– Ну, что случилось? – резко спросил полковник. – Что за чрезвычайная важность? Почему в обход Боброва?
– Получена информация от заслуживающего доверия источника, – не очень уверенно начал Степанов. – Речпортовская ОПГ договорилась с узбекской ОПГ о покупке пяти килограммов кокаина. Цена – три миллиона евро.
Полковник вопросительно поднял брови.
– Ну и что? Это повод действовать через голову непосредственного начальника? Вы что, порядка не знаете?! – он повысил голос. – Написать рапорт на имя Боброва, подготовить план оперативных мероприятий по реализации сообщения, он представит мне на утверждение – и вперед! Вы что, только пришли в розыск?! Мало того, что носите эти дурацкие шляпы, так еще и нарушаете азы субординации! У меня куча документов, через десять минут совещание с руководителями структурных подразделений, а вы отнимаете у меня время!
Синеватый почти кричал. Но когда он на миг замолчал, переводя дух, Васильев тут же воспользовался паузой.
– Извините, товарищ полковник, но мы хотели обойтись без официального документирования… Просто изъять деньги и наркоту…
– Что?! – изумился начальник УР. – Вы хотите присвоить вещественные доказательства?!
«Американцы» ответили одновременно.
– Так точно, товарищ полковник, – виновато кивнул Степанов. – Но не сами, конечно…
– Нет, конечно, – помотал головой Васильев. – Просто пришли посоветоваться. Как вы скажете. Документировать или просто…
Синеватый перевел взгляд с одного на другого, снял очки, протер линзы кусочком желтой замши, хотел опять надеть, но передумал и положил перед собой. Полковник был явно озабочен. Одутловатое лицо уже не напоминало властного Лаврентия Павловича, напротив, выражало нерешительность, если не откровенную растерянность. Он нервно покусывал губы и смотрел куда-то перед собой, на лежащий между руками листок с напечатанным текстом и красной полосой поперек.
Оперативники застыли, превратившись в каменные изваяния. Ведь возможно, тучи сгущаются над их головами и сейчас ударит разящая молния… Впрочем, нет, на это не похоже. Наоборот, кажется, предложение заинтересовало полковника. Он с силой провел ладонью по лицу, будто сгоняя опьянение. Или сомнения.
– Давайте подробно, – наконец сказал он. – Кто участвует, где и когда передача, какое будет прикрытие, кто гарант?
Видно было, что за прошедшие годы Синеватый поднабрался кое-какого опыта. Во всяком случае, вопросы он задавал дельные. На некоторые Степанов отвечал, некоторые обещал уточнить, на некоторые ответа не было.
Васильев стоял молча, Синеватый слушал, не перебивая, рисуя какие-то каракули на чистом листке для заметок.
– Ладно, – наконец сказал он. – Этот вопрос я сам решить не могу. Надо заручиться поддержкой там!
Он указал пальцем в потолок, как будто рассчитывал найти поддержку на чердаке.
– Идите, работайте. Если поступит команда, будем прорабатывать ваш вариант. Не поступит, значит, действуете в обычном режиме – рапорт, план реализации, моя резолюция. А этот разговор навсегда забыт! Все ясно?
– Так точно! – ответил Васильев.
– Ясно, товарищ полковник! – кивнул Степанов.
– Свободны! – Синеватый снова надел очки, и лицо сразу построжало.
В приемной сидели и нетерпеливо поглядывали на часы шесть начальников отделов. Они удивленно уставились на «Американцев», а у подполковника Боброва даже челюсть отвисла от удивления. Неприятного удивления.
Под обжигающими взглядами руководителей «Американцы» сняли с вешалки свои шляпы и вышли в коридор.
– Теперь Бобер развоняется, – сказал Степанов. – Что ему говорить будем?
– По ходу сориентируемся, – ответил Васильев. – Если наш план утвердят, то Синеватый посадит его на цепь. А если нет… Тоже посадит на какое-то время…
– А как ты думаешь, утвердят?
– Скорей всего. Против такого бабла они не устоят. Особенно, когда головы за них подставляют другие…
* * *
После визита к начальнику «Американцы» на машине Степанова поехали «колоть» Хвостов.
– Надо им холоду напустить, – сказал по дороге Васильев. – Будто одного инкассатора взрывом убило. Или лучше двух… На «мокрые» дела быстрее лопаются…
– Смотря кто, – буркнул Степанов. – Этим по барабану, хоть всех перемочили! Их самих в расход пускать надо…
– Раз при захвате не шлепнули, то потом уже бесполезняк… Суд у нас понимающий, закон гуманный…
– А в СИЗО сколько несчастных случаев бывает и скоропостижных жмуриков?
– Это не так просто, тут надо, чтобы кто-то «молился» [4], причем основательно! Да и то, сейчас на такое вряд ли кто-то подпишется. Гайки-то конкретно позакручивали. Я вот о чем думаю: почему для бандюков, взяточников и расхитителей поголовная гуманизация, а для нас сплошные устрожения да устрашения? Это наведение дисциплины или что-то другое?
Степанов не ответил. Так в молчании они и добрались до цели своей поездки.
Богатяновская тюрьма была построена еще до революции, на окраине Тиходонска, потом город разросся, обошел мрачное здание с зарешеченными окнами, и она оказалась в самом центре. За более чем вековую жизнь кто только не томился за ее толстыми стенами! Вольнодумцы и революционеры, потом сажавшие их жандармы, городовые и судейские, потом красные, потом белые, потом сажавшие их комиссары и чекисты, потом те, кто сажал этих комиссаров и чекистов, потом те, кто сажал следующее поколение комиссаров и чекистов, потом мнимые «заговорщики» – жертвы сталинского «красного колеса», потом партизаны и подпольщики, воюющие против фашистов, потом сами фашисты и их пособники, потом сотрудники НКВД, потом антисоветчики и диссиденты, которые через некоторое время оказывались никакими не преступниками, а наоборот – патриотами, и вдобавок талантливыми писателями, художниками и скульпторами.
К этому времени обмен местами сажаемых и сажавших уже вышел из тренда: допустившие «ошибки» следователи, прокуроры и судьи благополучно уходили на пенсию и писали «правильные» мемуары или находили себя на государственной службе и даже иногда в политике. Да и содержались нынче в СИЗО только уголовные преступники, которые в былые времена лишь разбавляли основной контингент «политических». Все ли они виновны – другой вопрос: опять-таки по нынешней моде большинство заявляют о нахождении здесь в результате «подставы», «оговора» или других форм злонамеренной чужой воли.
– Смотри, Толик! – Степанов со смехом показал на огромный плакат, висящий на боковой, глухой стене административного здания: «С нами вы добьетесь успеха!»
– Внебюджетное финансирование приветствуется, – пожал плечами Васильев. – А эта реклама оплачивается по сорок долларов за квадратный метр в месяц. Какая тут площадь? Метров сорок? Вот и считай!
Сдав в сейф на проходной оружие, «Американцы» через решетчатые и глухие металлические двери, работающие по принципу шлюза, прошли к начальнику оперчасти Филонову. Это был невысокий коренастый человек лет сорока пяти, с густой кучерявой шевелюрой, простецким лицом сельского парня и майорскими погонами на форменной рубашке. Китель висел рядом на стуле.
– Здорово, Василий! – оперативники пожали ему короткопалую крепкую руку.
– Здорова моя корова, как говорит наш контингент! – отозвался начальник, обнажая на миг в улыбке крепкие белые зубы. – Вы все в этих дурацких шляпах ходите? Лучше бы форменные фуражки надели!
– Ты лучше своими зэками командуй, – посоветовал Степанов.
– Стараюсь. Потому они у меня шляп и не носят… Вы к Хвостам? – Филонов прищурился, внимательно рассматривая вошедших.
И от этого взгляда впечатление простецкого парня мгновенно пропало. «Американцы» хорошо знали, что могущество «кума» далеко выходит за пределы его должностных полномочий. От него напрямую зависела судьба содержащихся здесь арестантов, их здоровье и даже жизнь. Например, все «молитвы» должны были проходить через него. Во многом он был для зэков более значимой фигурой, чем следователь или судья. Недаром среди арестантов ходит поговорка: «Главное не СКОЛЬКО сидеть, а КАК сидеть!» А вот КАК сидеть зависело именно от начальника оперчасти. Конечно, во вторую очередь – после начальника изолятора. Хотя еще неизвестно: кто тут первый, а кто второй – Филонов ближе к зэкам, в его руках агентура и нити всех оперативных разработок.
