Ознакомительная версия.
– Феликс, а помнишь наш последний бой?! – обратился слегка охмелевший генерал к своему слуге.
Феликс и так был бледным, но после этих слов как-то весь сжался и еще больше побледнел – воспоминания, должно быть, не были слишком приятны.
– Это было уже двадцать три года назад, – продолжал генерал. – Даже не верится! Да, двадцать три года назад. Я как раз обедал – я это прекрасно помню – в палатке-шатре стоял крепкий дубовый стол на одну персону… мой стол, одним словом. А Феликс тогда приготовил удивительное блюдо – поросячьи ушки в… в каком-то сногсшибательном соусе…
– В апельсиново-спаржевом… – подсказал глухим голосом Феликс.
– Да-да… Ты-то, конечно, помнишь! – генерал на мгновение замолчал, будто сбился с мысли, но тут же, сделав здоровый вдох, продолжил. – Феликсу было нелегко работать, ведь в той обстановке он должен был постоянно иметь на плече автомат. А попробуйте приготовить что-нибудь изысканное, когда у вас такая тяжесть болтается и мешает и рукам, и спине! Но он все-таки приготовил эти ушки! Я до сих пор чувствую на языке их вкус… Эта память неистребима! И я сидел за столом и ел их специально медленно, чтобы продлить удовольствие. А запивал я обед настоящим «Шато де Мутон». Это был удивительный букет. И вот в тот момент, когда я только-только принялся за третье ушко – а было их не меньше двенадцати – поганый неприятель решил атаковать… не наши, а именно мои позиции. Они не пошли на специально для них построенные укрепления, но покарабкались, черт побери, на тот самый холм, который я облюбовал для своего командного пункта. И вот тогда мой верный Феликс совершил свой подвиг. Он с автоматом в руках оборонял мою палатку, чтобы враг не смог прервать мой обед. Когда бой был уже позади, я специально вышел из палатки, чтобы посмотреть; чем же там все кончилось. И что я увидел?! Это было невероятно: двенадцать вражеских трупов и в двух метрах от палатки истекающий кровью Феликс – последний, уже к тому времени смертельно раненный враг бросил гранату… И вот с тех пор мой Феликс уже двадцать три года живет без ноги… Но живет здесь, потому что я не предаю и не бросаю настоящих друзей! Да, Феликс?!
– Так точно, – кивнул слуга.
Мне показалось, что слуга даже улыбнулся – видно ему было приятно, что сам генерал рассказывает о его подвиге. И бледность куда-то пропала с лица Феликса, или, может быть, ее заменил пьяный румянец?!
– А помнишь, я просил тебя отдать мне свою оторванную ногу?! – Казмо повернулся и пристально смотрел на Феликса. – Просил! Но ты отказал! И совершенно зря!..
Уловив после этих слов странные взгляды гостей на себе, генерал поспешил объяснить:
– Я хотел высушить ее и оставить на память, как свидетельство его подвига, но Феликсу взбрело в голову похоронить ее со всеми воинскими почестями… И я пошел у него на поводу. Мы заказали маленький гроб, положили туда его ногу и забили гроб гвоздями, а спецкоманде объявили, что там останки убитого разрывом снаряда офицера… Ну, а действительно, сколько вы найдете останков, если снаряд упал прямо под ноги! Шиш вы найдете, а не останки! Но, во всяком случае, похороны были торжественные, с залпом в небо, как полагается. Феликс плакал, я тоже не удержался от слез… Это было просто невероятно – хоронили часть живого человека! Там теперь памятник безымянному герою и наверно местные жители приносят иногда цветы…
В глазах у Феликса блеснули слезы. Мне стало как-то не по себе. Что-то неладное творилось в желудке, подташнивало, и я стал подозревать в этом тушеночный коктейль.
– Давайте выпьем, друзья! – закончил свой рассказ Казмо. – За президента!
Выпили, хотя я только пригубил. За столом поднялся говорливый шумок. Вацлав спорил о чем-то со своим соседом, Тиберий расспрашивал Феликса о его жизни. Генерал молча жевал тушеное мясо, заедал его хлебом и взгляд его был направлен в сторону горизонта. И был этот взгляд какой-то застывший и холодный.
Я встал из-за стола и подошел к бортику террасы. Внизу на волнах качались две яхты. Низко летали чайки, то и дело ныряя в воду и иногда выныривая с мелкой рыбешкой в клюве.
– А ты мне дашь рецепт поросячьих ушек в том соусе?! – донесся до моих ушей голос Вацлава.
Постояв минут пять, я не почувствовал себя лучше и решил уйти. Слава богу, никто на меня не смотрел и я, спустившись по деревянной лестнице, нашел выход из дома и, перейдя черный мостик, стал подниматься по вырезанным в камне ступенькам. Поднявшись к той тропинке, что бежала по краю обрыва, я посмотрел на виллу генерала – застолье продолжалось, Феликс, выбрасывая вперед свою деревяшку, нес на подносе еще несколько бутылок вина, а генерал так же неподвижно сидел, уставившись в горизонт. Но только с этого расстояния ничего, кроме крика чаек, не было слышно, и поэтому картина казалась более привлекательной и даже соблазнительной в каком-то смысле. Пир над морем…
В город я возвратился, когда солнце уже начало краснеть, наклоняясь все ниже и ниже к земле. Было тихо и спокойно. И голова моя, после того, как нашел я наконец гимн, находилась в состоянии просветления. Брожение в желудке прекратилось, настроение опять приподнялось, а вместе с ним появилась уверенность, твердая уверенность в завтрашнем дне, в том, что с завтрашнего дня жизнь моя станет еще лучше и свободнее. Подумал было зайти к Ирине в кафе, но снова внутри возникло непонятное сопротивление, и поэтому, чтобы не попасть в разлад с самим собой, я отложил встречу с моей «балериной» на завтра, если она, конечно, не придет ко мне ночью, а этим вечером решил погулять вдоль моря по своей излюбленной набережной.
Я шел и смотрел на сгущающиеся воды моря. Сумрак опускался так медленно и мягко, что если смотришь не моргая, то и разницы не замечаешь между светом дня и светом вечера, пока вдруг не ударит тебя по глазам густой южной темнотой.
Уже вернувшись в свой номер, я отгородился от кровати Айвена ширмочкой и, выключив свет, улегся. Первые минут пятнадцать бодрился и заставлял себя не закрывать глаза, ожидая, и в то же время побаиваясь прихода Ирины. Но было так тихо вокруг, что очень скоро мои глаза сомкнулись. Через открытое окошко в комнату струился прохладный и чистый воздух, откуда-то сверху, может быть с неба, доносилось едва различимое жужжание и подумалось мне, что это восходящий морской воздух соприкасается с раскаленными добела звездами.
А в коридоре и на улице было тихо, и тишина эта усыпляла и создавала некую сказочную иллюзию, готовя меня к вступлению в сон, который опустит меня на совершенно другую землю и еще раз докажет, что нет пределов ни мечтам, ни желаниям.
И действительно, пролетело как будто несколько мгновений, и я уже вступал в иной, сказочный мир, полный зелени и неба. И был я сильным и счастливым, а навстречу мне, приветливо улыбаясь, шла русоволосая Ирина. И я шел навстречу ей и чувствовал на себе еще один чей-то взгляд, и ощущение это могло сравниться только с ощущением солдата, пробирающегося ночью к позициям противника и вдруг освещенного лучом мощного прожектора. И я обернулся и тут же увидел недалеко от себя, на невысоком холме девушку, черная косичка волос которой торчала вверх. На руках она держала маленькую рыжую собачонку. На лице ее не было улыбки.
Я остановился. Показалось, что расстояние между мной и каждой из девушек было равным, но Ирина шла мне навстречу, а та, вторая, имя которой я не знал, стояла на месте и взгляд ее, словно сотканный из безразличия и одиночества, пронизывал меня насквозь, пропитывал мои чувства жалостью к ней, жалостью, в которой она, возможно, и не нуждалась.
Но Ирина приближалась, и я уже мог считать, сколько шагов осталось ей преодолеть, чтобы дотронуться до меня.
И она дотронулась, она взяла меня за руку, и я послушно пошел за ней, все еще кося взглядом на ту, оставшуюся стоять. И слышал как отрывисто и кратко взвизгнула собачонка – может быть ее хозяйка, повинуясь собственным мыслям, совершенно случайно, но довольно больно ущипнула ее?!
А я шел за Ириной по зеленому лугу и слышал звуки из жизни насекомых, и вылавливал взглядом среди зелени желтые пятна одуванчиков.
И вдруг услышал вокруг себя леденящий топот марширующих ног, обутых в тяжелые походные ботинки. Бросал взгляд на Ирину, но она, казалось, ничего этого не слышала. А топот тем временем нарастал, и я даже сквозь сон почувствовал, как меня бросило в холодный пот, и наволочка, и простыни мгновенно пропитались им и я заерзал от неприятных ощущений, не будучи в состоянии проснуться в той степени, когда движения тела тебе полностью подчинены. Так мой сон неожиданно превратился в заурядный кошмар, продержав меня в том состоянии до утра.
А утром в окно снова светило добродушное солнце, и начинавшийся день ничем не отличался от предыдущих.
Айвена в кровати не было, и я подумал, что он вовсе не приходил в номер – может быть так и заночевал у генерала, а может быть, после моего ухода они со всей серьезностью разрабатывали план действий на сегодняшний день?! Во всяком случае, если в городе к тому утреннему часу что-то и происходило, то лишним шумом оно явно не сопровождалось.
Ознакомительная версия.
