Пока я выбирал между деньгами и милосердием, на его крики в доме зажглось несколько окон, а там и патрульный джип пожаловал. Заказчик вылез и со скорбным осуждением уставился на хирурга. Я уже приготовился выслушать новую серию пауз, но он ограничился одним словом:
— Предпоследний…
Значит, профессор хотел убить одной операцией двух собак — и рекламу учинить, и месть всем обер-амутантам, у которых предпоследним купил барак по ложной цене. И, выбирая наши ступеньки, рассчитывал не столько на меня, сколько на моего соседа. И верно рассчитал — по лестнице уже громыхали тяжелые шаги Обер-амутанта. Запыхавшись, он вылетел из подъезда, поскользнулся на собачьей крови и выдохнул, глядя на хирурга:
— Предпоследний… вот уж никогда бы… профессор, пожилой… стыдно!
Слово «стыдно» в его устах показалось хирургу верхом бесстыдства.
Профессор затрясся и начал кричать что-то о религиозной крыше, под которой плетется заговор сионских мухлецов. Обер-амутант глушил его воплями о «совках», кабланах[46] и своей честности. Из окон на иврите, русском, английском и амхарском требовали прекратить балаган. В разгар этой «итальянской» сцены я заметил, что Вувос исчез. Мне очень не хотелось, чтобы за собачьими трупами снова пошли женские. И я побежал домой.
16. Раннее утро в семейном кругу
Я влетел в квартиру и резко затормозил. На кухне Ленка и Елка плакали в объятиях друг друга. Проститься, что ли, ей Вувос разрешил перед исполнением приговора? Сам он топтался рядом с довольно глупым лицом. Я выбрал стул, на котором висел его автомат, и принял расслабленную позу. Вувос тотчас подсел ко мне:
— Ну, Боря, дела… У нее сын сбежал. Там, в России. Олежка. Шустрый пацан, в маму. Представь, она матери своей позвонила, а он берет трубку — пять минут как дома. Удачно, да? Елка сразу сориентировалась, говорит, мол, бери бабушку и немедленно валите к какому-то приятелю, которого Ахмат не знает. Мы сейчас звонили — они уже там. А через несколько часов их мой приятель к себе заберет, у него дача в горах…
— Ну прекрасно, — обрадовался я, — а где же Номи?
Вувос снова помрачнел:
— Где, где… Все там же. Вернее, еще дальше. Она все это время была рядом, в Аль-Азарии. Можно было пешком сходить. Елка, кстати, пешком и пришла. А теперь…
Постепенно я понял, что произошло. Когда Елка, после «упоительного дня» с Вувосом, вернулась за вещами к Халилю, тот сообщил, что уже несколько раз звонил Ахмат по очень важному делу, просил сразу же перезвонить. Ахмат был совершенно не в себе, потому что на него наехала чеченская мафия и требует заказанный и оплаченный вирус. А Умница, забрав свою пробирку, подло убил «ахматовскую культуру». Какой термин, а?! А теперь еще нагло врет, что вирус у него украден. Короче, время Ахмат выторговал до елкиного возвращения. А чтобы она действительно нашла вирус, забрал Олежку. Олежка сейчас очень доволен — дача, лошади, компьютерные игры, и так будет до ее возвращения с вирусом. А если без вируса, то все понятно.
В этом месте я перебил Вувоса:
— А во время вашего «упоительного дня» ты Елке рассказал, что вирус украли?
— А зачем? — пожал плечами Вувос.
Значит, Елка действительно получила информацию о краже из России, от Ахмата.
В общем, утром Елка обнаружила Умницу у Максика и действительно обошлась с ним довольно жестоко, требуя поделиться «ахматовской культурой».
Умница навел ее на Вувоса, и тут Елке пригодился полученный ею накануне ключ от каравана. Шмон, замаскированный под уборку, ничего не дал. Когда искать было уже негде, пришла от соседей Номи. В отчаянии, Елка забрала ее и увезла к Халилю.
Халиль принял близкое участие в беде Лели, осудил Ахмата и одобрил все ее действия. Он сообразил, что искать Номи будут в первую очередь у него и моментально рассредоточил всех близких родственников по дальним. А Елку с Номи забрал с собой, в Аль-Азарию, в дом уехавших за границу родственников и велел дезинформировать Вувоса насчет глухих территорий.
Вчера поздно вечером Елка дозвонилась до своей мамы, а трубку взял Олежка. Ему хватило сообразительности скрыть от похитителей, что он занимается пятиборьем и уговорить дядю Ахмата научить его кататься на лошади. Лошадь была что надо — на ней пацан, перепрыгнув дачный забор, прискакал по пересеченной местности к бабушке.
Елка сразу же поделилась радостью с Халилем и собралась везти Номи к Вувосу, неважно брал он вирус, или нет. Она уже взялась за телефон — позвонить Вувосу, но Халиль убедил ее подождать подтверждения, что Олежка с бабушкой благополучно добрались до укрытия, а то мало ли что. Елка поднялась в свою спальню и вдруг услышала, как в замке провернулся ключ. На окне — железная решетка. Из-за массивной двери Халиль объяснил ей, что ему очень жаль, но судьбе угодно, чтобы эта дочь оккупанта послужила интересам арабского народа Палестины. Леля, как представитель дружественного русского народа должна это правильно понять. Про вирус и Номи стало известно соответствующим структурам, и он имеет право вернуть ей ребенка только в обмен на вирус. И то, после того, как преданные делу освобождения Палестины специалисты проверят его вирулентность на биологической модели.
В общем, как только Леле будет что сообщить, она должна вернуться в этот дом, оставив ворота открытыми, и ей позвонят. А после того, как она выломает дверь и уйдет, он просит ее ворота закрыть и ключ забрать. А в полицию он ей обращаться не советует, потому что в Израиле отношение к киднэпингу суровое, девочки отец больше не увидит, а Олежка увидит маму лет через десять-пятнадцать. Но это он так, для общей информации, а вообще-то он убежден, что Леля сделает правильный выбор между друзьями и врагами, и будет с ними в тяжелой борьбе палестинского народа за свободу и независимость. А не с отморозком, который даже в святой для евреев день гоняет пьяный по арабским поселениям с российскими монархическими гимнами.
— Ты понял?! — зло спросил Вувос.
Я кивнул:
— Как не понять. Елка предпочла отморозка и пошла по Иудейским горам советоваться к израильскому менту. Где, вместо рояля, сидел в кустах ты…
— Не юродствуй! — строго потребовала Ленка.
Елка повернула к нам зареванную мордашку:
— Боря, я страшно виновата перед Вовой… Никакие слова… Ты лучше нас ориентируешься… я сделаю все, что нужно… ты понял — все. Все, что я умею. Я не смогу с этим жить, если…
— Хорошо, — сказал я. — Мы поняли. Теперь сценарий придется переписать, и для тебя роль найдется.
Елка благодарно всхлипнула. Электрический свет терял ядовитую желтизну, растворяясь в брезжащем утре. Вопли за окном все не прекращались. Лица у всех были помятые, припухшие, уставшие и постаревшие, да еще и какого-то неестественного оттенка. Я выключил свет.
Я выключил свет и помотал головой. За зановесочкой горел ночник, на «экране» разыгрывался знакомый театр теней. Я прислушался и, когда внизу вокруг собаки возникла короткая пауза, уловил характерные звуки. Вувос поймал мой взгляд, убедился, что Елка по эту сторону занавески и потрясенно шепнул мне:
— Но мы же следили за входом…
— Да, — ответил я, тоже почему-то шепотом. — А Софья Моисеевна уехала.
За окном стихало. Я вслушивался. Наконец, различил амхарский и объяснил Вувосу:
— Он соседку снял, с верхнего этажа. Полиманьяк.
— Сексоглот, — обреченно согласилась Ленка. — Хорошо, хоть Левик в маминой комнате. Надо бы поспать немножко, а?
Пока мы прикидывали как разместимся, Умница выпустил смущенно улыбавшуюся фаллашку[47] на лестничную площадку.
— Даже до остановки провожать не надо, — довольно сообщил он и поманил нас с Вувосом за занавесочку:
— Вот, — кивнул он на столик. — А где ваши?
— Мы тут подумали, — зло сказал я, — и решили ограничиться для надежности твоей. Твою они от кроличьей не отличат.
Умница самодовольно хмыкнул. Я не стал ему сразу объяснять, что подделывать вирус уже нет смысла, потому что Халиль, перед тем, как отдать Номи, намерен проверять его всерьез.
Уже третий день шел изнурительный торг. Вувос похудел и издергался. А Умница все время жрал на нервной почве и округлился. Елка большую часть времени торчала в пустом доме в Аль Азарии, ожидая звонков. Мне удалось по своим каналам выяснить, что звонили только по телефонам-автоматам, из разных мест, говорили не больше трех минут. Халиль был очень осторожен и далеко не глуп. Мы с Вувосом добывали реквизит. Далеко не всегда легально.
Ленка давала Умнице уроки вождения, потому что хоть права у него и были, за рулем он в жизни не сидел. Я старался не думать, чему она его может научить — пятьсот метров как-нибудь проедет, а там, если выживет и возомнит, что умеет кататься — его проблема. В остальное время Ленка смотрела на нас, как на покойников, мужественно плакала и готовила мои любимые блюда, которые большей частью сжирал Умница. Хорошо еще Софья Моисеевна неожиданно укатила в предсвадебное путешествие в Эйлат.
