В зале никого не было. Продавщица нисколько не удивилась, увидев «клоуна» в моем сопровождении. Она покосилась на нас.
– Тебя как зовут-то? – спросила я своего спутника.
– Васей, – ответил он мне с интимным придыханием. Видимо, не мог до сих пор оправиться от своего удачного со мной знакомства.
– Ну и что пить будешь, Вася? – поинтересовалась я.
– Что нальешь, – быстро ответил он.
– Водку? – предложила я.
– Буду! – выстрелил он.
Я купила бутылку и взяла один стакан. Налила Васе.
– Клоуном, говоришь, работал? – начала я разговор.
– Клоуном, – подтвердил он, выпив и отдышавшись, – двадцать пять лет на арене. А потом на пенсию послали, я загулял… А так – двадцать пять лет, как копеечка.
– Если двадцать пять, тогда ты Задовского должен помнить, – предположила я и впилась в него глазами, – Задовский там работал.
– Валерка-то? Помню Валерку. Гипнотизером был, – мужичонка засмеялся, замотав головой, – такая сука…
– Кто?
– Да Валерка этот! – Вася-клоун опять потянулся к бутылке.
Я плеснула ему полстакана.
Гипнотизер! Задовский у нас, оказывается, гипнотизером был! Вот оно что. А я-то – с дрессированными собачками выступал…
Гипнотизер… Уж не объясняет ли эта его… специальность или, лучше сказать, талант его все странности, со мной происходящие, и не только со мной происходящие?
И потом – почему сука?
– А почему – сука? – спросила я, дождавшись, пока Вася проглотит водку.
– Да потому! Ты знаешь, за что его из цирка выгнали? Нет? Так слушай…
Ого, так Задовского выгнали из цирка, не сам он ушел! Это уже интересно.
Мужичонка самовольно налил себе стакан, выпил, огнедышаще выдохнул и начал:
– Ну, сначала, как Валерка работал, никто про него ничего плохого сказать не мог. Нормальный мужик. Так десять лет он отпахал. А потом, смотрим, а Валерка с директором нашего цирка дружбу свел. С Владиславом Анатольевичем. Ну, мы думали, подружились люди. Не один год вместе работают, чего уж там. Да и Валерка… того… не такой, как все, был. Книжки все читал какие-то…
– Ты ближе к делу! – нетерпеливо попросила я. Я волновалась.
– А чего ближе-то. Потом пропали деньги. Огромная сумма пропала, – Вася подумал и определил, – охрененная сумма. Из сейфа у Владислав Анатольевича. Ну, его судили тогда. Посадили за растрату. Директора-то нашего. Следователь говорил: все… эти… улики против Владислав Анатольевича говорят – сейф не взломан, открыт ключами, и отпечатки на нем только директорские. Так что… Все… посадили тогда Владислав Анатольевича на пять лет… – Вася загрустил, положив голову на руку.
– Ну а Задовский-то при чем тут?
– Не понимаешь, что ли? – озлился Вася-клоун, – да Валерка Владислава Анатольевича загипно… тизировал, чтобы тот ему из сейфа деньги дал, и забыл про то, что давал… Поняла? А доказать ничего нельзя!
– Поняла, – вздохнула я.
Значит, не было никакой бабушки. Значит, Задовский… А доказать ничего нельзя.
Вася вылил в стакан остатки водки из бутылки и опрокинул стакан в себя, остервенело глотая. Потом он странно крякнул и, уронив стакан, повалился под стол.
– Нажрался, – констатировала продавщица, приоткрывая заспанные глаза…
Домой я вернулась в шесть часов утра. Тетя еще не приехала, Григорьев не спал. Как он выразился – всю ночь по квартире бегал.
Переживал.
– Я сразу понял, что ты не к подруге идешь, – заявил он мне, – сразу понял, что какое-то дело важное. А потом – ночь, тебя нет, я уж думал того…
– Чего того? – я устало опустилась на свою постель.
– Ну… того… – замялся Александр Владимирович, – убили тебя…
– Не дождетесь… Ладно, слушайте, Александр Владимирович, – и я выложила ему все подробности вчерашнего вечера, за исключением сцены, последовавшей после возвращения Задовского из душа.
– Н-ну, – протянул Григорьев, – а ты где эти таблетки покупала? Может, у них срок годности истек?..
Тут я вздохнула и насколько могла точно пересказала Александру Владимировичу рассказ Васи-клоуна.
Вот это произвело на Григорьева впечатление.
– Да не может быть! – сокрушался он, – да врет все твой Вася. Как можно алкоголикам верить? Я же Валерия Петровича больше четырех лет знаю.
– Вася десять лет за ним ничего дурного не замечал, – возразила на это я, – а потом…
– Ну, так не доказано же ничего, – протестовал Григорьев, – этот директор цирка сам денежки присвоил и на Валерия Петровича свалил. А у Валерия Петровича бабушка умерла. Наследство…
– Какая, к черту, бабушка… – мне безумно хотелось спать. Я должна была хорошо выспаться. Я закрыла глаза и раскинула руки на широкой постели.
– Ведь нет же доказательств! – вещал издалека Александр Владимирович. – Ничего же не доказано! Нет доказательств!
– В том-то и дело, что – нет… – пробормотала я, засыпая.
* * *
Разбудил меня какой-то гул голосов в прихожей. Дверь в спальню, где я почивала, была закрыта, так что ничего определенного слышно не было. Только голос Александра Владимировича разобрать можно было. Вроде бы он в чем-то оправдывался.
Может, тетя приехала? И, увидев у себя в квартире незнакомого мужчину, приняла его за грабителя? И милицию вызвать теперь хочет? Она детективов начиталась – она может.
Я тихонько соскользнула с постели и неслышно подошла к двери.
Нет, не тетя это, вряд ли это тетя; голосов, кроме григорьевского, было несколько, и, кроме того, все они были мужскими.
– Да ты че, козел, в натуре?! Понимаешь, чего базаришь?! – разобрала я.
И еще – Александр Владимирович:
– Вы, наверное, ребята, не за того меня принимаете. Вы, наверное, ребята, ошиблись…
Все, тут уж действовать нужно, а не подслушивать. Не знаю, что это за ребята и чего им в моей квартире надо, но то, что не с благими намерениями они пришли, это точно. И то, что сейчас скорее всего начнется мордобой, тоже – точно.
Я рывком распахнула дверь. Трое бритоголовых барбосов в спортивных костюмах обернулись в мою сторону, а осторожный Григорьев благоразумно ретировался на кухню. По стеночке, незаметно так.
Первый барбос успел только пару раз моргнуть и, получив от меня крепкий удар в челюсть, полетел вверх тормашками и рухнул на вешалку.
Сломал, вероятно.
Второй, секунду подумав, додумался, наверное, до того, что меня неплохо бы побить, и, нагнув голову, двинулся на меня. Я подпрыгнула и, размахнувшись, врезала сверху пяткой по бритому затылку.
Парень упал ничком, ткнулся носом в китайский тетин линолеум.
Третий, наблюдая за всей этой сценой, сделал для себя соответствующие выводы и осторожно, задом, не поворачиваясь ко мне спиной, отступал к двери. К выходу из квартиры.
Да нет, голубчик, так просто ты от меня не уйдешь. Я оттолкнулась от стены и взлетела в воздух. За эти доли секунды, пока я с подготовленной для удара ногой летела к третьему барбосу, дверь в квартиру внезапно распахнулась и на пороге возник собственной персоной Генрих.
Ну уж чего тут… Остановиться я уже не могла. Да и не хотела, если честно, очень уж красиво все получалось.
Моя нога с размаху впечаталась в подбородок барбоса, сила удара швырнула парня на Генриха. Тот, в свою очередь, тоже не удержался на ногах и загремел по лестнице вниз.
Парень с раздробленной челюстью – за ним.
Вот это да!
Я думала, туша Генриха мне лестницу проломит. Вплоть до первого этажа. Я спустилась на площадку ниже.
Парень стонал в углу. Генрих с усилием приподнял голову.
– Привет! – поздоровалась я. – Решил нанести ответный дружеский визит? Я и не подозревала, что ты такой злопамятный.
Генрих уронил голову.
– Женя! – Григорьев показался из дверей моей квартиры. Он шепотом позвал меня. – А они там того… лежат, – сообщил он.
– Знаю, еще часик пролежат, если в чувство их не приводить, я свой удар знаю, – ответила я.
Александр Владимирович кивнул успокоенно, вытянув шею, с интересом посмотрел на Генриха и снова пропал в недрах моего жилища.
Я обернулась к Генриху. Он с трудом поднимался по стеночке.
– Поговорить зашел, – сказал он, видя, что я смотрю на него, – а ты сразу.
Поговорить? О чем это, интересно?
– Ты в следующий раз нормально, по-человечески заходи, – посоветовала я, – а не барбосов своих на разведку высылай.
– А как же без разведки-то? – удивился Генрих. Он уже поднялся и теперь, кряхтя, неповоротливо отряхивался. – Сама понимаешь, в какое время мы живем…
– Ладно, – вздохнула я, – убирай своих братков и заходи. На кухню проходи. Там и поговорим. Хотя о чем нам с тобой говорить, ума не приложу…
* * *
– Дело, значит, такое, – утвердившись на стуле, начал Генрих. – После того как ты ко мне… заходила, приехали братки из города и сказали, что мою квартиру обчистили.
