— Я пыталась вести себя цивилизованно, — наконец заговорила она, — но мой брат, моя мать, вся моя семья — это запретная тема. Понятно?
Он никак не отреагировал на ее выпад, не считая того, что сменил тему.
— Вы ориентируетесь на территории университетского городка?
— Вы отлично знаете, что ориентируюсь. Вы запрашивали в банке мои учетные документы, чтобы убедиться в том, что я могу позволить себе оплачивать обучение.
Он так спокойно и терпеливо принялся объяснять ей ход своих мыслей, что Фейт даже передернуло от отвращения.
— Прошло уже почти четыре часа со времени смерти Адама, и еще больше с того момента, когда похитили Эмму Кампано. В идеале нам необходимо срочно попасть в его комнату, а не ожидать, пока юридический отдел даст нам добро.
— Декан сказал, что это простая формальность.
— Люди часто меняют точку зрения после того, как поговорят с юристом.
Ей нечего было на это возразить.
— Мы не можем войти в его комнату без ключа.
Он потянулся к заднему сиденью, где лежал свернутый пиджак, и вытащил из кармана пластиковый пакет для улик. Внутри был ключ.
— Чарли нашел это в коридоре на втором этаже. Мы позвоним вашему декану, когда прибудем на место, но я не вижу причин до его появления не попробовать открыть дверь комнаты Адама этим ключом.
Фейт притормозила у следующего светофора. Что еще он от нее скрывает? Ее бесило то, что Уилл ей не доверяет. С другой стороны, она не дала ему ни малейших оснований вести себя иначе.
— Я знаю, где находится Тауэрс-холл, — ответила она сквозь зубы.
— Спасибо.
Фейт с такой силой стискивала руль, что заболели руки. Она сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. Затем по очереди разогнула пальцы.
— Я знаю, что веду себя как стерва, но моя семья — это запретная зона, — повторила она.
— Это справедливое требование, и я не согласен с тем, что вы так себя ведете.
Он молча смотрел в окно, пока машина ползла по Десятой улице, постепенно приближаясь к Теху. Фейт включила радио и начала искать сводку по дорожному движению. Когда они пересекали межштатную автомагистраль, она посмотрела вниз на I-75[4], с этого расстояния скорее напоминавшую забитую машинами парковку. Более полумиллиона машин каждый день въезжали в город через этот коридор и таким же образом его покидали. И в любом из этих автомобилей могла находиться Эмма Кампано.
Окружающие их автомобили использовали этот виадук для выезда на семьдесят пять — восемьдесят пять[5], так что к тому времени, как «мини» оказался по другую сторону моста, движение заметно поредело. Фейт покинула Десятую улицу и въехала на Фаулер. По знакомым извилистым улочкам она быстро добралась до интересующего их общежития.
Технологический институт Джорджии занимал около четырехсот акров в самом центре Атланты. Жители Джорджии могли обучаться здесь бесплатно, но академические требования закрывали дорогу сюда абсолютному их большинству. Добавьте туда же расходы на жилье, учебники, оплату лабораторий, и не у дел оказывались очень многие. Счастливчики получали полную стипендию, остальным оставалось надеяться на то, что их родителям удастся получить повторную закладную на свой дом. Тех неизменно фигурировал в первой десятке большинства рейтингов колледжей и вместе с университетом Эмори считался частью системы старейших учебных заведений Юга страны. По окончании курса его выпускнику ничего не стоило вернуть родителям долг.
Фейт притормозила на Техвуд-драйв, пропуская студентов, которые, похоже, даже не догадывались о назначении пешеходных переходов. Группа молодых людей загикала при виде блондинки в «мини». Фейт даже не посмотрела в их сторону. Она искала место для парковки. Найти место для машины на территории университетского городка всегда казалось ей нерешаемой задачей. Наконец она сдалась и въехала на стоянку для инвалидов. Опустив защитный козырек, она показала охраннику полицейское разрешение на парковку в надежде на то, что этот документ покажется ему весомым основанием для вторжения.
— Давайте звоните своему декану, — кивнул ей Уилл.
Пока Уилл высвобождал свое тело из машины, Фейт успела поговорить с секретаршей декана. Закончив разговор, она тоже вышла из автомобиля и заперла дверцы.
— Декан Мартинес все еще совещается с юристом по телефону. Он хочет, чтобы мы обождали его здесь. Он присоединится к нам, как только закончит разговор. — Фейт указала на большое кирпичное четырехэтажное здание. — Это Гленн-холл. Тауэрс сразу за ним.
— Ведите, — кивнул Уилл и зашагал за ней, но шаги Фейт оказались значительно короче, и вскоре они уже шли рядом.
Со своими пятью футами восемью дюймами[6] Фейт никогда не считала себя коротышкой, но рядом с ним ощутила себя карлицей.
Занятия еще не закончились, и повсюду небольшими группками бродили студенты. Хотя Уилл оставался в жилете, она не скрывала его кобуру и пистолет. Фейт была одета в хлопчатобумажную блузку с короткими рукавами и легкие брюки, что с учетом более чем стоградусной жары было вполне разумно, но не могло скрыть золотой щит на ее левом бедре и пистолет на правом. Таким образом, появившись на аллее между Гленном и Тауэрс-холлом, они устроили настоящий переполох.
Тем не менее, шагая по университетскому городку и глядя на юные лица вокруг, Фейт вдруг поняла, как сильно ей хочется заниматься этим расследованием. Даже если не принимать во внимание то, что такой напарник, как Лео Доннелли, был очень и очень далек от ее идеала, Фейт не могла даже представить себя на месте матери, потерявшей ребенка. Беседа с Абигайль Кампано стала одним из самых трудных событий в ее жизни. Все, что могла припомнить несчастная мать, — это то, как она ссорилась с дочерью, и те ужасные вещи, которые они друг другу говорили. Тот факт, что ее дочь пропала, а не погибла, не делал ситуацию менее страшной. Фейт хотела сделать все от нее зависящее, чтобы помочь вернуть Эмму домой. Она испытывала необъяснимое желание дать Уиллу Тренту понять, что, несмотря на сегодняшние промахи, может быть ему полезна.
Для начала она рассказала ему то немногое, что ей было известно об этой части территории Теха.
— Это общежития первокурсников. Отдельно для девушек, отдельно для юношей. В них живет около шестисот человек. Они расположены ближе других общаг к стадиону, и тут всегда шумно. Мест для парковки первокурсникам отводится крайне мало, поэтому машины есть лишь у немногих. По крайней мере, на территории университетского городка.
Провалившись в скрытую в глубокой траве ямку, она стала смотреть под ноги, чтобы ненароком не получить травму.
— Что ты здесь делаешь?
Сначала она узнала кроссовки. Они были той же фирмы и того же цвета, что и обувь, которую она всего несколько часов назад видела на ногах Адама Хамфри. Из кроссовок торчали две тонкие, похожие на волосатые палки ноги. Шорты мешком висели на узких бедрах, открывая взгляду верхнюю часть трусов. Юноша был одет в порванную вылинявшую футболку, которую терпеть не мог его дядя, капитан Воздушных сил, с надписью «Нет крови в обмен на нефть!».
Задним числом Фейт ничуть не удивило то, что она столкнулась с Джереми, который жил в Гленн-холле на протяжении последних полутора недель. Хотя она совершенно точно знала, что сейчас ее сын должен находиться на занятиях. Она помогла ему составить расписание еще несколько недель назад.
Она так ему и сказала.
— Что случилось с введением в биомеханику?
— Нас отпустили, — огрызнулся он и повторил свой вопрос: — Что ты здесь делаешь?
Фейт покосилась на Уилла Трента, который с невозмутимым видом стоял рядом, и подумала, что у расследования, в ходе которого пострадала ее мать, были и свои плюсы. К примеру, для него не явилось неожиданностью то, что у тридцатитрехлетней женщины есть восемнадцатилетний сын.
— С одним из твоих сокурсников произошел несчастный случай, — ответил за нее Уилл.
Джереми был воспитан двумя поколениями полицейских. Он отлично знал их язык.
— Вы хотите сказать, что он умер?
Фейт никогда не лгала сыну.
— Да. Но пока это должно остаться между нами. Его звали Адам Хамфри. Ты его знал?
Джереми покачал головой.
— Он козлятник?
По какой-то загадочной причине обитатели Гленн-холла именовали себя этим титулом.
— Нет, — ответила она. — Он жил в Тауэрсе.
— Занятия только начались. Я еще никого не знаю, кроме пердунли. — Еще одно прозвище, на этот раз обозначающее его соседа по комнате. — Я могу о нем поспрашивать.
— Не стоит, — ответила Фейт, борясь с желанием протянуть руку и заправить ему прядь волос за ухо. Он перерос ее, когда ему исполнилось тринадцать. В тех немногих случаях, когда Джереми разрешал матери проявлять свои чувства в присутствии других людей, она была вынуждена приподниматься на цыпочки, чтобы поцеловать его в лоб. — Я загляну к тебе позже.
