— Почему? Потому что я могу докопаться до истины? А чем она опасна, Дональд? Знаешь, если бы Макритчи изнасиловал мою дочь, я бы захотел взять дело в свои руки и разобраться с ним.
Дональд молча смотрел на него, а потом покачал головой:
— Не могу поверить, что ты считаешь меня способным на такое, Фин.
— Тем не менее я бы хотел знать, где ты был в субботу вечером.
— Твои коллеги уже опрашивали меня, так что ты все найдешь в их отчете.
— Я не могу определить, врет ли рапорт, а вот с людьми обычно получается.
— Я был там, где всегда нахожусь по вечерам в субботу: писал дома воскресную проповедь. Если ты спросишь мою жену, она это подтвердит, — Дональд подошел к двери и открыл ее, давая понять, что разговор окончен. — В любом случае, воздавать грешникам по заслугам — не моя задача. Бог сам выберет кару для Ангела Макритчи.
— Возможно, уже выбрал.
Фин вышел и оказался посреди бушевавшей стихии: дождь разошелся не на шутку, причем падал почти параллельно земле.
К тому времени как Фин дошел до машины Ганна, припаркованной на церковной стоянке, он был абсолютно мокрый. Волнистые волосы слиплись от дождя, вода текла по лицу и шее. Он упал на пассажирское сиденье и захлопнул дверь. Ганн включил печку и взглянул на него:
— Ну как?
— Расскажите, что случилось в ту ночь, когда Макритчи якобы изнасиловал девушку.
II
Полицейские ехали обратно в Сторновэй. Голубые, черные и лилово-серые лоскутья облаков были разбросаны по всему небу. Дорога уходила за горизонт; далеко впереди пробивающиеся из-за туч солнечные лучи подсвечивали косые полосы дождя.
— Это произошло около двух месяцев назад, — сказал Ганн. — Донна Мюррей с приятелями пила в клубе Кробоста.
— Мне казалось, вы говорили, что ей всего шестнадцать.
Ганн бросил на Фина взгляд, проверяя, не шутит ли он:
— Вы слишком долго здесь не были, мистер Маклауд.
— Это незаконно, Джордж.
— Был вечер пятницы — там было не протолкнуться от народа. Многие девушки были старше восемнадцати, да и в любом случае, никому не было до этого дела.
Солнечный свет неожиданно пробил угрюмые облака, и дворники размазали его по лобовому стеклу вместе с дождем. По левую сторону от дороги над пустошью появилась радуга.
— Сначала все шло как обычно: легкий флирт, не более. Как всегда, когда гормоны у подростков смешиваются с алкоголем. Макритчи сидел на своем обычном месте за барной стойкой и, подперев рукой подбородок, рассматривал девушек. Не верится, что после того, как он столько лет травился пивом, у него еще играли гормоны, — Ганн усмехнулся. — Вы видели, в каком состоянии была его печень.
Фин кивнул. Даже будучи подростком, Ангел много пил.
— Короче, Донна, судя по всему, в тот вечер привлекла его внимание. Непонятно, с чего он решил, что понравился ей, но он предложил купить ей выпивку. Она отказалась. Вообще, я думаю, этим бы все и закончилось, если бы кто-то не упомянул мельком, что она дочь Дональда Мюррея. Это его раззадорило.
Фин мог представить, как это могло позабавить Макритчи: наложить лапы на девушку, зная, что это обязательно дойдет до Дональда.
— Остаток вечера он изводил ее, покупая напитки, к которым она не притрагивалась, пытаясь приобнять и делая непристойные предложения. Всем ее друзьям ситуация казалась очень смешной. Никто не видел в Макритчи реальной угрозы: всего лишь жалкий старый пропойца. Но Донну это действительно бесило: он мешал ей веселиться. Вот она и решила пойти домой. Ее приятели потом сказали, что она выбежала из бара крайне недовольная. Но никто, кроме бармена, не заметил, что минутой позже Макритчи соскользнул со стула и направился следом за ней. Вот с этого момента версии произошедшего начинают расходиться.
Они проехали группу девочек-подростков, спрятавшихся под бетонным навесом автобусной остановки на Саут-Делл. Такие конструкции были особенностью Льюиса: с плоскими крышами и четырьмя открытыми отсеками, разделенными перегородками, они защищали от ветра независимо от того, с какой стороны он дул. Фину вспомнилось, что их называли «столиками для великанов». Подростки — на вид ровесники Донны — очевидно, ехали в Сторновэй развлекаться. Алкоголь и юношеские гормоны… Фин был уверен: никто из этих девочек понятия не имеет, как опасен может быть этот коктейль.
— Между тем, как Донна вышла из клуба, и тем, как она пришла домой, прошло около тридцати пяти минут, — сказал Ганн.
Фин выдохнул, сжав губы:
— Поход домой должен был занять не больше десяти минут.
— Семь, если быть точным. Полицейский потом специально засекал время.
— И что же произошло за эти полчаса?
— Согласно показаниям Донны, Макритчи грязно домогался ее. Это ее слова. Донна вернулась домой «растерзанной». Это слово употребил ее отец. Лицо красное, косметика смазалась… Она плакала и что-то лепетала, как дитя. Отец вызвал полицию, и ее забрали в Сторновэй для дачи показаний и медицинского осмотра. Вот тогда она впервые и заговорила про изнасилование. Так что домогательство превратилось в изнасилование по пути из Несса в Сторновэй. Мы, конечно, как обычно, попытались установить природу домогательств. Но когда мы начали выяснять детали, девочка впала в истерику. Впрочем, она подтвердила, что Макритчи силой уложил ее на землю и засунул свой пенис ей во влагалище. Нет, она не давала на это согласия. И да, она девственница или была ей, — Ганн бросил на Фина тяжелый взгляд. — Буду с вами честен, мистер Маклауд. Ни на ней, ни на ее одежде не нашли крови, а также признаков того, что она лежала на влажной земле. На руках не было видимых кровоподтеков, одежда не была сырой и грязной.
Фин был озадачен:
— А что показал медосмотр?
— В том-то и дело, мистер Маклауд: она не согласилась на медосмотр. Заявила, что это слишком унизительно. Мы предупредили ее, что вряд ли против Макритчи выдвинут обвинения, если у нас не будет физических доказательств или свидетельских показаний. Единственный свидетель, которого мы смогли найти, сказал, что Макритчи пошел в направлении, противоположном тому, в котором двинулась Донна. А поскольку она отказалась от осмотра…
— Что сказал ее отец?
— О, он поддержал ее во всем. Сказал, что она имеет право отказаться от врача, если не хочет проходить осмотр. Мы объяснили ему положение дел, но он все равно не собирался убеждать ее делать то, чего она не хочет.
— А как он себя при этом вел?
— Я бы сказал, что он был зол. Той злостью, что кипит глубоко внутри. Внешне он казался вполне спокойным. Даже слишком. Как вода за плотиной до того, как откроются шлюзы, — Ганн вздохнул. — В любом случае, следователи опросили всех, кто был в клубе тем вечером, но не нашли никого, кто мог бы подтвердить версию Донны. Дело остается открытым, но фактически его уже сдали в архив, — Ганн качнул головой. — Естественно, дерьмо смердит: информация просочилась, и пошли слухи. Так что многие уверены, что Макритчи изнасиловал девочку.
— А как вы сами считаете?
— Мне бы хотелось сказать, что он виновен, мистер Маклауд. Судя по тому, что я слышал о Макритчи, он был редкостным ублюдком. Но вы же видите: нет никаких доказательств.
— Я спрашивал не о доказательствах, Джордж. Мне интересно ваше мнение.
Ганн крепко держал руль обеими руками:
— Я скажу свое мнение, мистер Маклауд, если это останется между нами, — мгновение он колебался. — Я думаю, девчонка соврала.
III
Пансион «Парк Гест Хаус» стоял посреди домов из песчаника напротив отеля «Сифорт». Это было темное каменное здание в дождевых потеках, огороженное черным кованым забором. В нем находился один из лучших ресторанов города; над его залом устроили некое подобие оранжереи, чтобы максимально использовать летнее солнце. Во время летнего солнцестояния там можно было даже в полночь есть под розовеющими от солнца облаками.
Фин объяснил, что гостиная этажом ниже не слишком подходит для их беседы, и Крис Адамс неохотно провел Фина в свой маленький одиночный номер на втором этаже. Половицы скрипели под ногами, как снег. Адамс держался скованно и, казалось, испытывал некоторый дискомфорт, поднимаясь по лестнице. Фин не ожидал, что его собеседник окажется англичанином: того выдавал мягкий акцент жителя Домашних графств. Высокий и худой, с очень светлыми волосами, он был приблизительно тридцати лет от роду. Для того, кто проводит большую часть времени вне дома, ратуя за благополучие животных, у него был слишком нездоровый цвет лица. С этой благородной бледностью контрастировали желтеющие синяки под глазом и на скуле. На Адамсе были мешковатые вельветовые брюки джемпер с надписью про то, что съесть деньги невозможно. У него были необыкновенно длинные, почти женственные пальцы.
Адамс придержал дверь, пропуская Фина, а потом убрал со складного стула одежду и бумаги, чтобы гость мог сесть. Комната была похожа на эпицентр бумажного взрыва: к стенам пристали тысячи клочков бумаги и клейкой ленты. Карты, памятки, вырезки из газет, стикеры — чего там только не было. Фин не был уверен, что хозяин отеля обрадуется, увидев такое. Кровать была завалена книгами, папками и тетрадями. Ноутбук на комоде у окна соседствовал с очередными документами, пустыми пластиковыми стаканчиками и остатками китайской еды на вынос. Из окна открывался вид на Джеймс-стрит и устрашающую конструкцию из стекла и бетона — отель «Сифорт».
