Ознакомительная версия.
Но не успела я сделать и пары глотков, как под моими окнами вновь раздалось:
— Аня! Аня! Выгляни, прошу тебя!
С раздражением швырнув недоеденный бутерброд на тарелку, я перегнулась через подоконник, норовя свалиться в клумбу под окном, и прошипела:
— Слушай, Лизавета! Прекрати наконец верещать! По-моему, я внятно тебе сказала — нет!
— Аня! Там покойник! — выдохнула она побелевшими губами.
Только тут наконец я обратила внимание на несколько необычное ее состояние. Если Лизка всегда плыла через двор, высоко задрав подбородок и горделиво выставив вперед пышный бюст, то сейчас она имела вид несколько полинявший.
— И что? — не нашлась я сразу что ответить.
— Там покойник! — повторила она и указала подрагивающей рукой куда-то в сторону сараев.
— Какой покойник?
— Не знаю… — проблеяла она и икнула.
— Слушай, Лизка! Вызови милицию и не морочь мне голову!
Я совсем уже было хотела захлопнуть окно, когда она забубнила:
— Конечно! Милицию! А ты кто? Не милиция, что ли? Ты тоже представитель! Такие мы все чистенькие, что мараться ни обо что не желаем!..
Последняя ее фраза завела меня донельзя.
Не помня себя, в домашних тапочках на босу ногу, я выскочила из дома и, схватив Елизавету за рукав, потащила в направлении, которое она перед этим мне показала.
— Идем, идем! — подтолкнула я упирающуюся соседку. — Покажешь мне своего покойника! Ну, что же ты упрямишься?
— Он не мой! А твой! — вырвалась она наконец из моих цепких пальцев.
— Как мой?!
От слов, сказанных ею, а скорее всего от тона, каким были сказаны эти самые слова, сердце мое препротивно заныло. Было ли то предчувствием или еще чем-то пугающе необъяснимым, но во рту вдруг сразу пересохло, а колени мелко-мелко задрожали.
— Как мой? — тупо переспросила я. — Чего городишь?
— Я видела, как он шлялся за тобой повсюду, — надулась Лизка и потерла руку выше локтя. — Вцепилась, как… Теперь, наверное, синяк будет.
— Идем, — глухо произнесла я и пошла вперед.
То место, куда мы с Лизкой двинулись, от страха еле-еле перебирая ногами, было обнесено со всех четырех сторон полутораметровым, давно проржавевшим железным забором. Внутри ограждения располагалось два ряда стареньких сараюшек, смотревших друг на друга покосившимися дверями с допотопными навесными замками. Многие из них не имели даже замков, а закрывались на щеколду с вставленной в нее деревянной чурочкой.
Хозяева этих допотопных сараюшек давно переехали в более престижные районы или понастроили капитальных гаражей. А те, что остались, использовали их для хранения всяческого хлама, вроде старых велосипедов без колес или продавленных диванов с рваной обивкой.
Растительность, не вытоптанная частыми посещениями, буйно заполонила все вокруг, перекинув ползучие стебли повилики на выщербленные временем стены. Стояло здесь и несколько яблонек, выросших, очевидно, из оброненных давным-давно семечек. Чахлые стволики сиротливо притулились в дальнем углу, образовав что-то вроде хоровода.
Туда и повела меня Елизавета.
— Вон он, — тихо прошептала она и скосила глаза влево. — Видишь, ботинок торчит из травы?
Я проследила за ее взглядом и действительно увидела ботинок, торчащий из зарослей крапивы.
— А может быть, он спит? — задыхаясь от волнения, прошептала я.
— В крапиве-то?! — недоверчиво фыркнула Лизка и сделала шаг вперед. — Он мертвый, точно говорю. Я его еще ранним утром приметила, когда ящики из-под рассады выносила в сарай. Думала, алкаш какой-нибудь с ночи остался. А сейчас пошла за граблями, Нинка Потапова со второго этажа попросила, а он все еще тут. И все в таком же положении. Я сунулась в крапиву, а это он!..
— Кто?!
— Ну, тот паренек, который вчера сидел у подъезда. Ты еще с ним потом переговаривалась из окна. Я, когда проходила, попыталась с ним.., ну, сама понимаешь. А он ни в какую.
Правильный!..
Я слушала и не слышала ее. Все, на что я была способна в данной ситуации, это глядеть широко раскрытыми от ужаса глазами на торчащий из крапивы ботинок.
— Чего делать-то будем?! — толкнула меня в бок Елизавета, оборвав мое оцепенение. — Посмотреть бы надо, а?!
— Не надо ничего трогать, — вырвался у меня полувздох-полувсхлип. — Вызывай милицию. Если будут выступать, ссылаясь на то, что бензина у них нет или еще какая причина, назови мою фамилию.
— А ты?
— Я тут покараулю, иди!
Елизавета умчалась выполнять мое приказание, а я привалилась к стене сарая и, задрав голову, принялась следить за пухлыми облаками, вереницей проплывающими по небу.
О том, что всего в каком-то метре от меня лежит покойник, я старалась не думать. Как старалась не думать и о том, что это, может быть, тот самый паренек, который не далее как вчера приветливо мне улыбался. Прочно зацепившись за мысль, что Лизка ошиблась, я не позволяла панике овладеть моей душой.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем со стороны двора раздался звук урчащего мотора, и почти тут же тесное пространство между сараями заполнилось людьми.
Высокий чернявый мужчина, представившийся мне как Владислав Дмитриевич, выставил охрану и вместе с криминалистом принялся осматривать место происшествия. На нас с Елизаветой они почти перестали обращать внимание.
Не знаю, на какое чудо я надеялась, но когда пострадавшего вытащили из зарослей крапивы и положили в пластиковый мешок, он оказался не кем иным, как моим сопровождающим, о чем, к слову сказать, мне без устали нашептывала моя соседка.
— Ox ты, боже мой! — тихо простонала я, хватаясь за сердце. — Как же так его?
— Проникающее ранение острым колющим предметом в область сердца, — пояснил криминалист, услышав мои слова. — Скончался, очевидно, почти сразу. Но окончательно можно сделать выводы лишь после вскрытия.
— Вы были знакомы с покойным, Анна Михайловна? — вцепился в меня взглядом Владислав Дмитриевич.
— Н-нет.., то есть д-да, — ответила я, заикаясь, не зная, что ответить. — Видела несколько раз.
— Он у нас во дворе крутился несколько последних дней, — пришла мне на помощь Лизка. — Ничего паренек… Тихий такой, никого не обижал… Не приставал…
Последние слова она произнесла едва ли не с обидой, из чего я сделала вывод, что она была бы рада как раз обратному.
— Странно… — изрек Владислав Дмитриевич, разглядывая извлеченные из карманов покойного предметы.
Упакованные в полиэтилен, они не представляли собой ничего интересного. Носовой платок, абонемент на бесплатный проезд в городском транспорте, телефонный жетон и несколько смятых десятирублевок.
— Что вам кажется странным? — подняла я на него глаза.
— На карманах брюк масляные пятна, а в карманах ничего нет.
— Эти пятна могли там появиться неделю назад, — предположила я, хотя еще вчера отметила аккуратность своего телохранителя. — А вы хотите сказать, что это…
— Я ничего не хочу сказать, — мягко оборвал меня Владислав Дмитриевич на полуслове и повел глазами в сторону насторожившейся Лизки. — Просто того, что там могло быть, сейчас нет на месте…
Мы еще поговорили с полчаса, затем он задал несколько вопросов моей соседке, взяв с нее обещание явиться в отделение по первому зову, и мы были отпущены с миром.
Всю дорогу до дома мы с ней подавленно молчали. Лишь у самого подъезда она прокашлялась и тихо сказала:
— Зря ты, Ань, не хочешь с Сергеем Ивановичем встретиться. Он неплохой мужик. Мог бы помочь…
— Оставь, прошу тебя, — с болезненной гримасой на лице отвернулась я от нее. — Никто не может мне помочь, кроме меня самой. Да и помогать незачем. У меня все в порядке, дом, работа… Сейчас я в отпуске и отдыхаю…
— Да уж! — фыркнула она, взявшись за дверную ручку. — Только странно все это…
— Что?! — непонимающе уставилась я на нее.
— Да так… — неопределенно пожала она плечами. — Вокруг тебя какие-то странные вещи происходят…
— Это ты о чем? — Я нахмурилась и принялась сверлить Лизку проницательным взглядом.
— Да так… И не я это вовсе, а все так говорят…
— А ну-ка пошли!
Я вновь схватила ее за рукав и потащила к себе домой. На пороге квартиры она нерешительно остановилась, пытаясь освободить ноги от пыльных кроссовок, но я подтолкнула ее в спину со словами:
— Шуруй на кухню не разуваясь!..
Лизка прошла, плюхнулась на табуретку у окна и положила руки на край стола. Весь вид ее при этом выражал полнейшее смирение и согласие с миром, но меня-то обмануть она не могла.
Оставив Лизку в одиночестве продолжать разыгрывать святую добродетель, я прошла в гостиную и взялась за телефонную трубку. Но все мои попытки дозвониться до Семена Алексеевича не увенчались успехом, поэтому, оставив в покое телефон, я вернулась на кухню — Пить будешь? — строго спросила я, доставая из буфета бутылку водки. — Предупреждаю — закуски особенной нет.
Ознакомительная версия.
