теперь он прикрыл труп большой белой простыней, которая свешивалась до полу и смутно обрисовывала очертания тела.
Уже стемнело; вся эта зловещая сцена была залита светом массивной лампы с матовым стеклянным абажуром в форме шара.
Мировой судья и полицейский вошли в тот миг, когда доктор мыл руки в большом ведре с водой.
Услыхав, что дверь отворилась, доктор Жандрон быстро выпрямился.
- А, это вы, Планта, - сказал он, и в голосе его явственно послышалась тревога. - А где господин Домини?
- Уехал.
Доктор принял это известие, не скрывая досады.
- Мне нужно с ним поговорить, - сказал он, - и чем скорее, тем лучше. Это совершенно необходимо. Может быть, я и ошибаюсь, всякому случается ошибиться, но…
Лекок и папаша Планта затворили дверь, которую осаждали слуги, и подошли поближе. При свете лампы им бросилось в глаза, что лицо г-на Жандрона, обычно такое невозмутимое, искажено волнением.
Бледность его соперничала с бледностью убитой, покоившейся на столе, под простыней.
Волнение в голосе и в лице доктора едва ли объяснялось той работой, которую он только что завершил. Как ни тягостна эта работа, г-н Жандрон, опытнейший врач, так часто сталкивался с людским горем и навидался в жизни столько ужасного и отталкивающего, что чувствительность его давно притупилась.
Должно быть, при вскрытии он обнаружил нечто невероятное.
- Позвольте, дорогой доктор, - обратился к нему папаша Планта, - задать вам вопрос, который вы задали мне несколько часов назад. Вам нездоровится? Вам стало дурно?
Г-н Жандрон печально покачал головой и ответил с нарочито четкой и размеренной интонацией:
- Я отвечу вам, друг мой, в точности так же, как вы мне: благодарю, пустяки, мне уже лучше.
И оба наблюдателя, не уступающие друг другу в проницательности, отвели глаза в сторону, словно опасаясь, как бы взгляды, чересчур красноречивые, не выдали их мыслей.
Лекок подошел ближе.
- Полагаю, что мне известна причина волнения господина доктора. Он обнаружил, что госпожа де Треморель была убита одним ударом, а потом убийцы кромсали труп, который уже почти остыл.
Доктор устремил на сыщика взгляд, полный неподдельного изумления.
- Как вы догадались? - спросил он.
- Эта догадка принадлежит не мне одному, - скромно отвечал г-н Лекок. - Я должен разделить с господином мировым судьей честь рассуждений, благодаря которым мы сумели предугадать этот факт.
Г-н Жандрон стукнул себя по лбу.
- В самом деле! - воскликнул он. - Теперь я припоминаю ваш совет; должен сознаться, я так растерялся, что совершенно о нем позабыл.
Г-н Лекок счел уместным поклониться.
- Ну что ж, - продолжал врач, - ваши предсказания сбылись. Между первым ударом кинжала, от которого произошла смерть, и всеми остальными протекло, быть может, не так много времени, как вы предположили, но я убежден, что госпожа де Треморель скончалась примерно за три часа до того, как на нее обрушились новые удары.
Г-н Жандрон подошел к бильярдному столу и медленно поднял простыню, открыв голову и грудь покойной.
- Посветите нам, Планта, - попросил он.
Старый судья повиновался. Он взял лампу и зашел с другой стороны бильярдного стола. У него так тряслись руки, что стекло и абажур звякали друг о друга. В дрожа щем свете по стенам заплясали зловещие тени.
Однако лицо графини оказалось тщательно вымыто, исчезли пятна крови и ила. Виднее стали следы ударов, но мертвенно-бледные черты по-прежнему были красивы.
Лекок наклонился над столом, чтобы рассмотреть убитую поближе.
- Госпоже де Треморель, - объяснил доктор Жанд рон, - нанесли восемнадцать ударов кинжалом. Но только одна из этих ран была смертельной: вот, видите, она нанесена почти вертикально, здесь, чуть ниже плеча.
Указывая на зияющую рану, он придерживал убитую, чьи пышные золотистые волосы разметались по его левой руке.
В глазах графини застыл ужас. С полуоткрытых губ, казалось, готов был сорваться крик: «Спасите! На помощь!»
Папаша Планта, человек с каменным сердцем, отвернулся, а доктор, раньше других справившийся с волнением, продолжал тем несколько высокопарным тоном, каким говорят профессора в анатомическом театре:
- Лезвие ножа было, по всей видимости, шириной три сантиметра и длиной не менее двадцати пяти сантиметров. Все остальные раны - в руку, в грудь, в плечо - сравнительно неглубоки. Можно предположить, что они были нанесены спустя по меньшей мере два часа после той, которая оказалась смертельной.
- Прекрасно! - вырвалось у г-на Лекока.
- Заметьте, - поспешно произнес доктор, - что я ничего не утверждаю; я высказываюсь чисто предположительно. Явления, на которых основывается мое личное мнение, слишком мимолетны, слишком неуловимы по своей природе, слишком, наконец, спорны, чтобы позволить мне что-либо утверждать.
Речь доктора причинила, по-видимому, живейшее неудовольствие Лекоку.
- И все же, - начал он, - в данный момент…
- Единственное, что я могу утверждать, - перебил г-н Жандрон, - единственное, что я с чистой совестью подтвержу в суде, под присягой, сводится к следующему: все ушибы головы, за исключением одного, имели место после смерти. Это бесспорно и не подлежит ни малейшему сомнению. Когда жертва была еще жива, ей был нанесен удар вот сюда, над глазом. Как видите, кровоизлияние в тканях было весьма значительно: видна огромная опухоль, свинцово-серая, а в середине почти черная. Прочие ушибы носят совершенно иной характер: смотрите, вот сюда пришелся такой сильный удар, что височная кость оказалась проломлена, однако не осталось ни малейшего кровоподтека.
- По-моему, господин доктор, - предположил г-н Лекок, - из того известного и доказанного факта, что графине после ее смерти нанесли ряд ударов тупым орудием, можно сделать вывод, что удары ножом были также нанесены ей уже после того, как она перестала дышать. Г-н Жандрон на мгновение задумался.
- Возможно, вы и правы, господин сыщик, - сказал он наконец, - и я со своей стороны убежден, что так оно и было. Однако эти выводы я не вставлю в отчет. Судебная медицина должна придерживаться лишь очевидных, доказанных, неоспоримых фактов. При малейшем сомнении, пускай самом ничтожном, она обязана промолчать. Более того, я считаю, что сомнения должны толковаться в пользу обвиняемого, а не обвинения.
Сыщик наверняка думал по-другому, однако рассудил за благо не возражать.
Он слушал доктора Жандрона, затаив дыхание, и на лице его отражалась усиленная работа мысли.
- Теперь мне кажется, - произнес он, - что я могу уточнить, где и каким образом графине был нанесен удар.
Доктор вновь накрыл труп, и папаша Планта поставил лампу обратно на столик.
Оба жаждали услышать объяснения г-на Лекока.
- Ну что ж, - начал полицейский, - направление раны, нанесенной госпоже де Треморель, свидетельствует, что графиня в момент убийства находилась у себя в спальне, сидела, слегка наклонившись вперед, и пила чай. Убийца подошел сзади и занес руку; он хорошо рассчитал, с какого места удобней нанести удар, и нанес его с такой ужасающей силой, что жертва рухнула вперед и, падая, ударилась лбом об угол стола: отсюда тот единственный кровоподтек, который мы видим у нее на голове.
Г-н Жандрон попеременно смотрел то на Лекока, то на папашу Планта, которые обменивались по меньшей мере странными взглядами. Возможно, сцена, которую они разыгрывали, внушала ему недоверие.
- Разумеется, - заметил он, - преступление произошло именно так, как рассказывает господин полицейский.
И все снова замолчали, причем надолго, и тогда папаша Планта счел необходимым что-нибудь сказать. Упорное молчание г-на Лекока бесило его.
- Вы видели все, что вам было необходимо? - спросил он.
- На сегодня - да, сударь. Я хочу осмотреть еще кое-что, но для этого нужен дневной свет. Впрочем, мне кажется, я разобрался в этом деле - недостает всего одной детали.
- Значит, завтра нужно приехать сюда как можно раньше.
- Приеду, господин судья, так рано, как вы сочтете нужным.
- А когда вы закончите осмотр, мы поедем вместе в Корбейль к господину судебному следователю.
- Я в вашем распоряжении, господин мировой судья.
И вновь наступило молчание.
