Пол закачался под моими ногами.
— Не придавайте большого значения моим словам, я почти не спал последнее время.
Он бросил прощальный взгляд, суровый, как канадская погода, и вышел.
Я испытывал легкое покачивание под ногами до тех пор, пока его шаги не смолкли на лестнице. Потом вытащил пробку из бутылки с виски, налил стакан до краев и одним залпом осушил. На пустыре вопили мальчишки, наверное, дрались За окном прошелестела машина. Из дырки под плинтусом выползла мышка и уставилась на меня своими бусинками. Девица с афиши продолжала таинственно ухмыляться, будто ее забавляла сложившаяся ситуация.
— Да, забавно и в самом деле, — сказал я ей. — Очень забавно. Но ведь не ты попала в переделку, а я.
Я сел на стул, положил ноги на стол и попытался разложить все факты по полочкам.
Итак, на первый план вышел кинжал. Для Бретта пудреница не представляет никакой ценности. И никого винить в этом нельзя, кроме Джексона — Шерлока Холмса, идиота с бараньими мозгами. Но вернемся к началу игры. Возможно, Герман сообщил правду. Возможно, что Веда и в самом деле разгуливает во сне, она сперла кинжал и оставила в сейфе пудреницу. Поэтому Герман так злобно требовал пудреницу, ибо, увидь ее Бретт, он сразу же догадался бы, что кинжал взяла Веда, а через нее коллекционер вышел бы и на Германа Нет, пожалуй, лучше начнем снова.
С другой стороны, лучше обменять мою башку на бутылку виски. Но кто на такой обмен согласится? Я бы не согласился.
Я перенес взгляд с «мисс Бикини» на телефон и вытер лоб потной ладонью.
Наверное, Бретт не шутил, когда упоминал игры с динамитом. Если он раскрутит О'Ридена, я пропал. И у этого чертова коллекционера столько денег, что он может запросто раскрутить всю полицию Санта-Медины, а не только одного ее шефа.
Я придвинул к себе аппарат и набрал номер.
Голос, мелодичный, как катящаяся с лестницы железная бочка, ударил в ухо:
— Справочная Голливуда.
— Соедините меня с Элом Райаном.
После недолгого ожидания сердитый голос Эла спросил:
— Кто у телефона?
— Флойд Джексон. Как дела, Эл?
— Очень плохо, — убежденно ответил Райан. — Позвони на следующей неделе, когда я отправлюсь в отпуск.
— Слушай, приятель, мне до зарезу нужны кое-какие сведения, — сказал я твердо.
— Я занят, — захныкал Эл. — У меня масса дел. Собрать бы всех друзей и швырнуть под поезд — тогда бы никто не мешал работать.
— Ну, ты юморист, Эл. Как поживает твоя жена? Он насторожился.
— Плохо, очень плохо. Зачем ты впутываешь еще и жену?
— А как дела у той рыженькой, с которой я видел тебя на ипподроме, кажется, в прошлый вторник? Наступило болезненное молчание.
— Это шантаж, Джексон, но ведь ты не из таковских?
— Мне необходимы сведения, Эл, — сказал я мягко.
— Почему бы сразу не сказать об этом? Ты же знаешь, я всегда с радостью помогу другу. Что нужно тебе конкретно, дорогуша?
Мы с «мисс Бикини» обменялись понимающими взглядами.
— Что тебе известно про поставщика живого товара, который величает себя Корнелиусом Германом?
— Честно сказать, немного. Его бюро расположено на бульваре Сан Сет. Оно принадлежит ему лет пять-шесть. Это ловкий импресарио. Он обслуживает девиц, занимающихся стриптизом. Последний год у него были трения с Лигой американских матерей, а два месяца назад он повздорил с Джой Мани. Такие типы, как Герман, всегда наживают множество врагов..
Я с ненавистью уставился на телефон. Ничего нового я не узнал.
— Кроме стриптиза, он никакими делишками не занимается?
— Насколько я осведомлен — нет. Герман зарабатывает бабки на девочках и буквально пасет каждую.
— А как насчет малышки Веды Руке, ничего не слышал?
— А как же! — трубка разогрелась, так часто задышал в нее Эл на другом конце провода. — Это лучшая из «листопадниц». Я видел, как она скидывает свои постромки. Замечательное зрелище!
— Ты случайно не знаешь, есть ли у Германа приятель, который собирает древности? Эл хихикнул:
— Древности? Ты имеешь в виду женщин определенного возраста?
— Да нет же, кретин. Древности — такие вещички, как столики, безделушки и прочая дребедень.
— Как тебе сказать… Герман достаточно близок с Домиником Бойдом, у которого дом в Беверли Хиллз и который под воротничок набит «капустой». Вполне возможно, он именно тот, кем ты интересуешься.
Я навострил уши:
— Высокий шатен с прилизанными волосами и лошадиной мордой?
— Может быть. Он носит костюмы петушиной расцветки и выглядит немного по-бабьи.
— Точно!
Я собрался, как боксер перед пятнадцатым раундом.
— Кто он такой, Эл?
— Не знаю, откуда его занесло в наши края. Просто выскочил ниоткуда лет шесть назад. Знакомый парень говорил, что он из баронов какой-то северной страны. Наварил больше миллиона на подпольной торговле алкоголем. Из всего, что я о нем слышал, следует вывод: с ним опасно связываться. Еще о нем ходят слухи, что он сбежал из психушки, но я в это не верю.
Я секунду поразмышлял над услышанным:
— Большое спасибо, Эл. Думаю, этого достаточно. Сожалею, что потревожил…
— Пожалуйста, Флойд, забудь о рыженькой. У нас была деловая встреча.
— Ага, — язвительно сказал я на прощание, — то-то ты ее лапал. Наверное, из-за того, что она была холодна как лед.
Итак, Герман действительно преуспевающий импресарио. Веда действительно раздевается на сцене. А вот наш маленький приятель Доминик — совсем не компаньон Германа. Бывший барон, бывший псих по фамилии Бойд. Ныне Паркер.
Я обсасывал полученные сведения с полчаса. Из них вытанцовывался приличный букет гипотез. Правда, не было ни одной, с чем можно было бы пойти ва-банк. Одно меня угнетало: к десяти часам я должен был доставить кинжал Бретту. И угнетало довольно сильно из-за упоминания об электрическом стуле. Надо было убедить Германа избавиться от кинжала. Первое, что мне пришло в голову, — это отправиться к Бонду и выкрасть. Но я проголосовал против. В данном случае риск был неуместен.
Я оглядел офис последний раз, закрыл окно и спустился на улицу. Мне понадобилось полчаса быстрой езды, чтобы добраться к бульвару Сан Сет. Внешний вид здания, в котором снимал бюро Герман, натолкнул на мысль, что дела мои пошли бы куда успешнее, если бы я занялся поставкой живого товара.
Бюро размещалось на восьмом этаже. Вы проходите сквозь стеклянную дверь и попадаете в сверкающий вестибюль. Перед вами батальон милашек за прилавками, где можно купить все: от орхидеи в бутоньерку до бриллиантовой диадемы, в зависимости от состояния вашего счета в банке. Слева — справочное бюро, телефонные кабины и агентство по продаже театральных билетов. Табло под лестницей извещало, что можно побриться, постричься и принять сеанс турецкой бани, если не сочтете за труд спуститься в подвал.
Я поднялся на скоростном лифте, прошел по пружинящему ковру и остановился перед зеркальной дверью с надписью на одной створке: «Корнелиус», а на другой — «Герман». Я увидел через стекло белокурую малютку, сидящую за селектором на расстоянии вытянутой руки от двери. Остальное пространство приемной было занято креслами, выстроившимися в четыре ряда.
Я открыл обе створки сразу и вошел без ложного чувства скромности. Телки, дожидавшиеся просмотра своих профессиональных качеств, во все глаза следили за тем, как я двигался. А я не спешил. Ждать очереди, чтобы тебя наняли раздеваться для публики, не такое уж приятное занятие, и если зрелище ста шестидесяти фунтов мужской плоти способно оживить их серое прозябание, ну что ж, пожалуйста.
— Мистер Герман у себя? — спросил я у блондинки, которая явно пыталась угадать, кто я такой.
— У вас назначена встреча?
— Нет, — ответил я, — но он меня примет. Скажите, что меня зовут Флойд Джексон и что я тороплюсь.
Я взглянул на девочек через плечо. Они сгорали от любопытства.
— Мистер Герман не принимает никого без договоренности. Право, мне очень жаль.
— Спросите у него самого, и вы приятно удивитесь. Мы с ним такие друзья, что о-го-го. Она нервно хихикнула:
— Это не шутка? Мистер Герман не любит, когда его беспокоят.
— Он так обрадуется моему визиту, что непременно прибавит вам жалованье. Действуйте, крошка! Сообщите ему приятную новость.
Она вызвала по переговорнику босса.
— Вас спрашивает мистер Флойд Джексон. Не успел я подойти к девочкам, чтобы малость с ними пообщаться, как секретарша бесстрастным тоном произнесла:
— Входите, мистер Джексон. Мой шеф хочет вас видеть немедленно.
Я посмотрел на телку, у которой ярче всех был накрашен рот, выразительно подмигнул и вошел в кабинет.
Я оказался в просторной и светлой комнате, полной солнца, сигаретного дыма и настенных фотографий хорошеньких, но весьма скудно одетых девочек. Герман сидел за громадным письменным столом, заваленным бумагами, которые могли оказаться чем угодно: контрактами, письмами или неприличными рукописями. Его круглое лицо было таким же пустым, как портмоне нищего, а в глазках застыло подозрительно-настороженное выражение.
