— Значит, так, — продолжил Владимирский. — Я тут уже некоторое время приглядываюсь к тому, чтобы нам как-то диверсифицировать свой бизнес. А проще говоря, хочу я заняться фарфором.
Догилевич хмыкнул.
— Что не так? — резко повернулся к нему босс.
— Да нет, ничего, в общем, — протянул первый зам. — Просто ты как-то так официально начал… Я уж подумал, что такое?
— «Такого» — ничего, — отрезал Владимирский. — Считай, это моя фантазия. А официально начал потому, что решение уже принял.
— Но почему именно фарфор? — удивился Вайнштейн. — Там возни много, а рынок узкий. Спрос предсказуемый, ограниченный. Это все равно что в алмазы лезть. Все квотировано, лишнего не вбросишь — подорвешь спрос. Нет, это я спонтанно говорю, вопрос не изучал, — заюлил он, видя тяжелый взгляд шефа.
— Это я знаю сам, — сухо проговорил Владимирский. — Но кое-кто на этом рынке очень неплохо поднялся. Хочешь знать, как?
Он кивнул Косте. Тот откашлялся:
— Есть такой Серебряков. Немногие слышали, да и немудрено. Ниша. Направление деятельности узкое. Но в общем среди специалистов известен.
Начинал так себе, ничего особенного. Можно сказать, свой свечной заводик был. Поначалу занимался всем, но потом «накрыл» небольшую мастерскую экспериментальных керамических форм. Ну, там различные светильники, вазочки, украшения… Все умирало, потому что продавать не умели. А он проникся интересом. Пару заказов пристроил немцам, потом вышел на постоянную линию с ними. Тем временем организовал сбыт по России, перестроив производство. Далее то ли он на украинцев вышел, то ли они на него — стал дилером Коростеньского завода. Постепенно стал дилером еще нескольких. Одновременно выстраивал собственное производство на испанских и английских технологиях.
Загалатий прервал речь, отпил чаю. Из чашки английского фарфора.
— Имеется в виду, что в этом деле очень многое зависит от глины — потому фарфор локализован в небольшом количестве мест.
Наша глина, кстати, не особо. Потому, в частности, в России вместо сервизов начали игрушки делать.
Плюс — деколи, то есть вот эти вот рисунки на посуде. У нас их делать тоже не умеют, грубоватые получаются. А Серебряков сумел выгодно договориться с испанцами, стал получать рисунки от них и — наш человек! — клеить на наш… ну, или украинский… фарфор. На те места, где проявлялись недостатки нашей глины. А поскольку недостатки — в разных местах, то он взял и попросту отказался от унификации украшений на сервизах. Таким образом получилось как бы развитие его же экспериментальной фабрички. А на рынке появилась собственная оригинальная… ну, не знаю — фарфоровая школа, что ли. Модели Серебрякова. Хотя это не модели, а, в общем, обычная продукция. Украинцы, пока он их не построил, несколько лет так и гнали советский ширпотреб.
Но именно с этим он и попал в точку. Оформляя «совок» под Испанию, он захватил нишу ширпотреба. Пока солидные заводы, европейцы, немцы особенно, по чайной ложке открывали здесь элитные магазины для элитной продукции, Серебряков затаривал всю страну до Владивостока по приемлемым для массового потребителя ценам. А поскольку у него один сервиз не повторял другой, то каждый из этой массы получался как бы эксклюзивным. И считал себя как бы элитой.
— Хм, — покачал головой Вайнштейн. — Я бы взял парня на работу. У него еврейская голова!
— Давай дальше, — указал Владимирский помощнику.
Загалатий вновь откашлялся.
— Собственно, сбытовая сеть у него обычная. С центральными магазинами на договорах. По стране — по-разному. Кто-то уже у него на договоре, где-то он долю откупил. Где-то филиалы открыл, как со стопроцентным участием, так и с частью. Но в таких филиалах везде держит контрольный пакет. В общем, сочетает собственную сеть и франшизу. Часть реализаторов сама к нему приезжает, закупается и дальше уже распространяет самостоятельно. Раньше давал на реализацию, но в последние годы этого уже не практикует. Список объектов по городам я Борису Семеновичу передал, — кивнул он на Владимирского.
Тот кивнул в ответ:
— Да, Костя. Большая работа. Благодарю тебя. Но давай главное.
— Ну, про его потуги сделаться дилером западных фирм я говорить не буду, — продолжил Загалатий. — Похоже, он делал их, имея в виду, что в перспективе европейцы все равно сами к нам придут. Типа: не вышло — и ладно. Зато сам открыл, по моим данным, три магазина в Европе — во Франкфурте, в Каталонии под Барселоной и в Голландии.
Он еще глотнул из чашки и снова откашлялся.
«Заболел, что ли?» — с беспокойством подумал Владимирский. Он был подвержен ОРЗ, боялся заболеть, потому что всегда очень тяжело выходил из этого неприятного заболевания.
— Но три-четыре года назад он начал подниматься всерьез, — продолжал, однако, вполне здоровым голосом Костя. — На кхитайцах.
Китайцев он отчего-то не любил искренне и слово это всегда пытался произнести с этаким — как он считал, издевательским — придыханием.
— Ну, про китайский фарфор все слышали, они его изобрели…
Все закивали.
— Эх, — с ностальгическими нотками протянул Догилевич. — Помню, было у нас несколько китайских предметов еще со времен советско-китайской дружбы. Не поверите, сквозь бока чашки чаинки можно было видеть!
Молодой Нагонченков, родившийся уже во времена песенки про письмо тамбовских рабочих китайским гегемонистам, уважительно покачал головой.
— Продолжай, Костя, — прервал воспоминания Владимирский.
— Так вот. Кто был инициатором, не знаю, но китайцы начали проявлять интерес к нашему рынку. Ну, о таких чашках, как была у вас, Семен Моисеевич, — повернулся он к Догилевичу, — речь не шла. Слишком дорого, а Серебряков, видно, раскладку по западным оборотам у нас им дал. Но на то они и кхитайцы, — на сей раз звук «х» был произнесен с явственным нажимом, — что у них номенклатура по всему спектру присутствует. Словом, они предложили нашему герою ряд позиций с низкими ценами. А тот их за руки и ухватил. В смысле, тут же пожал и договор заключил. И теперь он у них эксклюзивный дилер, представитель и тэ дэ. Все довольны. Он позиционирует настоящий китайский фарфор как товар для массового потребителя, а они получают очередной рынок. Маржу делает на том, что дешевый китайский фарфор продает дорого, как китайский настоящий. При этом никого не обманывает — он и есть китайский. Он даже подгреб под себя китайские ресторанчики. Те закупают у него… ну, не все, а которые в верхнем секторе работают. А что — и китайское, и не жалко, если разобьется, дешевое. Как только диаспора у него это дело не перехватила, не пойму…
— А он не боится, что кто-нибудь вывезет сюда продукт более высокой категории и тем его подрежет? — поинтересовался, видимо по ассоциации, Алиев. — Скажем, раз уж наш уважаемый шеф так хочет, то мы могли бы, скажем, вложиться…
Константин взглянул на Владимирского — можно, мол, ответить? Тот кивнул.
— Нет, он и тут продумал… Чтобы ничего не терять. Во-первых, другие ценовые категории он тоже ввозит. Даже секцию в ЦУМе откупил. Для высококлассного эксклюзива. А во-вторых, это ему ничем не грозит, даже если кто-то его эксклюзив порушит. Он просто маржу срежет, немного вниз откатится, но возьмет массовостью…
Все помолчали.
— Да, — резюмировал Владимирский. — Спасибо, Костя. Ты громадную работу проделал…
Он один — да сам Загалатий — знал, насколько это была громадная работа. Да еще за такой короткий срок. Костя сумел не только поднять свои связи в УБЭПе и на таможне, а также проникнуть в кое-какие банковские файлы (тут Владимирский ему помог, как и со знавшими Серебрякова людьми в РСПП), но и даже завербовал информатора из окружения фарфорового дельца. За немалые деньги. На этого человека Владимирский твердо решил сделать ставку в дальнейших своих планах, касающихся нового бизнеса.
— И все же поясни, Боря, — мягко произнес Догилевич. — Зачем тебе это нужно? Какие там объемы этого бизнеса? — повернулся он к Загалатию.
— Ну, сейчас годовой оборот у Серебрякова около двадцати миллионов, — ответил тот, взглядом спросив разрешения у шефа.
— Это же копейки, Боря, — увещевающее обратился Догилевич к Владимирскому. — Ты же не можешь всерьез хотеть заработать эту сумму, создав себе такие проблемы. И где ты возьмешь специалистов? И тебе надо будет перекупать у него его заводы. А это, как ни крути, капиталовложения. И что-то я не помню его бумаг на фондовом рынке. Абульхаз, может, ты помнишь?
Алиев подумал:
— Как называется его фирма?
— Непритязательно, — позволил себе высказать мнение Константин. — «Серебряковский фарфор».
Алиев подумал еще. Он всегда предпочитал подумать лишнюю пару секунд, зато потом действовать верно и бить жестко.
— Нет, я его бумаг не знаю.
