Кен ненадолго задумался.
— А как насчет «Свободы без свободы»?
— Этим закончим.
— Не слишком поздно?
— Думаю, сработает.
— Если что и сработает, то только хореография в сопровождении джаза.
— Ты ведь знаешь, — нахмурилась Барби, — как я отношусь к джазу.
Оба они числились инструкторами в Лагере духовной музыки — «Сонлит». Последняя буква графиче-ски изображалась в форме креста. Там они и познакомились, там впервые и… сошлись. Нет-нет, не в том смысле. Просто к слову пришлось. На самом-то деле и Кен, и Барби дали обет воздержания. Кен считал, что это дисциплинирует и позволяет сконцентрировать энергию.
В лагере он был кем-то вроде местной знаменитости, это и побудило Барби искать знакомства и дружбы с ним. Год назад Кен был ведущим исполнителем группы «Вознесись к людям», которая гастролировала по всему миру, сопровождая знаменитую «лидерскую» организацию.
Это не была любовь с первого взгляда, скорее, мгновенно возникшее взаимное внутреннее влечение. На чем оно, собственно, основано, ни тот ни другая сказать не могли — до тех пор, пока им не встретился еще один инструктор, Дуг Уэйтс.
Уэйтс был старшим инструктором, под его опекой находились мальчики от десяти до двенадцати лет. Однажды вечером, когда обитатели лагеря отправились после вечерней молитвы спать, Барби пришла к Кену за советом. «Уэйтс не дает мне прохода, — начала она. — Просто мочи нет. При первой же возможности норовит залезть под юбку. Говорит всяческие непристойности и обращается в высшей степени неуважительно».
У Кена сжались кулаки.
Дослушав рассказ о недостойном поведении Уэйт-са, Кен выступил с предложением: «Когда Уэйтс в очередной раз пригласит тебя на свидание, соглашайся, пусть приходит в одно укромное местечко в лесу. Договоритесь о времени». У Барби загорелись глаза — со временем Кен полюбит этот огонек.
Через два дня, после вечерней молитвы, когда подростки уже крепко спали, Дуг Уэйтс отправился в лес, туда, где, как он предполагал, должно было состояться вожделенное свидание. Но ждал его там Кен. Барби же, затаив дыхание, завороженно наблюдала за происходящим. Боль всегда влекла ее. Когда-то, еще подростком, она оказалась в знаменитом Дуомо — флорентийском соборе, купол которого изнутри расписан фресками, изображающими грешников в аду. Там, в святом месте, в церкви, куда не разрешалось заходить в шортах или платьях без рукавов, пребывали обнаженные люди — грешники, — которым прижимали раскаленную кочергу к самым чувствительным местам. У всех на виду. На радость туристам. Большинство из сверстников Барби в ужасе закрывали глаза. Но иные, и она в их числе, не могли отвернуться. Мучения, отражавшиеся на лицах грешников, притягивали ее, захватывали, вызывали дрожь во всем теле.
Развязав наконец Дуга Уэйтса, Кен бросил ему напоследок: «Если хоть слово кому-нибудь скажешь, мы снова увидимся, и тебя эта встреча не порадует».
Два ближайших дня Дуг Уэйтс вообще не открывал рта. А на третий его увезли из лагеря. С тех пор ни Кен, ни Барби больше ничего о нем не слышали.
Они продолжали работать инструкторами, время от времени, в случае необходимости, прибегая к дисциплинарным мерам. Так, пришлось разобраться с одним молодым негодником — неисправимым забиякой, который буквально всех преследовал. Потом возник коллега-инструктор, тайно проносивший в лагерь алкогольные напитки и распивавший их в компании подростков. Обоих препроводили в то же самое место в лесу.
Однажды Кен и Барби совершили то, что кто-то мог счесть ошибкой. Они подвергли пытке одного юного негодяя за то, что он проник в палатку к девочкам и осквернил своими фекалиями чье-то нижнее белье. Только тогда они не знали, что отец юного негодяя — влиятельный нью-йоркский мафиози. И когда ему стало известно о случившемся — сына мучили до тех пор, пока он во всем не признался, — он послал в лагерь двух своих людей разобраться с Кеном и Барби. Но те предвидели нечто подобное. Гостей ждала достойная встреча. Одного Кен задушил голыми руками. Другого отвели в лес, где с ним поработала Барби. На сей раз она действовала с особой педантично-стью. В конце концов они все же оставили того человека в живых, хотя, возможно, милосерднее было этого не делать.
Когда агрессору-мафиози-папе стало известно о случившемся, он по достоинству оценил действия противников, а возможно, и испугался. Не посылая новых людей, он предложил Кену и Барби мир и работу. Те согласились. Все ясно: плохие ребята делают больно другим плохим ребятам. Это их вполне устраивало, более того, в этом они увидели свое предназначение. По окончании лагерных занятий они распрощались со своими семьями, объявив родным и близким, что становятся бродячими миссионерами, что в известной степени соответствовало действительности.
Зазвонил сотовый. Кен включил связь:
— Добрый день, мистер Голдберг!
Дождавшись конца разговора, Барби осведомилась:
— У нас новое задание?
— Да.
— Говори.
— Адвокат по имени Гарри Саттон. Он представляет интересы шлюх.
Барби понимающе кивнула.
Оба опустились на колени рядом с Тони. Та разрыдалась в голос.
— А ну-ка замолчи! — резко бросил Кен. — Дурную ты жизнь ведешь.
Тони продолжала плакать.
— Мы дадим тебе шанс, — лучезарно улыбнулась Барби. Порывшись в сумочке, она вытащила клочок бумаги. — Вот это автобусный билет из Атлантик-Сити.
— Воспользуешься им? — спросил Кен.
Тони энергично закивала.
— Увидев нас, — сказала Барби, — ты подумала, что мы — ангелы, посланные на землю спасти тебя. Ведь так?
— Возможно, — добавил Кен, — ты не ошиблась.
Меган собиралась сразу же ехать домой.
И это было разумное намерение. Свой долг она — насколько могла — выполнила. Пора было возвращаться в свою уютную скорлупу.
Тем не менее направилась она не домой, а в «Ла Крем».
Там она села за стойку бара, того, что расположен в дальнем темном углу. Обслуживала гостей ее давняя приятельница Лорен. При появлении Меган Лорен осведомилась:
— По-видимому, я должна удивиться?
— Да нет, наверное.
— В таком случае что тебе налить?
Меган указала на бутылки за спиной Лорен:
— «Серого гуся» со льдом и четырьмя дольками лимона.
— А может, лучше, — усмехнулась Лорен, — «Брэнд Икс» с содовой, из бутылки «Серого гуся»?
— Давай так.
Подобно большинству взрослых, Меган стала просматривать пропущенные звонки и сообщения, и одно пришлось как раз кстати. Не зря она сказала Дейву, что задерживается, дома будет поздно, не сомневаясь, что по тону он ни о чем не догадается и лишними во-просами донимать не станет.
Меган сделала глоток и рассказала Лорен о встрече с Брумом.
— Помнишь его?
— Кого, Брума? — переспросила Лорен. — Естест-венно. Мы и сейчас пересекаемся время от времени. Неплохой малый. Как-то — когда же это было? — лет девять-десять назад я переспала с ним разок.
— Смеешься?
— Все ценят мою душевную щедрость. — Лорен протерла стакан старой тряпкой и одарила Меган улыбкой. — И знаешь, он мне понравился.
— Тебе все нравятся.
Душевная щедрость.
Не говоря уж о телесной.
— Нельзя, — раскинула руки Лорен, — чтобы такое богатство даром пропадало.
— Что правда, то правда.
— Ладно, — заговорила, растягивая слова, Лорен, — ты сообщила Бруму, что мне показалось, будто я видела Стюарта Грина?
— Нет.
— Почему?
— Не была уверена, что тебе это понравится.
— А ведь это может быть важно.
— Вполне.
Лорен продолжала протирать все тот же бокал.
— Слушай, вполне вероятно, это был кто-то другой, не Стюарт Грин.
Меган промолчала.
— То есть я хочу сказать, просто похож. Ведь ты говорила, что видела его мертвым, так?
— Во всяком случае, мне так показалось.
— Но если ты видела его мертвым, как я могла увидеть его живым? — Лорен покачала головой. — Господи, неужели я это сказала? Нет, мне точно надо выпить. В общем, куда ни кинь, видно, я все же ошиблась.
— Хороша ошибка, — усмехнулась Меган.
— Ладно, проехали. — Лорен отставила бокал. — Знаешь что? Давай предположим все же, что тот, кого я видела, — действительно Стюарт Грин.
— Давай.
— Где он пропадал целых семнадцать лет? Что делал?
— А главное, — вставила Меган, — зачем вернулся?
— Вот именно, — согласилась Лорен.
— Может, все же следует сказать Бруму?
Лорен на минуту задумалась.
— Может быть.
— То есть если он вернулся…
— Да-да, скажи ему. — Лорен отбросила тряпку. — Только не говори, от кого узнала.
— Ты останешься в стороне.
— Да, именно там мне и хотелось бы быть.
— Несмотря на всю твою душевную щедрость.
Лорен вновь принялась протирать бокал, пожалуй, слишком тщательно.
