Ребров усмехнулся:
– Скорее всего, она поняла, что это – серьезно, и пытается не допустить появления в доме другой хозяйки… Или она вас ревнует, как мать.
– Вы – добрый человек, – вздохнул итальянец. – И меня успокоили, и ее оправдали. Берите свою выпивку, – кивнул он в сторону подходившей домработницы, – и идем знакомиться с другими гостями.
Среди тех, кто пришел к Энрико Берлуччи в этот вечер, оказались депутат Государственной думы, коллега-журналист из газеты «Коммерсантъ», довольно известный художник с женой, годившейся ему в дочери, экономист, когда-то прославившийся своей статьей о российских реформах, пара человек из посольства Италии. А в самом углу на диване Ребров обнаружил предводителя всех подрастающих российских капиталистов Алексея Большакова.
От неожиданности Виктор немного растерялся, зато Большаков тут же поднялся и подошел к нему, как к старому, хорошему знакомому.
– Рад вас видеть! – протянул он руку.
Ребров машинально пожал ее и отметил про себя, что, в отличие от их первой встречи, в этот раз Большаков излучал максимальное дружелюбие и вообще казался простым, веселым парнем, с обгоревшим на солнце носом.
– А я как раз собирался позвонить вам завтра и поблагодарить за статью, – продолжал изображать радушие Большаков.
– Не стоит, это моя работа, – все еще находясь в небольшой растерянности, промямлил Виктор и подумал, что ответил, как герой плохого фильма, получающий медаль за храбрый поступок.
– Нет-нет, – настаивал Алексей Большаков, – статья сделана мастерски и с душой. Вам удалось уловить главную идею, объединяющую людей в нашем союзе. Честно говоря, я вас сразу недооценил… Теперь я ваш должник.
Эта готовность признавать свои ошибки разоружала. И Ребров, уже начавший было искать повод, чтобы свести счеты с самозваным предводителем отечественных предпринимателей, немного размяк.
Они перебросились еще несколькими фразами, но тут Энрико Берлуччи подвел к ним парня из «Коммерсанта». Разговор стал общим, и они так и стояли кружком в центре комнаты, со стаканами в руках, пока сотрудница Федеральной службы безопасности, по совместительству домработница, не пригласила гостей перекусить. Только спустя какое-то время Большаков опять подошел к Виктору и увел его в укромное место рядом с балконом.
– Знаете, у меня есть отличная идея, – заявил он, теребя пальцами уже обозначившийся второй подбородок. – Прочитав вашу статью, я подумал, что нам стоило бы работать вместе.
– Как вы это себе представляете? – не очень вежливо хмыкнул Ребров.
Большаков совершенно не обиделся. Он задумчиво прищурился, пытаясь четче сформулировать свою мысль:
– Я понял, что можно угробить кучу денег на организацию различных съездов, а результат будет нулевым – о нас никто так и не узнает. Зато ваша статья привлекла к союзу внимание очень многих людей. Понимаете, о чем я?
– Не совсем. Вы хотите, чтобы я писал о вас рекламные заметки?
– Безусловно, нет… Нам нужна постоянная интеллектуальная поддержка. – Большаков был само дружелюбие и терпение. – Это, конечно, может быть и оригинальная статья. Но постарайтесь посмотреть на проблему шире, ведь у вас хорошая фантазия… Нужны заметные акции, чтобы наш союз был постоянно на виду. То есть нужны свежие, яркие идеи.
– А почему это должно быть мне интересно? – Ребров уже все понял, однако оставшаяся с их первой встречи неприязнь к предводителю юных буржуев заставляла его капризничать.
– Потому что, во-первых, я предлагаю вам работать с нашей очень дружной, толковой командой, а это и перед вами открывает новые перспективы. Во-вторых, у вас появится возможность заниматься самым интересным для творческого человека делом – генерировать идеи. Все остальное – рутина и поденщина. Вы согласны со мной? Естественно, ваш труд будет должным образом вознаграждаться.
– Я подумаю над этим предложением, – неохотно пообещал Ребров.
Весь оставшийся вечер Виктор злился на себя за то, что был мил с Алексеем Большаковым, а не ответил на его сочинскую надменность чем-то аналогичным. Но еще больше его раздражало, что он никак не мог выбросить из головы предложение генерировать идеи для Союза молодых российских предпринимателей. Дьявол Большаков знал, чем искушать заблудшую журналистскую душу. При этом он был абсолютно уверен в себе и нисколько не сомневался: если понадобится, он втянет в свою орбиту любого.
Виктор знал немало людей, которые наверняка были и умнее, и талантливее бывшего комсомольского вожака, но ни от кого не исходили такая энергия, сила. У Большакова могло быть множество отрицательных качеств, но он являлся настоящим лидером, и сопротивляться ему было очень трудно.
Прежде чем покинуть вечеринку, Ребров обрушил свои чувства на Энрико Берлуччи.
– Вас, дипломатов, не поймешь, – с наигранной шутливостью заявил он, прощаясь. – Вы – как женщины: говорите одно, а делаете совершенно другое.
– Простите, не понял? – тревожно поднял бровь итальянец.
– То вы иронизируете по поводу моей заметки о Союзе молодых российских предпринимателей, то ищете с ним контакты…
– Вы имеете в виду появление у меня в доме господина Большакова?
Ребров кивнул.
– Мы, дипломаты, – несчастные люди, – вздохнул Энрико. – Мы только делаем вид, что разбираемся в этом безобразии, называемом «политикой». А уж что касается вашей страны… Считайте, что сегодняшний вечер – это моя добросовестная попытка узнать и понять Россию, чтобы потом как-то ей помочь.
Глава VI
ТВОРЧЕСКИЕ РАЗБОРКИ
Жена Реброва не посчитала нужным объявить, что окончательно уходит к другому мужчине, но ошибиться в ее намерениях было трудно: еще с вечера она начала демонстративно собирать вещи.
Посредине гостиной Лиза положила открытый чемодан, так что мимо него невозможно было пройти не ударившись или хотя бы не зацепившись, и стала сносить туда свои платья, белье и другое необходимое ей на первое время «приданое». Было такое впечатление, что в квартире возникла своеобразная «черная дыра», которая втягивала в себя и перемещала в какое-то другое измерение личные вещи, памятные обоим безделушки, да и вообще всю их недолгую совместную жизнь.
Не много нашлось бы женщин, способных на равных состязаться с женой Реброва в мастерстве устраивать эффектные семейные сцены. И этот громадный чемодан в центре квартиры являлся, конечно, большой находкой Лизы, одной из вершин проявления ее специфического таланта. Она сама понимала это и была очень раздосадована, что не имеет зрителей, способных по достоинству оценить представление, и что ее попытки придать своему уходу максимум драматизма не очень расстроили мужа.
В то время как Лиза упаковывалась, Виктор сидел за своим столом и в сотый раз просматривал документы, накопившиеся при подготовке статьи о «Русской нефти». За последние недели это стало для него своеобразным вечерним ритуалом.
Он не знал, что заставляет его каждый день перебирать знакомые от первой до последней строчки бумаги. А точнее, не хотел признаваться себе в этом, потому что каждый раз, когда Ребров пытался докопаться до причин своего бессмысленного занятия, в нем поднималась громадная волна обиды она перехватывала горло и заставляла учащенно биться сердце. Виктор боялся захлебнуться в этом чувстве несправедливости, ведь он нисколько не сомневался, что, подняв шум вокруг той злополучной статьи, его просто подставили. Причем подставили как полное ничтожество, которое не может постоять за себя.
Папка с материалами о «Русской нефти» пополнилась теперь вырезками из газет, где говорилось о самоубийстве Андрея Лукина и убийстве Владимира Медведева. Однако это не давало Виктору ключика к разгадке ребуса, который занимал его мысли в последнее время: кто стоял за спиной руководства внешнеторговой фирмы и кто же все-таки заварил эту кровавую кашу?
Отчаявшись найти хоть какую-то зацепку и понимая, что вряд ли ему в руки попадут документы, напрямую указывающие на организаторов и исполнителей двух преступлений, Ребров занялся построением логических схем. Он попытался прикинуть, кто хотя бы теоретически мог быть заинтересован в таком развитии событий.
Было очевидно: если президента компании «Русская нефть» все-таки убили, то наиболее вероятны три версии. В соответствии с первой, с Лукиным могли свести счеты обыкновенные бандиты – из тех, что пытаются установить контроль над всем легальным бизнесом. Возможно, они требовали денег, но не получили их или получили меньше, чем хотели.
На чистом листе бумаги Виктор написал: «Рэкет. Наказание за строптивость» – и обвел эти четыре слова неровным кружком. Затем чуть ниже перечислил несколько аргументов, свидетельствовавших как в пользу этой версии, так и против нее.
