Ознакомительная версия.
– Да-да, помню-помню. Вы с Галкой Разумовской возились. Она вам что-то о несчастной жизни своей пела.
На лице старшего лейтенанта наконец появилась улыбка.
– Да. А вы ее давно знаете?
– Н-ну, знаете, старший лейтенант, в нашей профессии встречаешься со множеством людей. И главное, с некоторыми неоднократно.
Через полторы минуты мы болтали с молодой оперативницей как старые друзья. Кстати, оказалось, что у нее есть имя. Оля.
– Ну что, Олечка, – сказал наконец я, после того как она рассказала мне о себе почти все, – пора к делу.
– Слушаю, – посерьезнела она. В глазах вновь появился отблеск Уголовного кодекса.
– Милая Оля, кто-то из писателей, кажется, сказал, что если он не видит на женском лице улыбки, ему хочется выбежать из комнаты и больше никогда не возвращаться.
Оля вновь приподняла уголки рта вверх.
– Совсем другое дело. Так вот, – я достал из кармана телефонные счета, которые подобрал в офисе Филимонова, и протянул ей, – узнай, пожалуйста, вот по этим счетам номера телефонов, по которым звонили. И побольше информации. Фамилии, имена, адреса, учреждения, города. Тут, кажется, и страны разные. Короче, максимум, что удастся узнать.
– А позвонить по этим телефонам можно? Справочные работают сами знаете как, пока что-нибудь узнаешь…
– Прекрасная мысль. Только очень осторожно. Чтобы никто не заподозрил, что ты из следственных органов.
– Само собой.
– Действуй.
– А международные звонки как? Прямо отсюда можно? – простодушно спросила она.
– Ну, – развел я руками, – можно-то можно, но потом вычтем из твоей зарплаты. В трехкратном размере.
Оля оказалась способным работником – через полчаса на моем столе лежал список телефонов, по которым звонили из конторы Филимонова.
Так, посмотрим.
«Германия, город Лейпциг. Звонки производились 12.06, 21.06, 24.06, 02.07 сего года. По указанному телефону находится штаб Партии возрождения Германии».
– Что за партия? – спросил я Олю.
– Я навела справки. Это националистическая партия, близкая, по некоторым сведениям, к полуфашистским кругам. У них даже некоторых членов судили за националистические высказывания.
– Да, – вздохнул я, – у них с этим строго.
Оля кивнула.
– Кстати, по другим телефонам в Италии, Франции, Бельгии и Испании тоже находятся подобные учреждения.
– Это наводит на мысли… Что же, партия Филимонова имела тесные контакты со всеми фашистами в мире?
– Выходит, так.
– Угу, – буркнул я, – а другие телефоны?
«США, Нью-Йорк. Частные телефоны. Звонки 15.06 и 06.07».
– А кто живет по этим телефонам, выяснить не удалось?
Оля отрицательно покачала головой.
«США, Нью-Йорк. Офис фирмы „Нью-Мос“. Звонки производились регулярно, ежедневно, по нескольку раз в день».
– Что это за «Нью-Мос» такой?
– Не знаю. Только они отлично говорят по-русски.
– Да что ты? Это уже интересно. Ты туда звонила?
– Да. Только хотела по-английски спросить, а они отвечают: «Это кто?» С таким одесским прононсом. Я попыталась узнать, чем они занимаются, но они мне очень грубо ответили и положили трубку. Еще и обругали.
– Я скажу Грязнову, чтобы он тебе премию выдал. За вредность. Это все?
– Да.
Так. Значит, во всех странах филимоновцы общались с националистическими партиями, и только в Америке с неким частным лицом и с фирмой. Может, в Америке нет фашистов? Но это не так. Фашисты, к сожалению, есть везде. Значит, логично предположить, что в Америке у них были другие дела. Другие интересы. С какими-то непонятными «одесситами»… Хотя в Нью-Йорке среди наших эмигрантов это самый популярный акцент.
Не Бог весть какая ниточка, но, за неимением другой, потянем за нее.
Я посмотрел на часы. Без десяти пять. Отнимаем восемь – в Нью-Йорке около девяти утра. Самое время звонить Кэт.
Кто не знает – Кэт Вильсон это моя американская знакомая. Работает, между прочим, не где-нибудь, а в нью-йоркской полиции – руководителем отдела по расследованию убийств. Надеюсь, вы понимаете, что это такое? Убийств в Нью-Йорке происходит на порядок больше, чем в Москве, и поэтому работы у нее, как это ни печально, мало не бывает. И, несмотря на свой возраст – Кэти всего двадцать пять лет, – она справляется с ней на «отлично». Словом, настоящий профессионал. Мы познакомились с ней еще в Гармиш-Партенкирхене, в Германии, когда вместе участвовали в программе «Пятый уровень», организованной Европейским центром исследования вопросов безопасности имени Джорджа Маршалла – См. романы Фридриха Незнанского «Выбор оружия» (М., 1997), «Заговор генералов» (М., 1998) и др. Мы подружились в этом замечательном городке в южно-баварских Альпах и с тех пор по мере сил помогаем друг другу: я – ей, а она – мне. Замечу, очень симпатичная девчонка.
– Хеллоу, – донесся из трубки голос Кэти.
– Хай, Кэт! Привет! Это Саша.
Кэт секунду помолчала, видимо усваивая русские слова. Кстати, она сносно говорит по-русски.
– О-о, Алекс! Хеллоу! Здравствуй! – наконец закричала она в трубку. – Ты откуда? Ты в Нью-Йорке?
– Нет. Я звоню из Москвы.
– Это… Какими судьбами?
– Твое знание русского языка все время прогрессирует. Только надо говорить «судьбами» с ударением на последнем "а".
– Сэнкс, Алекс, спасибо. Я это обязательно учту. У тебя какое-то дело или ты звонишь просто?
– Кэт, я всегда рад с тобой поболтать, но, к сожалению, начальство не разрешает часто звонить в Америку. Ты же знаешь, у нас кризис.
– О да, я смотрю телевизор. У вас… как это сказать?… Перманент… Постоянный кризис.
– Да, верно. Перманентный.
– В русском языке тоже есть такое слово?
– Да. Раньше оно обозначало завивку волос у женщины. Так и называлось – «перманент». А кризис перманентный, потому что нас тоже всех тут в трубочку свернуло…
– Что-что? Я не могу так быстро понимать.
– Да ладно, это не важно. Кэт, мне нужна твоя помощь.
– Что-то срочное?
– Да. Нужно узнать по телефонным номерам, кто живет там, какой адрес или какая организация.
– Да, это очень просто. Я сейчас запишу…
И действительно, через двадцать минут из моего факса выползло сообщение Кэт Вильсон.
Один из частных телефонов принадлежал некоему Евсею Михайловичу Беляку, бывшему эмигранту из СССР, выехавшему в середине восьмидесятых годов. Кэт приписала, что в компьютере полицейского управления Нью-Йорка есть некоторые неподтвержденные сведения, по которым он связан с так называемой «русской мафией». Однако он ни разу к суду не привлекался и никаких прямых указаний на то, что он ведет какую-то криминальную деятельность, не обнаружено.
Второй телефон принадлежал врачу-кардиохирургу Эдуарду Кипарису. Ничего определенного о нем Кэт узнать не удалось.
Фирма же «Нью-Мос» оказалась пять лет назад созданной выходцами из России страховой компанией. Причем в Москве имелся ее филиал. Добросовестная Кэт даже узнала его адрес.
Рабочий день уже закончился, и я решил отправиться туда завтра с утра.
Эдуард Владимирович Кипарис вышел из таможенной зоны Шереметьево-2 и сразу направился к стойке «Rent-a-car». Можно было, конечно, взять такси, но ему хотелось самому сидеть за рулем. Все-таки это совсем другое дело – чувствовать, как железная машина слушается малейшего поворота руля, давления педали, чем пассивно сидеть на заднем сиденье и поглядывать в окошко.
Скучающая за стеклом регистраторша оживилась при виде приближающегося к окошку Кипариса.
– Добрый день! – Она стала сама любезность.
– Здравствуйте, – кивнул Кипарис, – мне нужна машина.
– Какая? У нас большой выбор.
– Среднего класса. И чтобы ездила, – улыбнулся он.
Регистраторша, оглядев его, пришла, видимо, к выводу, что это человек обеспеченный, что-то прикинула в уме и сказала:
– «Форд-таунус», «опель-сенатор» или, может, «рейндж-ровер»?
– Пожалуй, «ровер», – после недолгого раздумья сказал Кипарис.
В каком состоянии дороги, неизвестно, подумал он, поэтому лучше обезопаситься сразу.
– На какой срок?
– Пока на три дня. А там видно будет. Сколько это стоит?
Услышав сумму, Кипарис негромко крякнул от неожиданности, по потом, вспомнив, что ему рассказывали о сумасшедших ценах в России, успокоился.
В конце концов, не так уж часто он бывает в Москве. Раз в год позволить себе можно. Он достал серую пластиковую карточку «Америкэн экспресс» и протянул в окошко. Карточка немедленно оказалась в изящных пальцах с длинными наманикюренными ногтями. Пока регистраторша производила свои манипуляции, Кипарис разглядывал зал Шереметьевского аэропорта. В прошлый раз, когда он был здесь, разглядеть этот зал как следует ему не удалось. Так что, можно сказать, что видел он Шереметьевский аэропорт словно впервые. Ну а в том далеком восьмидесятом году он выглядел иначе. Чище, аккуратнее, никаких тебе ярких витрин с напитками и табаком. Хочешь купить бутылку виски – пожалте в таможенную зону, в «дьюти-фри», покупай на свои жалкие гроши и пьянствуй на здоровье. Ведь если ты собрался за границу, а тем паче на постоянное местожительство, ты как бы уже и не наш человек. И тебе позволяется лакать этот импортный самогон сколько влезет. Что, конечно, было очень приятно…
Ознакомительная версия.
