Ознакомительная версия.
«Буду любить его за двоих!» – вот то мудрое решение, которое принимает каждая одинокая мама, и которое впоследствии может превратить ребенка в эгоиста и подлеца: слишком хорошо – уже плохо. Но молодая мать не обладала, ни опытом, ни даром предвидения, поэтому ее нехитрое счастье оставалось безмятежным и нарушалось только немногочисленными детскими болезнями, от которых она страдала гораздо больше, чем сам малыш.
Свет в окошке – по другому и нельзя было сказать об этом малютке. Свет и смысл жизни для молодой и очень одинокой мамочки. Оксана была почти что нулем при единице, и вместе с сыном они составляли непобедимую силу. А отняли единицу – и что теперь осталось?
Осталось только горевать и жалеть себя. Именно этим и занималась Ксюха все первые часы пребывания в этой чужой квартире. Но, как человек эмоциональный, доведя свое страдание до крайней степени, Оксана так же внезапно и успокоилась.
Она была всего лишь женщиной, слабой и глупой женщиной, которой нужна была защита и помощь со стороны кого-то очень сильного и умного. Оксана не обладала очень уж твердым характером и была только лозой, которой, чтобы жить, нужна еще и крепкая опора. Эту опору девушка находила сперва в своей бабке, потом – в подругах. А теперь, с появлением в ее жизни столь большого и сильного мужчины, она просто не могла не соблазнится возможностью прислониться к его надежному плечу и забыть все свои горести.
Глотая последние слезы, Ксюха уже улыбалась, вспоминая, что Никита, как благородный рыцарь, мчится сейчас в погоню за злодеем и обязательно накажет его и вернет ей сына. Она представляла его мужественную и мрачноватую внешность, его умные глаза под изуродованным шрамом лбом, и все это делало его похожим на тех многочисленных персонажей нехитрых выдумок для детей, к которым она питала благоговение с малых лет.
Оксана привыкла к тому, что добро побеждает зло, и это – непреходящий закон жизни. Подумав об этом, она решила, что ее судьба вскоре улыбнется ей, а столь страшные испытания даны ей для того, чтобы еще больше укрепиться в вере в справедливость.
Оксана вспомнила, что бабушка учила ее во всем полагаться на волю божью и за каждое страдание благодарить его.
«Только избранных излюбленных чад своих Господь подвергает тяжким испытаниям, дабы укрепить их веру и испытать их сердце», – строго говорила старушка, потрясая узловатым пальцем в воздухе.
Вспомнив ее слова, Оксана решила, что она просто не может не отблагодарить высшее существо за принесенные ей невзгоды.
«Нужно срочно помолиться!» – решила Оксана и забегала по квартире в поисках иконы, Библии или чего-то достойного послужить символом присутствия божественной силы на земле. Ничего подобного в этом доме Оксана не нашла. Это ее мало удивило: недавняя мода на «сусальное» православие уже сошла на нет и толстые «новорусские» теперь редко заглядывали в храмы, чтобы отмолить свои неисчислимые грехи. Поэтому отсутствие христианской атрибутики в современной квартире было явлением вполне закономерным.
«А вот бабушка бы его нехристью назвала», – констатировала про себя Оксана и решила обойтись без икон. Она встала на колени носом в дальний угол и, пробормотав молитву собственного сочинения, почувствовала огромное облегчение.
После этого Оксана почувствовала острый приступ голода. Она попыталась встать с колен, но у нее сильно закружилась голова, и перемещаться в направлении кухни ей пришлось, держась за стену.
«Ну, ничего себе, проголодалась!» – удивилась про себя Оксана, постепенно понимая, что она не ела уже чуть ли не сутки.
Она долго возилась на кухне, соображая, как разогреть себе поесть в микроволновке, а когда наконец наелась, поняла, что теперь она хочет спать.
Но придя в спальную и устроившись на жестковатой перине, Оксана долго ворочалась и не могла уснуть. Что-то ее здесь тревожило, чего-то ей не хватало.
Тогда она снова поднялась с постели и босиком стала бродить по комнатам, с интересом оглядываясь.
Комнат оказалось три, и все были очень большими. В их оформлении преобладал стиль, который любой искусствовед определил бы как «эклектичный». Но Оксана в стилях не разбиралась и умных слов не знала, поэтому для себя она определила дизайнерский произвол квартиры, как «с миру по вазе – мужику квартира».
При всей видимой функциональности мебели, она носила еще и характер чисто эстетический – не мешала наслаждаться многочисленными произведениями искусства, которыми были буквально перегружены все комнаты.
На стенах, как и в спальной висели африканские маски, какие-то перьевые панно, какие-то пергаментные свитки с иероглифами и мелкими рисунками. С потолка свешивались китайские фонарики, страшные птицы с кожистыми крыльями. Всяческой посуды – ваз, расписных горшочков, плетеных тарелок – было столько, что вполне можно было открывать магазин «Лавка для любителей захламлять свою кухню ненужной посудой». Название было длинноватым, зато было абсолютно подходящим. Значение всех этих вещей оставалось для Оксаны абсолютной загадкой. Единственная мысль, которую они у нее вызывали, была мысль о том, кто со всего этого пыль вытирает. «Неужели сам?» – восхитилась Ксюша.
Женское любопытство заставило Оксану даже попытаться полазить в многочисленных ящиках столов и шкафов, но практически все они были заперты.
Чтобы наконец нагнать на себя сон, Оксана решила что-нибудь почитать. Для этой цели она направилась в комнату, у одной из стен которой стоял внушительный книжный шкаф. К своему разочарованию, Оксана не нашла здесь ярких обложек легкого чтива, к которому она привыкла. Хозяин квартиры, по всей видимости, не читал даже фантастики и детективов. Зато в большом количестве наличествовали книги на иностранных языках и совершенно старинные издания, страницы которых были желты, как листья за окном.
«Антиквариат», – с уважением подумала Оксана и занялась разглядыванием картинок в одной из книг. Картинки были немного непонятные и совершено не отвечали идеалом реализма, который Оксана только и считала настоящим искусством. Изображения часто бывали совершенно условны и сопровождались неровными пояснительными надписями. То, что на картинках было изображено что-то совершено гадкое, это было понятно и ежу. Людей здесь жгли, резали на части, извлекали им внутренности и всячески мучали. При этом у них были неестественно вытаращены глаза и искажены лица.
«Фу, гадость какая!» – решила Оксана и поставила книжку на полку.
Больше делать было нечего, и Оксана, вспомнив о многочисленных плоских коробочках с кнопками, решила посмотреть хотя бы телевизор. Это ей вскоре удалось, и она погрузилась в мир плаксивых обитателей бесконечных двухмерных миров телесериалов.
* * *
Возвращаясь во двор, жители которого пережили в последние дни что-то уж очень много приключений, Лобов заметил ненормальное оживление у соседнего с интересующем его подъезда. Он стал следить за происходящим с рассеянным интересом, и вдруг понял, что происходит простая будничная работы оперативной группы, которая, огородив территорию, с озабоченным видом шныряла от подъезда к машине и обратно.
Среди всей этой суеты Лобов заметил уже знакомую ему тетю Свету, а рядом с ней – неторопливую фигуру следователя Петрова. Ни секунды не колеблясь, Борис повернул в их сторону.
Петров заметил бодро шагающего Лобова и повернулся в его сторону всем корпусом, устремив хмурый взгляд куда-то поверх его головы. Лобов хотел приветственно заулыбаться, но почему-то решил, что это нарушит всю атмосферу данного момента.
– Что привело вас в наш тихий и спокойный дворик? – нарочито беззаботно спросил он.
Следователь кивнул на подъезд, в который в очередной раз зашел кто-то из группы и сказал:
– Вот, снимаем отпечатки пальцев. Ищем улики.
– …точим ножи-ножницы… – неуместно сострил Борис.
Петров посмотрел на него с укоризной:
– Тебе бы все паясничать, шут гороховый. А мы тут убийцу рассекретили, кажись.
– Да ну? В этом образцово-показательном доме еще и убийцы обитают? Серийные, маньяки – или как? У них тут что, гнездовье? – продолжал ерничать Борис.
– Ничего подобного. Простой российский дворник. А вот поди ж ты – укокошил бизнесмена, как последний камикадзе – и дело с концом.
– Это того самого, который в машине погорел? – посерьезнел Борис внезапно.
– Ага. Того самого.
– Зачем ему это было? Чистая классовая ненависть? – Борис стал разглядывать носки своих ботинков.
– Понятия не имею. Главное, что это преступление – чуть ли не рядовое на последний момент. У нас все пожилое и малоимущее население города занялось бандитизмом. Просто старики-разбойники, честное слово! Причем практически все после этого либо умерли, либо совсем в уме повредились. Не знаю, просто партизанский отряд по уничтожению имущего класса имени Николая Гастелло на пенсии…
Ознакомительная версия.
