— Так-так, — пробормотал Дель Пино, который слушал сержанта с большим вниманием.
— Это мулат лет двадцати пяти или чуть постарше, его называют Ястребом, хотя в этом районе он, скорее всего, известен как Двадцатка.
Дель Пино улыбнулся, услышав эти клички.
— Мы ищем его в наших архивах, — продолжал сержант, — но пока ничего определенного не обнаружили. Поэтому нам очень важно все, что вы можете сообщить о нем.
Улыбка исчезла с лица профессора.
— Двадцатка... — задумчиво пробормотал он и вдруг встал, подошел к большому столу в углу комнаты, взял оттуда записную книжку и направился к своему креслу, перелистывая ее на ходу.
— Есть, — улыбнулся он, снова усаживаясь. — Здесь у меня сведения, которые сообщил мне ответственный за дежурства недели две назад.
— Слушаю вас, профессор. — Кабада вынул свой маленький блокнот.
Дель Пино перелистнул еще несколько страниц.
— Да, — сказал он, — именно такая у него кличка — Двадцатка, или Двадцать Песо. — Подняв глаза на Кабаду, он с улыбкой спросил: — А вы не задумывались над тем, за что человеку могут дать такое прозвище?
Этот неожиданный вопрос застал Кабаду врасплох, но он не растерялся:
— Наверняка за то, что он любит похвастаться, будто у него в кармане всегда такая бумажка.
— Я тоже так думаю, — весело отозвался Дель Пино. — Удивительная все-таки у нас страна. Фантазия у народа богатейшая. Помню, как... Впрочем, не будем удаляться от темы: дело в том, что этот субъект имел столкновение с одной сеньорой из нашего квартала, Инес Ривери, которая живет за углом, на улице Консуладо. Эта женщина говорит, что он стащил у нее кошелек с семью песо, который она оставила на прилавке булочной. — Дель Пино снова рассмеялся. — Как вам это нравится, сержант? Польстился на семь песо! Вот вам и двадцатка в кармане.
— И женщина не заявила на него?
— Не захотела, — ответил Дель Пино недовольно. — Этот субъект, я уверен, связан с преступным миром. Инес же — старуха. Ей уже за семьдесят, и живет она одна. Побоялась. А потом, кто знает, возможно, он ей пригрозил. Откровенно говоря, это бы меня не удивило...
Кабада делал записи в своем блокноте.
— Стало быть, Двадцатка постоянно околачивается в вашем районе? — поинтересовался он, не поднимая глаз; сигарета подпрыгивала у него во рту при каждом слове.
— Во всяком случае, очень часто, — подтвердил Дель Пино. — Если хотите, я могу сводить вас к этой сеньоре...
— Не нужно. — Кабада сделал последнюю затяжку и потушил сигарету в пепельнице на столике. — Если она на самом деле запугана, мой приход напугает ее еще больше. Попробуем разобраться в этом деле без нее. Вот кого я действительно хотел бы повидать, так это вашего ответственного за дежурства...
— Саинса нет в Гаване, — с сожалением в голосе прервал его профессор. — Он уехал в Вуэльтас к родственникам жены.
— Подумайте, — сказал Кабада, — может быть, вам удастся вспомнить еще что-нибудь о Двадцатке, какую-нибудь подробность, которая могла бы нам пригодиться...
Дель Пино опустил голову, потом вдруг выпрямился и с торжествующей улыбкой взглянул на Кабаду.
— Черт побери, молодой человек! Ну конечно же, вспомнил... Саинс рассказал мне как о чем-то забавном, что у этого субъекта нет одного пальца на руке. Да-да, я прекрасно помню. Он еще так выразился: «Скажи спасибо, что у него не хватает одного пальца, а не то бы он оставил бедную Инес вообще без гроша...» Этот тип, по всему видно, большой ловкач.
— Что ж, уже кое-что, — удовлетворенно заключил Кабада. — Эти сведения могут оказаться весьма полезными.
Сержант дописал последнюю фразу, захлопнул блокнот и сунул его в карман. Потом поднялся.
— Большое спасибо, профессор, — поблагодарил он хозяина дома, который встал вслед за ним. — Надеюсь, мне не придется больше вас беспокоить.
Дель Пино протестующе поднял свою тонкую с длинными пальцами руку, а затем спросил Кабаду, указывая на один из стеллажей:
— Если не ошибаюсь, когда я вошел, вы разглядывали детективы, не так ли?
— Да. — Кабада смутился. — Дело в том...
— Здесь есть великолепные вещи, — прервал его Дель Пино. Он подошел к стеллажу и снял с полки книгу. — Читали эту? «Тайна желтой комнаты» Леру... Но лучше, наверное... — Дель Пино снова повернулся к полкам.
— Я не очень люблю детективы, — смущенно признался сержант.
Профессор посмотрел на него удивленно, даже, можно сказать, с изумлением.
— Не любите? — переспросил он, и его голубые глаза огорченно блеснули.
— Нет, — повторил Кабада.
— Вы поразительный человек, сержант! — воскликнул Дель Пино. — Невероятно! Человек двадцатого века, которому не нравятся детективы. И вдобавок ко всему — сам полицейский! — Дель Пино звонко захохотал.
— Видимо, именно поэтому, — улыбнулся Кабада, — потому что я полицейский.
— Но послушай, как же так? — Дель Пино на мгновение посерьезнел. — Ты что, в самом деле не любишь детективы?
Профессор говорил так, будто никак не мог принять всерьез слова Кабады и теперь хотел предоставить ему возможность для оправдания.
Сержант взглянул на него с симпатией. «Действительно очень приятный человек, — подумал он. — И поговорить, видно, не прочь».
— Некоторые не решаются признаться в своей любви к детективу, потому что относят его к низкому жанру. Но таких теперь меньшинство. Большинство же не стесняются читать детективные романы, — уверенно сказал профессор.
— Я вовсе не стесняюсь, — весело возразил Кабада. — Просто мне такие книги не нравятся.
— Парадокс, ничего не скажешь, — произнес Дель Пино, тоже улыбнувшись сержанту. — Хотя, если разобраться, не такой уж парадокс.
Профессор вновь быстрыми твердыми шагами пересек комнату. Кабаде нравился, по-настоящему нравился этот разговорчивый, жизнерадостный, приветливый человек. Но он спешил. Ему нужно было срочно передать сведения, которые сообщил ему Дель Пино. Тиканье наручных часов отдавалось в ушах сержанта ударами молота, а для профессора время словно не существовало.
— Один писатель, — начал Дель Пино, роясь в книгах и, по всей видимости, разыскивая что-то, — разделил все человечество на четыре группы: преступники, жертвы преступников, детективы и читатели детективной литературы. И добавил, что четвертая группа включает большинство человечества и несет ответственность за первые три.
Кабада от души расхохотался. Да, этот Дель Пино в высшей степени симпатичен.
— Но вы, мой дорогой сержант, — продолжал профессор, — принадлежите к третьей группе, — он вновь приблизился к креслу, держа в руке томик в оранжевой обложке, сел и поднял взгляд на Кабаду. — Присядь на минутку, прошу тебя,
Кабада был в нерешительности, но в конце концов уступил, хотя и торопился. Не хотелось обидеть Дель Пино, да и затронутая профессором тема казалась интересной.
— Пускай тебе не нравятся детективные романы... Или, вернее, именно потому, что они тебе не нравятся — ты ведь прочел некоторые из них, чтобы убедиться в этом, не правда ли? — Профессор листал книгу, которую держал в руках.
— Конечно, — согласился Кабада.
— Какие же?
— По правде говоря, совсем немного, — медленно начал Кабада, вспоминая. — В детстве я читал кое-что из приключений Шерлока Холмса и Ника Картера... Потом... несколько книжек про Перри Мейсона, две-три про Фило Вэнса, того самого сыщика, который все на свете знает... Но после того, как я сам столкнулся с преступниками, эти романы кажутся мне совершенной чепухой, не имеющей ничего общего с настоящей жизнью. — Кабада вынул сигарету из пачки, закурил и, выпустив облако дыма, твердо закончил: — Вот в чем дело, профессор. И только в этом.
— То, что ты говоришь, действительно очень интересно, — живо откликнулся Дель Пино, слушавший сержанта с огромным вниманием. — Нечто подобное утверждает один критик. Он говорит, что детективный роман имеет такое же отношение к будням полиции, какое пастораль к экономике средневековья, то есть, как ты понимаешь, ни малейшего.
Он на минуту остановился, и Кабада отметил про себя, что профессор наверняка замечательный преподаватель. А Дель Пино продолжал звучным, хорошо поставленным голосом, сопровождая речь энергичными движениями своих длинных рук.
— Однако мне кажется, что все это справедливо лишь отчасти. Детективная литература многое берет из жизни, но, в конце концов, это литература. Того, о чем она повествует, не было на самом деле, но могло быть. Некоторые детективы напоминают головоломки, логические задачи. «Роман-проблема», как их называют. Вспомни Агату Кристи, Ван Дайна, который как раз и создал Фило Вэнса.
— Невыносимый тип, — с раздражением произнес Кабада. — Он и с греческого переводит, и в мумиях разбирается...
