Именно поэтому никто спорить не стал - не с руки. Таких, как этот "бугор", не уважают, но боятся. И только один из зеков, недавно прибывший, бросил недовольно:
- Мало того, что "кумовья" с "хозяином" да начотряда гнут, так и ты еще...
- Молчать, - бригадир едва повысил голос. - С меня тоже три шкуры дерут.
Солоник вовсе не хотел ругаться с этими серыми людьми, многие из которых, как и он, попали за "решки" в результате ментовской подставы. Это был верный тактический ход - пусть разойдутся по своим местам, чтобы к нему в ближайшее время не подходили...
- Зря перед "хозяином" жопу рвешь! Все равно на "химию" и УДО тебя не выпустят, - в сердцах огрызнулся вновь прибывший.
- Работать, кому сказано!.. Труд освобождает.
"Мужики", недовольно перешептываясь и бросая на бригадира полные ненависти взгляды, разошлись по рабочим местам, а Саша, на всякий случай оглянувшись по сторонам, пошел в небольшой коридорчик, заканчивающийся тупичком.
Сердце стучало пойманной птицей - сейчас, сейчас это произойдет... Да, тот столичный тип из "конторы" оказался прав: это ему подарок судьбы, который нельзя не использовать. Сказочно повезло - наверное, единственный раз в жизни.
Под ногами шуршала битая штукатурка, какой-то мусор, гремели, перекатывались осколки кирпича, тонким льдом хрустело стекло, глухо позвякивали трубы, положенные вдоль коридора. Шаг, еще шаг, еще один, заколоченная дверь, яркая лампочка в ржавом конусе, поворот в тесный закуток, и тут же - обыкновенный канализационный люк: на городских улицах обычно не обращаешь на них внимания, но сейчас это была дверь на желанную волю.
Дверь на волю, как и следовало ожидать, Оказалась приваренной, но тут же кто-то неизвестный предусмотрительно оставил сварочный аппарат, маску, брезентовые рукавицы и даже небольшой ржавый ломик типа "фомки" - он лежал между ржавыми трубами и вполне мог сойти за одну из них.
Мозг работал четко и уверенно, мысли не путались, не блуждали - Солоник четко понимал, что и в какой последовательности надо делать.
Положил на половинку кирпича ржавую водопроводную трубу - так, словно бы собирался ее резать. Теперь, если нечаянно появится начальство или кто-то из сук (а отрядные стукачи, несмотря на глубокую законспирированность, всем хорошо известны), оправдание налицо.
Неторопливо подкрутил форсунку, поджег, мгновенно отрегулировал давление - пламя сделалось острым, жадным, как кошачий язычок, и пронзительно-голубым, словно майское небо. Надел маску и, склонившись, направил огненное сопло на металл. Спустя несколько секунд плотный огонь омывал сварной шов.
Ему повезло: люк, вопреки специальной инструкции, был заварен не по всему периметру, а лишь в двух местах, на ушках - чтобы невозможно было открыть голыми руками. Ровно гудело пламя горелки, расплавленный металл натекал в щель между люком и полом, беспорядочные искры сыпались во все стороны, прожигали клифт, но Саша не обращал на это внимания - следовало торопиться, счет шел на секунды: сюда могли войти в любой момент. Наконец последнее движение, огонь с шипением гасится, срывается маска и сварочный аппарат отодвигается в сторону. Поискав глазами, Солоник нашел какую-то грязную лохань с водой - немного, но достаточно, чтобы плеснув, остудить горячий металл.
Спустя несколько секунд беглец прилаживал в щель между люком и полом тупой ломик. Все-таки он немного волновался - блестящее острие несколько раз соскальзывало с края люка, и мерзкий металлический скрежет, казалось, разносился по всей "промзоне". Наконец люк с трудом поддался, приподнимаясь; еще несколько секунд - и он лежал рядом с черной скважиной.
Саша наклонился - в лицо пахнуло сыростью и зловонием. Беглец невольно поморщился, сплюнул: там, на глубине всего лишь нескольких метров, медленно переваливаясь безразмерной живой змеей, проходила главная канализационная артерия "строгача".
Скинул с себя прожженный клифт, бросил рядом с люком - ватник наверняка будет обильно вбирать в себя влагу, сковывать движения. Пусть останется на память о бывшем бригадире.
Наконец, набрав в легкие побольше воздуха, Солоник принялся медленно опускаться в подземное чрево, по шею погружаясь в дерьмо...
Темно-зеленый "уазик" с надписью "Рыбнадзор" на дверцах, описав правильный полукруг, остановился на берегу неширокого мутного ручейка. Передние дверцы открылись почти синхронно, и из машины вышли двое рослых в темно-зеленой камуфляжной форме. Они были похожи друг на друга: атлетическим сложением, настороженностью взглядов. Осмотрелись, подошли к крутому берегу ручейка, прошли несколько десятков метров - из обрыва торчала большая зарешеченная труба, из которой наружу текла зловонная каша.
Один из приехавших в "УАЗе", скользя резиновыми сапогами по мокрой глине обрыва, поморщился и, подняв голову, прокомментировал:
- Воняет-то как...
- Все правильно, один из выходов канализационного коллектора. А ты что хочешь - чтобы говно майской розой пахло? - Бросивший эту реплику, видимо, был старшим. - Давай, времени мало, спускайся...
Его напарник извлек из глубокого накладного кармана плоскогубцы, мгновенно перекусил ржавую проволоку, которой решетка была прикреплена к краю трубы и, брезгливо осмотрев руки, вытер их о траву.
- Долго будем ждать?
Старший взглянул на часы.
- Из зоны он вышел минут пять или десять назад - если ничего не помешало. Расчетное время - сорок пять минут плюс-минус минут десять. Главное, чтобы направление не перепутал, иначе в другом месте выйдет. Ждем два часа, дальше нет смысла.
- Думаю, не перепутает. - Напарник старшего аккуратно вытер плоскогубцы и, осмотревшись, принялся осторожно подниматься наверх.
В это самое время где-то совсем рядом гулко застрекотал мотороллер, и приехавшие на "уазе" встревоженно обернулись на резкий звук. Прямо на них катил, сжимая перевязанный синей изолентой руль, какой-то ветхий дедок - обширные залысины, просвечивающиеся между клочковатыми седыми волосами, казались словно нарисованными на голове; воспаленные красные глазки подозрительно буравили незнакомцев. Мотороллер был грузовым, из багажника торчали сухие сучья: видимо, дедушка приехал за валежником.
Остановившись и заглушив двигатель, старичок спешился и, с подозрением взглянув на молодых людей, спросил:
- Вы откуда тут такие?
- Езжай, старик, не твоего ума дела, - посоветовал старший.
- Эта машина ваша? Что вы тут делаете? А документики у вас есть? - с неожиданной бдительностью спросил водитель мотороллера.
- Старик, иди на хрен, я же сказал, - последовал уверенный ответ.
- Да вы знаете, кто я... Я в милиции двадцать лет проработал, я и сейчас в добровольной народной дружине! - Казалось, еще минута, и дедок изойдет слюной от праведного возмущения.
- Из "Рыбнадзора" мы, из Ульяновска. - Младший, поняв, что скандал теперь неуместен, извлек из кармана документы. - Браконьеров тут ловим, вот мое служебное удостоверение.
Дедок проработал документ до последнего штампика, взвесил его на руке и, вздохнув, вернул владельцу.
- Ну извините, коли так. И все-таки надо бы повежливей...
- Дедушка, езжай своей дорогой, а то сейчас ненароком найдем и у тебя запрещенную снасть, тогда и твоя ДНД не поможет, - примирительно произнес обладатель удостоверения.
Старик, бросая на инспекторов "Рыбнадзора" сердитые взгляды, долго заводил мотороллер, кашлял, что-то горестно шептал...
- Попали, - задумчиво сказал старший, провожая его взглядом. Все-таки, что ни говори, - лишний свидетель...
- Ладно, он сюда больше не сунется. Сколько там времени прошло?..
Казалось, зловоние пронизывает каждый орган, каждую клеточку беглеца. Нестерпимая вонь фекалиев густо набивалась в легкие, до слез резала глаза; омерзительная густая масса залепливала уши, сочилась в сапоги и за воротник, но Саша, плывя по шею в дерьме, упорно, метр за метром, продвигался вперед. Мокрая одежда сковывала движения, каждый шаг давался с неимоверным трудом.
Он передвигался в кромешной темноте - вокруг булькала вязкая жижа, и казалось, зловонные газы роятся перед самым лицом. Чтобы не пропустить выход наружу, надо было то и дело щупать шершавую, покрытую мягкими наростами трубу.
Солоник знал - ему надо пропустить четыре поворота, и лишь на пятый свернуть влево. Иначе он просто заблудится в этом огромном омерзительном лабиринте, сгинуть в котором куда проще, чем в него попасть.
Несколько раз беглецу казалось, что он пропустил нужное ответвление, не заметив его, - приходилось возвращаться, убеждаясь, что все в порядке, что он еще не достиг нужного поворота. В рот, в нос, в глотку то и дело набивалось дерьмо, и беглец, отфыркиваясь и отплевываясь, с трудом подавлял в себе рвотные спазмы.
Сколько времени прошло с тех пор, как он спустился в этот жуткий подземный лабиринт? Он не помнил, а рассчитывать ход времени, полагаясь лишь на собственную интуицию, не приходилось - в замкнутом пространстве минуты и часы всегда текут иначе, чем под открытым небом. А уж тем более - в таком пространстве...
