Вы намекаете, что я слишком молод? спросил Кэрр Сенатор ухмыльнулся:
Обычная зависть. Я был бы счастлив иметь ваши годы и начать все снова.
Тогда, спросил Кэрри, или теперь?
Он никогда ещё не оценивал этой стороны проблемы. Зависть к новому поколению это ностальгия или просто желание продолжать жить, видеть, что будет Обычный эгоизм или интеллектуальная любознательность?
Теперь, твердо ответил сенатор. Я не испытываю тоски по прошлому. Приехал в Вашингтон в тридцать шестом. Сегодня "великая депрессия" только термин, да же это была больная язва общества, и хотя мы все чаще повторяли, что лечение идет успешно, на самом дел?, просто кормили пациента аспирином, меняли повязки на гноящихся ранах и молили Бога, чтобы он не умер у нас на руках.
Слушая подобные речи престарелых политиков, Кэрри всегда ощущал потребность возразить.
Сегодня тоже хватает проблем, сказал он. Думаю, вы это не будете отрицать.
Да бросьте, какого черта! Разница в том, что сегодня у нас есть средства поправить положение. В нашем распоряжении знания, капиталы, производство, снабжение, связь и связь прежде всего, а тогда не было ничего, кроме истерии и отчаяния.
Знания? возразил Кэрри. Мне кажется...
Я вполне сознательно употребил это слово, резко ответил сенатор. Знаний хватает, вопрос в том, хватит ли нам ума, чтобы суметь их использовать. Именно потому я хотел бы снова быть молодым, как вы, хотел бы начать все снова, но в мире, который мог бы стать лучше с той поры, как Ева дала Адаму яблоко. Только сомневаюсь, что это было яблоко, я никогда не слышал, что в Месопотамии, где был райский сад, росли яблоки. Вам это никогда не приходило в голову?
Кэрри это в голову не приходило. Но теперь его заинтересовал не сам вопрос, а скорее та ловкость, с которой сенатор использовал его, чтобы сменить тему разговора.
Джейк Петере был личностью уникальной: он говорил как типичный рабочий, в его речи все ещё мелькали слова "намедни", "нынче", "дожить", но его эрудиция в самых невероятных областях просто потрясала. Как могли подтвердить его многолетние коллеги в сенате, каждому полемизировавшему с Джейком Петерсом следовало свою домашнюю заготовку продумать до последней буквы.
Сенатор уже сменил тему.
Не знаю, как вы, но я сегодня почти ничего не ел. Он улыбнулся: У тебя, парень, бывают когда-нибудь предчувствия?
Этого у Кэрри Уайкоффа хватало, но признаваться не хотелось.
Но вы все-таки здесь, сенатор, сказал он.
Я все же не ясновидец, улыбаясь, продолжал сенатор. я очень давно знаком с Бентом Армитейджем и знаю, что для него это очень важно. Он помолчал.
Улыбка погасла. По крайней мере, мне так кажется. Его я никогда не спрашивал.
Я бы сказал, заметил Кэрри Уайкофф, что важно для многих. Новое здание означает новые рабочие места, новые фирмы, которые оно привлечет в город, большие налоги...
Вы все видите в черно-белом варианте? вмешался сенатор.
Удар пришелся по больному месту. Кэрри Уайкофф: своим воззрениям и политической позиции считался либералом, но часто, к его великому огорчению, ему приход лось слышать упреки в узости позиции и неспособности! диалектическому подходу, и он не знал, как их опровергнуть.
Я не отрицаю право на иную точку зрения, сенатор, сказал он и добавил. Как некоторые.
Если вы думаете, что дали мне под дых, беззаботно ответил сенатор, то ошибаетесь.
В молодом Уайкоффе, как и в многих других конгрессменах и даже некоторых кандидатах на пост президента, чувствовалась упрямая убежденность в своей абсолютной правоте, сродни проповедникам на воскресной проповеди; и сенатор уже давно пришел к выводу, что с таким людом спорить бесполезно. Человек, который абсолютно уверен в своей правоте, в любых других взглядах видит только кощунство.
Если человек верит в то, что говорит или делает, продолжал Уайкофф, то, по-моему, он должен иметь право...
На что? На насилие? Или на уничтожение списков призывников? Или подкладывать бомбы? Сенатор заметил, что Уайкофф заколебался.
Наша революция, наконец сказал Кэрри, была насильственным выражением недовольства, не так ли?
Была, согласился сенатор. Но если бы её организаторы и участники не выиграли, а проиграли, пришлось нести ответственность, какие бы благородные мысли ни нашли воплощение в "Декларации независимости". Они рисковали головами и знали это.
Так что же, моральная оценка зависит от того, выиграет человек или проиграет? Вы так считаете? В голосе Кэрри звучало недоумение.
_ Об этом люди спорят давным-давно, ответил сенатор и я не буду притворяться, что знаю ответ. Он улыбнулся: Но знаю, что если кто-то возьмет законность в свои руки и кто-то другой от этого пострадает, я не буду требовать всеобщей амнистии.
Вы не верите, что человек должен подставить и другую щеку? Кэрри был убежден, что завоевал в споре победное очко.
Я знал случаи, когда такой подход наградил человека двумя фонарями вместо одного, и все равно ему пришлось продолжать драку. Сенатор наклонился вперед и протянул руку с деньгами через плечо таксиста. Предчувствие не предчувствие, но мы на месте.
Они вышли из такси и между барьерами прошли к трибуне. Флаги развевались, плакаты покачивались, несколько голосов запело что-то невразумительное.
Да здесь одни полицейские, сказал Кэрри Уайкофф. Можно подумать, что-то будет.
Я так и знал, что вы ляпнете какую-нибудь глупость, ответил сенатор и продолжил: Гровер, вы выбрали чудесный день!
Рад вас видеть, Джейк, ответил Фрэзи. И вас, Кэрри. Вы пришли вовремя. Мы как раз собрались заводить шарманку.
Все трое рассмеялись.
Бегом на трибуну, занимайте места, продолжал Фрэзи. Я сейчас.
Вы, конечно, рассчитываете, сказал сенатор, на короткий спич о Боге, патриотизме и будущем человечества, без низких политических материй, да?
Фрэзи снова улыбнулся:
Вот именно.
* * *
Башня была оборудована автономной телевизионной системой, которая контролировала все этажи, включая все ярусы подвала. Но в этот день, когда в здание ещё не было доступа посетителей, у контрольных мониторов никого было, и телевизионная система отдыхала.
Этот вопрос дебатировался, но верх взяли соображен" экономии. Было сказано, что "Башня мира" это не Фор Нокс с неисчислимыми грудами золота, которые могут украсть. По крайней мере, сейчас. Когда она будет заселена и полностью сдана в аренду (при этой мысли Гровер Фрэз содрогнулся), безопасность превратится в такую же проблему, как и во всех крупных зданиях, и расходы на её охрану будут считаться сами собой разумеющимися. Тогда: всех контрольных мониторов днем и ночью будет идти дежурство, и замкнутый телевизионный контур превратит в неусыпного стража. Но пока это не так. По крайней мер не сегодня.
Но и сегодня, как и все месяцы с того момента, когда стальной скелет здания начал обрастать мясом и кожей шло дежурство у компьютера за диспетчерским пультом. Его можно было сравнить с сердцем, которое бьется эмбриона задолго до рождения, обеспечивая жизненной энергией развивающийся организм.
За полукруглым пультом, вглядываясь в мигающие индикаторы, дрожащие стрелки и ряды цифр на шкалах приборов, человек следил за здоровьем гигантского сооружения.
На шестьдесят пятом этаже северо-восточной стороны увеличился расход охлажденного воздуха возможно, где-то возникло отверстие, пропускающее жару снаружи. Завтра нужно проверить, а пока увеличить по северо-восточной магистрали приток очищенного и охлажденного воздуха.
В банкетном зале на сто двадцать пятом этаже ожидается наплыв гостей; придя на прием, каждый из них принесет свою дозу тепла, поэтому зал уже охлажден на два градуса ниже нормы.
Энергопотребление по линии от Кон Эдисон остается постоянным. Оно будет уменьшаться или возрастать мере подключения и отключения автоматических ев тем.
Выходное напряжение понижающих трансформаторов в пределах нормы.
Местный лифт номер тридцать пять между этажами сорок четырепятьдесят четыре неисправен и требует ремонта; судя по пульту, он не движется.
В подвалах работает автоматика, тихо гудят моторы, терпеливо ждут своей очереди трансформаторы.
Все оборудование работает нормально. Неисправностей нет. Человек во вращающемся кресле за огромным пультом мог отдохнуть и даже слегка вздремнуть.
Его звали Генри Барбер. Он жил с женой Хелен и тремя детьми, десятилетней Анной, семилетним Джоди и трехлетним Питом, а ещё с пятидесятичетырехлетней тещей в квартале Вашингтон Хайтис. Барбер имел диплом инженера-электрика, полученный в Колумбийском университете. Его коньком были шахматы, профессиональный футбол и старые фильмы, которые показывали в Музее современного искусства. Было ему тридцать шесть лет.
Старше он никогда не стал.
Он так и не узнал, что явилось причиной его гибели: удар восемнадцатидюймового ломика размозжил ему череп так, что он был убит на месте и избежал ужаса всего происшедшего позднее.
