— Но позвольте, доктор Даннинг, — мягко и даже покорно начал инспектор, ловко поднырнув под протянутой рукой доктора и закрывая дверь.
— Успокойтесь, доктор Даннинг! — перебил их окружной прокурор Сэмпсон властным голосом. — Следствие находится в самых опытных детективных руках Нью-Йорка. Если вам нечего скрывать, то вам нечего и опасаться. К тому же, — высокомерно добавил он, — любые жалобы по ведению расследования все равно адресуются мне.
Даннинг сунул руки в карманы своего халата.
— Мне безразлично было бы, даже если бы вы оказались президентом Соединенных Штатов, — прогремел Даннинг. — Вы мешаете мне работать. У меня больной с язвой желудка, острый приступ, который требует немедленного вмешательства. Ваши люди пять раз препятствовали моему выходу из амфитеатра. Это преступление! Мне необходимо осмотреть пациента!
— Сядьте, доктор, — примирительно заговорил Эллери. — Чем дольше вы протестуете, тем дольше мы вас вынуждены задерживать. Несколько вопросов — и идите к своей язве желудка…
Даннинг заоглядывался, как загнанный дикий кот, несколько секунд поборолся сам с собой, не желая выплескивать далее своего возмущения, и наконец замолк. Он бросил свое длинное тело в кресло.
— Можете задавать мне вопросы до завтра, — оскорбленно заявил он, скрещивая руки на груди, — но вы только зря потратите время. Я ничего не знаю. Я ничем не смогу помочь.
— Ну, это как посмотреть, доктор.
— Давайте же поскорее приступим к вопросам! — перебил инспектор. — Хватит перепалок. Послушаем вашу историю, доктор. Мне нужен точный отчет о ваших действиях этим утром.
— И это все? — с горечью спросил доктор. Он быстро облизнул свои дрожащие губы. — Я приехал в госпиталь в 9.00, принимал пациентов в своем кабинете до 10.00. С 10.00 и до времени назначенной операции я оставался в кабинете, проверяя карточки пациентов. Нужно было сделать записи и назначения. Потом несколько минут я шел по северному коридору к амфитеатру, взошел на галерею, встретил там свою дочь, и…
— Пока довольно. Были ли посетители после 10.00?
— Нет. — Даннинг подумал. — Никого, кроме мисс Фуллер — компаньонки миссис Дорн. Она заглянула на несколько минут, чтобы спросить о состоянии миссис Дорн.
— Насколько хорошо, — спросил Эллери, склонясь к его креслу, — вы знали миссис Дорн, доктор?
— Не близко, — ответил Даннинг. — Конечно, поскольку я был принят в штат со дня основания госпиталя, я знаю миссис Дорн. Я введен в совет директоров вместе с доктором Дженни, доктором Минхеном и другими…
Окружной прокурор указательным пальцем строго сопроводил свое наущение:
— Давайте будем откровенны друг с другом. Вы понимаете значимость фигуры миссис Дорн и осознаете, какой скандал поднимется при известии о ее убийстве. Взять хотя бы один аспект — неизбежно потрясение фондового рынка, изменятся все котировки. Чем быстрее этот случай будет раскрыт и забыт общественностью — тем лучше… Что вы думаете об этом деле в целом?
Доктор Даннинг медленно поднялся, начал ходить взад-вперед, хрустеть пальцами. Эллери поморщился.
— Вы хотите сказать… — пробормотал он.
— Что? — Даннинг был смущен. — Нет-нет. Я ничего не знаю. Все это для меня — полнейшая тайна.
— Удивительно, как все подряд здесь ничегошеньки не знают, — прорвалось раздражение Эллери. Он наблюдал за Даннингом с нарастающей неприязнью, смешанной с любопытством. — Ну, тогда все, доктор.
Даннинг вышел из комнаты, не произнеся ни слова. Эллери вскочил на ноги, он буквально рвал и метал.
— Так мы никуда не придем! — кричал он. — Кто там еще ожидает беседы? Кнайсель, Сара Фуллер? Давайте их сюда, и покончим с этим побыстрее. Дело должно быть сделано.
Пит Харпер вытянул ноги и ухмыльнулся.
— Заголовок, — проговорил он. — Например, «Ухудшение циркуляции крови вызвало…».
— Послушай, ты, — прогремел голос Вели, — заткнись.
Эллери улыбнулся:
— Ты прав, Пит. Моя циркуляция никуда не годится… Давай, отец. Следующую жертву!
Однако следующая жертва стоила ему еще большего напряжения, терпения и колик в конечностях. Из западного коридора раздались звуки яростного препирательства, и дверь раскрылась настежь. Вошли, вернее, ввалились лейтенант Ритчи и трое странных людей, которых втолкнули полицейские.
— Что такое? — спросил инспектор, привставая. — А, узнаю, узнаю! — И его рука потянулась к табакерке. — Это Джо Гекко, Крошка Вилли и Снэппер! Ритчи, где ты их достал?
Полицейский подтолкнул пленников к центру комнаты. Джо Гекко был тощим, схожим с мертвецом мужичонкой с горящим взглядом. Снэппер был прямым антиподом ему: маленький и хорошенький, как херувим, с розовыми щечками и пухлыми влажными губками. Крошка Вилли казался самым зловещим персонажем из троих: его лысая треугольная голова была покрыта коричневой шелушащейся кожей; он был огромен и нескладен; нервно рыщущие глаза и непрекращающиеся дерганые движения настораживали: казалось, он готов на все. На вид он был туп — но было что-то пугающее даже в его тупости.
— Помпей, Юлий и Красс, — пробормотал Эллери, обращаясь к Кронину. — Или это Второй Триумвират в составе Марка Антония, Октавия и Лепида.
Инспектор, нахмурясь, обратился к троице:
— Ну, Джо, что за рэкет на этот раз? Взялись за госпитали? Где ты их нашел, Ритчи?
— Околачивались наверху — в отдельной палате 328 — Ритчи выглядел довольным самим собою.
— Так это комната Большого Майка! — ахнул инспектор. — Так вы хотели поухаживать за больным, так? Я-то думал, что все три гориллы связались с шайкой Айка Блума. Почему такая перемена? Что за грязные дела, ребята?
Трое разбойников беспокойно переглядывались. Крошка Вилли неловко кашлянул. Джо Гекко закатил глаза и раскачивался на каблуках. Розовощекий улыбающийся Снэппер ответил гнусаво:
— Освободите нас, инспектор. Вы не правы: мы ничего такого не делали. Мы просто ждали босса. Они там из него кишки вынимают — или еще что-то.
— Ну конечно! — отвечал инспектор. — А вы тем временем держали его за руку и рассказывали ему страшные истории.
— Нет, там он один, — серьезно объяснил Снэппер. — Мы стояли возле его комнаты наверху. Вы ж знаете, как оно бывает: босс лежит — а вокруг много ребят, которые его не любят…
— Ты обыскал их? — накинулся инспектор на Ритчи.
Между тем Крошка Вилли шаркал гигантскими ступнями и постепенно подвигался к двери. Гекко прошипел:
— Да брось, говорят! — и вывернул ему руку.
Полицейский закрыл дверь. Вели ухмыльнулся.
— Наконец-то с поличным, — засмеялся торжествующе старик. — Снэппер, я удивлен… Ну хорошо, Ритчи. Твоя добыча — ты и доставь их куда следует. Одну секунду. Снэппер, в какое время вы туда проникли?
Маленький гангстер промямлил:
— Мы все… утром, инспектор. Просто посмотреть…
— Говорил я тебе, Снэп! — рявкнул на него Гекко.
— Так я полагаю, вам ничего не известно об убийстве миссис Дорн в госпитале этим утром, ребята?
— О черт!
Все трое примерзли к месту. Рот Крошки Вилли начал подергиваться; казалось, как ни дико это звучит, что он вот-вот заплачет. Взгляд всех троих как магнитом притянуло к двери, а руки их делали бесцельные движения. Однако все трое молчали.
— Ну, я вижу, вижу, — безразлично сказал инспектор. — Уведи их, Ритчи.
Детектив с живостью последовал за полицейскими, ведущими упиравшихся гангстеров. Вели закрыл за ними дверь с легким разочарованием во взгляде.
— Ну что, — устало проговорил Эллери, — мы все еще ожидаем, нет сомнения, весьма утомительного общества мисс Фуллер. Она сидит там уже три часа… Ей понадобится медицинская помощь, когда допрос будет окончен, а мне понадобится что-то съестное. Отец, как насчет того, чтобы послать за сандвичами и кофе? Я зверски голоден…
Инспектор Квин покусывал усы.
— Я даже не знаю, сколько времени… Потерял счет, Генри. Как насчет ленча? Вы уже ели?
— Такая работенка всегда вызывает голод, — отозвался Питер Харпер. — Уж я-то знаю.
— Ну хорошо, Пит, — сказал инспектор. — Намек понят. Тебя тоже берем. Здесь кафешка в соседнем квартале. Вперед!
Когда Харпер ушел, Вели ввел в комнату женщину средних лет, одетую во все черное, которая держала голову столь прямо и взгляд столь пристально-напряженно, что Сэмпсон шепнул Вели, чтобы тот не спускал с нее глаз.
Эллери мельком взглянул на нее. Через открывшуюся на минуту дверь он увидел группу врачей, собравшихся вокруг операционного стола, на котором лежало тело Абигейл Дорн, покрытое простыней.
Он ступил в амфитеатр, сделав знак отцу.
Амфитеатр был тих, однако чувствовалось, что в нем витал дух беспорядка, паники. Медицинская публика бродила по залу, переговаривалась делано веселыми голосами, не обращая внимания на полицейских, которые стояли на посту. Однако во всем этом чувствовалась нотка истерии: разговор то и дело внезапно прекращался, за ним следовала болезненная тишина.
