Ознакомительная версия.
– Господа, а позвольте мне путешествовать с вами.
– Вот еще, – фыркнул Пирогов. – Много вас на дармовые-то харчи.
– Как вам не стыдно, Пирогов! – гневно осадил его Алеша. – Человек просит, а вы! Конечно, присоединяйтесь. Как вас зовут?
– Миронов, – представился незнакомец. – Евгений Александрович. Бывший учитель. Честное слово, господа, я вас не обременю. Просто буду держаться рядом, и все.
Пирогов смерил его щуплую фигуру недоверчивым взглядом и, неожиданно смягчившись, сказал:
– Ладно, черт с вами. Может, когда и сгодитесь. Я читал, что с помощью линз огонь можно разжечь. Правда, сам никогда не пробовал, не довелось.
Миронов улыбнулся.
– Если задумаете разводить костер – мои очки к вашим услугам, – добродушно ответил он.
* * *
Нестор Махно взвесил шашку на ладони, проверяя ее балансировку.
– Хороший подарок! – Он слегка отвел руку в сторону и резко рубанул шашкой воздух. – Ай, хороша! Я ваш должник, комиссар!
– Пустяки, – ответил ему человек в серой шинели и кожаной фуражке, сидевший по другую сторону стола. Он был худощав, бледен и тонкогуб. Небольшие, глубоко посаженные глаза смотрели из-под почти голых надбровных дуг настороженно. Руки бледнолицего покоились в карманах шинели, воротник был поднят, как будто человек опасался сквозняков. – Я слышал, вы задержали мальчишку. – Голос его звучал глухо и сипло, отдаваясь в ушах у Махно неприятным поскребом. – Гимназиста.
– Мальчишку? Гимназиста? – Махно посмотрел на гостя и прищурился. – А почему вы им интересуетесь?
Человек в шинели, не вынимая рук из карманов, резко подался вперед.
– Мне нужен этот мальчишка!
– Нужен? – Махно усмехнулся. – Остыньте, товарищ Глазнек. Я его отпустил. Еще утром.
– Как? – Кадык на шее комиссара дернулся. – Как отпустили?
– Вот так, просто. Я не воюю с детьми.
– С детьми? – Серый человек недобро осклабился. – Щенок обвел вас вокруг пальца, как…
– Я сказал – остыньте, – резко оборвал его Махно. – Кажется, это не я у вас в гостях, а вы у меня.
Комиссар снова откинулся на спинку стула. Руки его по-прежнему покоились в карманах шинели. Он посмотрел на Махно исподлобья и спросил:
– Вы его хотя бы обыскали?
– А чего это вы им так интересуетесь?
– Обыскали или нет? – повысил голос комиссар.
Щека Махно нервно дернулась.
– Сбавьте обороты, Глазнек. Я не терплю, когда на меня повышают голос. Последний, кто это сделал, лишился языка. Я вырвал его собственными руками.
Комиссар крепко сжал зубы, на скулах у него заиграли желваки. Несколько секунд он молча смотрел на Махно, затем плечи его слегка обмякли, и он сказал:
– Простите, я не хотел грубить. Так было при нем что-нибудь или нет?
– Что, например? – уточнил Махно, в скучающих глазах которого зажглось любопытство.
– Что-нибудь… необычное.
– Туманно выражаетесь, Глазнек. Нет, при нем не было ничего необычного. Ни оружия, ни денег, ни бумаг. Ничего, что могло бы вас заинтересовать.
– Когда вы его отпустили?
– На рассвете. – Махно наткнулся на холодный взгляд комиссара и недобро прищурился. – Не понимаю, зачем он вам понадобился? Это простой мальчишка. Он не может угрожать делу революции.
– Он владеет важной информацией, – сказал комиссар. – У меня к вам личная просьба. Если он попадется вашим людям – дайте нам знать. Наша благодарность не будет иметь границ.
Комиссар вынул правую руку из кармана шинели и положил на стол бархатный мешочек, стянутый бечевкой.
– Это вам. Подарок.
Махно поднял брови.
– Как? Еще один?
– В знак дружбы, – пояснил комиссар.
Махно криво усмехнулся, взял мешочек, ослабил веревку и с любопытством в него заглянул.
– Дорого вы цените этого щенка, – задумчиво проговорил он. – Неужели он и впрямь того стоит?
– Для кого как, – ответил комиссар.
– Хорошо. – Махно снова затянул мешочек и спрятал его в карман. – Считайте, что мальчишка у вас в руках.
Комиссар поднялся из-за стола.
– Уже уходите? – с усмешкой поинтересовался Махно, разглядывая долговязую и сухую, как мертвое дерево, фигуру комиссара.
– Да, мне пора.
– Можете остаться на обед, – предложил Махно.
– Нет времени. Еще раз простите за вторжение.
– Ничего. – Махно насмешливо дернул щекой. – Одним делом занимаемся. Что-то еще? – спросил он, заметив, что комиссар медлит и словно бы о чем-то раздумывает.
– Да, – ответил тот. – Просьба. Не могли бы вы выдать нам мандат, чтобы мы могли беспрепятственно продвигаться через ваши кордоны?
– Мандат? Это запросто.
Махно достал из стола лист бумаги, обмакнул перо в чернильницу, быстро набросал несколько строк и подмахнул их подписью. Протянул бумагу гостю:
– Держите.
Комиссар Глазнек скользнул по строчкам взглядом.
– Годится? – поинтересовался Махно, насмешливо следя за ним.
– Вполне. Спасибо.
Глазнек спрятал мандат в карман шинели, кивнул Махно, повернулся и направился к двери.
– Эй, комиссар! – окликнул его Махно.
Тот остановился и обернулся.
– Что?
– Забыл сказать. Мальчишка ушел не один, с ним еще двое. Один очень опасен.
– Кто такой?
– Представляется итальянцем.
– Итальянцем? – Тонкая губа комиссара слегка приподнялась, как у пса. – Очень интересно. Его вы тоже «отпустили»?
Махно, не выносивший насмешек, слегка побледнел. Комиссар это заметил и примирительно произнес:
– Ладно. Надеюсь на вашу помощь. Всего хорошего.
Он бесшумно, как тень, выскользнул за дверь, плотно притворив ее за собой.
Из соседней комнаты, кутаясь в белый ажурный платок, вышла Галина. Махно сидел вполоборота, положив локоть на стол и опустив голову. Лицо его было бледным, в глазах застыла злоба.
Заслышав шаги Галины, он поднял голову, пристально на нее посмотрел, затем снова уткнул взгляд в пол и тихо процедил:
– Сволочи.
Галина подошла к Махно и положила ему руку на голову.
– Шваль, плесень, – устало сказал Махно. – И еще называют себя революционерами. Ты его видела?
– Да. А кто он?
Махно скривил губы и презрительно произнес:
– Комиссар. С особым мандатом. Поймал бы гниду в поле, лично бы удавил.
– Но ведь они твои союзники, – тихо сказала Галина.
– Союзники, – ухмыльнулся Махно. – Пока бьем буржуев – союзники. А потом… Вот погоди, сперва разделаемся с белыми, потом и до большевиков дело дойдет. Народ не с ними, Галя, он со мной. Я, а не они реальная сила.
Галина вынула из кармана кофты склянку с таблетками и протянула Махно.
– Выпей лекарство, Нестор.
– Убери! – Махно выхватил из руки женщины склянку и швырнул ее об стену. – Мальчишка ему понадобился, а! Только с детьми и могут воевать, ироды!
Галина насторожилась.
– Ты про какого мальчишку говоришь? – тихо спросила она. – Про того, которого Серко упустил?
– Про него.
– Зачем он им?
– А я почем знаю? – Махно болезненно наморщился. – Ч-черт, проклятая мигрень… – Он взял ладонь женщины и положил ее себе на лоб. Потом проговорил нежно, поглаживая кончиками пальцев тонкую руку женщины. – Будь со мной, Галя. Успокой мою мятежную душу. Дай мне покоя. Не могу больше. Устал.
Галина обняла голову Махно и прижала ее к груди.
– Все будет хорошо, – тихо проговорила она, целуя атамана в мягкие волосы.
– Народ со мной, а не с ними, – глухо пророкотал Махно. – Мужики со мной. Я для них и хлеб, и воля.
– С тобой, Нестор. Конечно, с тобой.
Махно вскинул голову и посмотрел на женщину пылающими глазами. – Только когда ты рядом… – пробормотал он со слезами на глазах. – Только когда ты рядом…
– Конечно, милый, конечно.
– Будь сегодня со мной рядом.
– Буду. Всегда буду.
Через пять минут атаман успокоился. Галина взяла с ночного столика вязанье и села в кресло. Махно разложил на столе карту и, подергивая щекой, принялся ее изучать.
Галина смотрела на Махно, задумчиво склонившегося над картой, на его портупею, деревянную кобуру, на ученический циркуль в его руке – и никак не могла отделаться от ощущения нарочитости всего происходящего.
Когда Галина была маленькой, к ним в дом часто приезжали ее кузены. Объединившись с ее младшими братьями, они постоянно устраивали военные игры. Делились на две команды, а затем бегали по саду с деревянными ружьями и кинжалами, нанося друг другу «неизлечимые раны» (так они любили выражаться). Потом матушка звала всех есть клубнику со сливками. Ружья и кинжалы немедля отставлялись в сторону, а «раненые» и «убитые» герои наперегонки неслись к огромной тарелке с клубникой. А разделавшись с лакомством, все шли купаться на реку – довольные, бодрые, дружелюбные и говорливые.
И вот теперь, спустя годы, глядя на Махно и его бойцов, Галина все время вспоминала мальчишеские игры и никак не могла отделаться от мысли, что сейчас все – то же самое. Та же гордость, та же спесь, та же жажда самоутверждения, тот же азарт – с той лишь разницей, что кровь теперь проливалась по-настоящему.
Ознакомительная версия.
