– Он сорвал с себя одежды и бросился в волны? – предположила я.
– Как бы не так! Он спросил, когда я нырять собираюсь, а то его комары закусали!
– Вот негодяй! – искренне возмутилась я. В конце концов, это было просто невежливо с его стороны, так безучастно наблюдать за стараниями девушки.
– Это еще ничего, на этот случай у меня был беспроигрышный вариант. Я сделала вид, что ушла под воду, потом вынырнула, и начала кричать: «Помогите, тону!»
– Помогло? – поинтересовалась я, уже понимая, что и этот план подруги провалился.
– Он сказал, что там воды по колено и утонуть невозможно, – всхлипнула бедная девушка. – А там не по колено было, а по грудь. Даже выше, мне на цыпочки вставать пришлось, чтобы было видно, какой совершенной формы у меня грудь и какие темные соски. Дурак!
Я помолчала. И чего это моя подруга вечно влюбляется не в тех, в кого надо? Хорошенькая, не совсем глупая, интересная, а все ее романы заканчиваются до обидного быстро, к тому же бросают почему-то ее.
– Полиночка, миленькая, поговори с ним, а? Расскажи, какая я замечательная, как за мной все мужики бегают. Он послушает-послушает и решится на более серьезные ухаживания. Я же чувствую, что он по мне сохнет, просто никак не признается. Скалолазы люди мужественные, но робкие в проявлениях чувств.
Я молчала. Чего-то не очень нравилась мне эта ситуация. Хотя поговорить с Владимиром, наверное, было надо. Алина принимала муки жизни на природе только ради того, чтобы быть рядом с предметом своей страсти, а если этому предмету совершенно не нужна эта жертва, так зачем же мучиться дальше? Кстати, подруга сама давала мне прекрасный повод для общения. Я оставила ее расправляться с шоколадкой и выбралась из убежища. Владимир ждал неподалеку.
– Что, нажаловалась? – кивнул он в сторону кустов, из которых отчетливо слышался хруст фольги.
Меня возмутил его тон. Значит, он прекрасно понимает, что Алина пытается завоевать его внимание, и говорит об этом таким снисходительным тоном, будто моя подруга непроходимая дурочка?
– И не говори, – поддержала я его, – прекрасно тебя понимаю! Когда человек, который тебе неприятен, пытается тебе понравиться, это вызывает раздражение и жалость. Как люди могут не понимать таких простых намеков?
Владимир бросил на меня долгий взгляд, я его выдержала.
– У меня для вас опять есть работа, – продолжила я, – какой-то проходимец испортил крышу моего дома пошленькими стишками. Надо отмыть.
– Чем платите, госпожа? – не удержался от сарказма он.
– Молчанием. Обещаю не рассказывать вашим друзьям о романтическом позыве их предводителя. «Коснуться шелка ваших кос». Где вы в наше время косы нашли, горе-Ромео?
– Между прочим, это строки из песни, в музыке они звучат гораздо красивее, – обиделся, наконец, он.
– Попсой меня потчуете? И кто же исполнитель?
– Не совсем попсой. Исполнительница – молодая певица, а стихи действительно мои.
Это уже интересно. Владимир знаком с Ольгой? Он сочиняет стихи для ее песен? Кажется, я слышала, что она сама пишет свои песни. Изображать заинтересованность мне не пришлось, Владимиру польстило мое внимание, поэтому на мои вопросы он отвечал охотно.
Оказалось, что с Ольгой они дружат чуть ли не с детского сада, лидером в их компании всегда была Лика, а Олечка и Вова с младенчества смотрели ей в рот и играли по ее правилам. С возрастом дружба стала ослабевать, но друзья иногда встречались, и, когда Ольге понадобилась песня, Вова робко предложил ей тетрадку со своими стихами. Ольга выбрала несколько, положила их на музыку и включила в свой репертуар. На почве любви к искусству старая дружба возобновилась, но так и осталась в разряде дружбы. Вскоре Ольга сама стала сочинять тексты к своим песням, и тетрадка Владимира отправилась на свое законное место – антресоль в прихожей.
– Я слышала, ей не повезло в личной жизни?
– Ольге? – уточнил Владимир. – Всем бы девушкам так не везло! Олег носился с ней как с писаной торбой, предупредительный, корректный, ни грамма хамства или неуважения. Между прочим, хотел заняться ее продюсированием. Думаю, у них получилось бы. Парень деловой, обеспеченный, со связями, жилье в Москве есть. Для начала карьеры продюсера такой бриллиант, как Ольга – вариант беспроигрышный. Он был заинтересован в ней не меньше, чем она в нем. Не понимаю, почему он так резко и грубо ее бросил? Неужели все эти муси-пуси были лишь маской?
– Резко? – переспросила я. – Он что, скандал устроил?
– В том-то и дело, что поступил как последний трус. Мы с Ольгой как раз оттачивали один текст, когда ей пришло сообщение на электронную почту. Открыла она его при мне, я не удержался и бросил взгляд ей через плечо. Знаешь, такие грязные выражения... я вообще не слышал, чтобы так выражались в присутствии женщины. Обвинил ее в распущенности, назвал страхолюдиной и дешевкой. Естественно, я смягчаю выражения. Она при мне занесла его номер в телефоне в черный список и попросила родителей не подзывать ее к телефону. Плакала, но им объяснять ничего не стала.
– И вы так просто рассказываете эту историю постороннему человеку? Если Ольга даже маме не захотела открыть истину, неужели вы думаете, что ей было бы приятно знать, что вы треплете ее имя и болтаете о ее боли первому встречному?
– Вы – не первая встречная, – ответил он, – а вообще, вы правы. Я скотина, не меньшая, чем Олег. Они постоянно спорили, из-за щепетильности Ольги, я ее поддерживал, соглашался с тем, что девушка не должна сидеть на шее у мужчины, не являясь его женой. Я дурак? Ведь он предлагал ей не шубы и трюфеля на завтрак, он хотел сделать из нее звезду.
– Кстати, о скотине, – прервала я его излияния, – мне не нравится, как ты поступаешь с моей подругой. Алина искренняя и наивная, а ты играешь. Слабо расставить точки над «i»? И второе, завтра утром черепица на крыше должна сиять девственной чистотой. И мой сон ничего не должно потревожить.
Со стоянки скалолазов я, не заезжая домой, отправилась в больницу. К Ольге меня не пустили, она все еще находилась в реанимации. Главврач принял меня радушно, но по поводу Ольги обнадеживать не стал: девушка до сих пор не пришла в сознание.
– Знаете, как внучке Аристарха Владиленовича, скажу: не хочется ронять тень на наших хирургов, но случай очень тяжелый. Родителям я этого не говорю, люди они скромные, оплатить приезд нейрохирурга мирового класса и операцию не смогут, вот я и не рву им душу. К тому же врач все равно не сможет приехать быстро, все операции у них расписаны, и все, как вы понимаете, срочные.
– О какой сумме идет речь?
Доктор назвал цифру, я присвистнула: надеялась, что три тысячи евро, отобранные у администратора, очень пригодятся родителям Ольги, но оказалось, что эта сумма просто ничтожна. Да, родители Ольги ее не потянут.
– Я могу заглянуть к ней?
Медсестра проводила меня к палате, в которой находилась девушка. На мое счастье, родителей Ольги в больнице не оказалось, мне не хотелось бы сейчас смотреть в глаза ее матери. Я подошла к больничной койке: белое лицо в обрамлении бинта, капельница, безжизненные руки. Кто сказал этой девочке, что она некрасива? Хрупкая, прозрачная, как эльф, нежные губы, идеальный овал лица. Редкая женщина в такой ситуации не будет выглядеть жалкой. На Ольгу же хотелось смотреть и смотреть. Эх, ей бы грамотный макияж, Ума Турман сделала бы себе харакири от зависти! Понятно, почему Олег так держался за нее. Как умный и наблюдательный человек, он видел, какой потенциал в ней. И она должна умереть из-за того, что не хватает денег на грамотного специалиста?
Когда я вышла из палаты, ко мне бросился молодой человек.
– Как она? Ей лучше? Можно ее увидеть?
Близко посаженные глаза, узкий подбородок, щупловатое телосложение. Ощущение породистости. Ариша хорошо описал мне Олега. Вероятно, он принял меня за медсестру.
– Ольга все еще в коме. Шансов у нее почти нет. Если бы в жизни ее что-то удерживало, она могла бы бороться, но пациенты, кончающие жизнь самоубийством, редко хотят жить.
Неважно, в каком из слезливых сериалов я подцепила эту фразу, важно то, что на Олега она подействовала безотказно. Он посмотрел на меня пустыми глазами и шепотом, не видя меня, произнес:
– Я ничего не понимаю. Мне никто ничего не говорит. Девушка, я заплачу любую сумму хотя бы за информацию, возьмите визитку, если понадобится помощь деньгами или лекарствами, звоните в любое время. Я отблагодарю.
Визитку я взяла, обещать ничего не стала. Либо он прекрасный актер, либо не законченный мерзавец. Я уже вышла из больничного корпуса, когда будто что-то встало на моем пути. Нет, я не могу уйти так просто. Не могу, и все. Я опять постучалась в кабинет к главврачу:
– Вы хотите сказать, что существует своеобразная очередь на операции?
