— Куда? — изумилась я. Мне почему-то вспомнилась детская страшилка о черной руке. «Черная рука уже идет по коридору, черная рука уже открыла дверь…» Так и подмывало забраться для безопасности под кровать!
— В приемную. Мы все должны там его встретить.
— А я уж намеревалась прятаться в подпол.
— Ты шутишь? — догадалась моя собеседница. — Как я тебе завидую! А я боюсь его до умопомрачения. Он на меня даже не смотрит, представляешь?
И она за руку потащила меня в холл, где все мы выстроились в ряд в ожидании явления Христа народу. И вот Христос явился. Был он лет пятидесяти, а то и более, среднего роста, хорошего телосложения и с довольно правильными чертами. У него оказались очень тонкие губы и брови, и они вечно находились в движении, извиваясь, как пиявки. Из коего сравнения легко понять, что симпатии у меня покровитель «Сириуса» не вызвал. Голос у него был высокий, почти женский, а интонации нарочито ироничные. Тот факт, что окружающие, включая женщин, стоят, не вызывал у сидящего Анатолия Анатольевича ни малейшего смущения.
— Анатолий Анатольевич! — согнулся в угодливом полупоклоне Костик. — Я не смел верить! Когда мне сказали, что вы намерены нас посетить… я не мог надеяться, что вы лично! Полагал, вы пошлете к нам кого-нибудь со своими указаниями! А вы… как мне вас благодарить?
— Благодарите Ирину, — небрежно заметил Соболев, жестом руки прерывая поток лести. — У нее завтра день рождения, и ей вдруг взбрело в голову пригласить всех вас. Не завтра, разумеется, завтра будут солидные гости, а послезавтра. В ресторан «Прибалтийской». Вы же знаете, какая она сумасбродка. Съезди, говорит, и пригласи. Они, мол, все такие милые.
— Так и сказала? — тон Костика явно демонстрировал, что если б господь бог лично пообещал ему бессмертие, потрясение и то не было бы столь велико. — Ирина Витальевна — наш добрый гений. Мы просто счастливы. Не правда ли?
И он обернулся к нам, а мы бодро закивали.
— Михаил Григорьевич, — милостиво поманил высокий гость, — как у тебя дела?
— Спасибо, неплохо.
— Ирина недавно спрашивала, как поживает тетя Таня. Как ее нога? Или рука? Я запамятовал.
— Спасибо! Передайте, что операция прошла успешно. А Ирочка, полагаю, все цветет? Мы ее давно не видели.
— Пожалуй, можете прийти с женами. Приводи Татьяну, Иришка будет рада. Действительно, что-то она давненько вас не посещала. И вы своих жен приводите. Человеком больше или меньше, для меня непринципиально. А теперь ты подойди ко мне, детка. По-моему, я тебя раньше не видел?
— Она у нас временно, — поспешил сообщить Костик. — Работает вместо Димы программистом, пока он в отпуске.
— Программистом? — протянул Анатолий Анатольевич так презрительно, словно сомневался, что я способна не то что программировать, а даже самостоятельно перейти улицу. — Ну-ну…
Поверите ли, в этот миг я впервые поняла, что одно человеческое существо способно воспринимать другое человеческое существо не как нечто, хоть приблизительно себе равное, а как… мне даже трудно подобрать сравнение… как безобидное насекомое. Этим безобидным насекомым в данном случае являлась я. Я стояла и смотрела сверху вниз на сидящего мужчину, и лицо мое, видимо, кое-что выражало, поскольку Михаил Григорьевич неожиданно затараторил о том, что у его Тани Ирина всегда была любимой племянницей, а дети их души в ней не чают, и Соболев легко забыл обо мне и снова перешел к обожаемой жене, а вскоре и вовсе покинул наш облагодетельствованный кров.
— Ша! — подпрыгнув чуть ни до потолка, заявил Костик, едва за гостем закрылась дверь. — Сегодня больше не работаем. Я за базар отвечаю! Такое событие надо отметить!
— То есть можно идти домой? — уточнила я.
— Ты, Надежда, не увиливай. Это твое рабочее время. Ты водку пьешь?
— Нет, — честно призналась я.
В разговор вмешалась заинтригованная Лерочка:
— А со «Спрайтом»?
— Все равно нет.
— А почему?
Я задумалась и решила:
— Видимо, потому, что она невкусная.
— Значит, все-таки пила? — вклинился мудрый Костик.
— На поминках. Там отказываться как-то неловко. Поминкам, впрочем, вполне соответствует. Настроение портит радикально. По мне, чем пить водку, легче сжевать кустик алоэ. Так что я буду пить «Спрайт» гольем.
— Этого еще не хватало! Лерочка, сбегай в магазин. Одна нога здесь, другая там. Светик, Наденька, сварганьте нам что-нибудь на закусь.
Светлана Петровна, пожав плечами, стала вытаскивать из шкафа посуду.
— Давайте лучше я! — предложила я. — А то готовлю я не очень.
Однако, открыв холодильник, я поняла, что моих хозяйственных талантов для приготовления хранящихся там продуктов более, чем достаточно. Холодильник ломился от пакетов с нарезками и консервов. У меня потекли слюнки, и я вспомнила, что из-за мерзкого Лени не успела пообедать. Зато теперь мне предстоят бутерброды с икрой, семгой, форелью, твердокопченой колбасой трех сортов и карбонатом. Мы с подошедшим Олегом живо обсудили различие мясных товаров Черкизовского мясокомбината и нашего «Самсона», патриотично отдав предпочтение последнему, и покидали кусочки разной вкуснятины на тарелки.
— А вот и я! — Лерочка радостно помахала перед моим носом бутылкой. — Это ты наверняка будешь пить!
Я взяла бутылку в руки.
— Замечательно! «Старый нектар» производства Коктебельского винзавода. Это даже лучше, чем «Массандра». «Массандра» у нас в основном поддельная, а это нет.
— Откуда у вас такие сведения? — неожиданно поинтересовалась Светлана Петровна каким-то странным тоном.
— По опыту знаю. И вообще, если подделывать, то самую дорогую марку, правда?
Светлана Петровна явно собиралась сказать что-то еще, но ее перебила Лерочка:
— А я знала, что тебе понравится! Я пришла в магазин и прямо у них потребовала: «Мне, пожалуйста, дайте такое вино, которое будет пить приличная девушка». Вот они и дали. Не станут же они меня обманывать, правда?
И она посмотрела на меня, как отличница, вызубрившая урок, на любимого учителя. Я засмеялась и поставила подарок прямо перед собой.
За столом первый тост принадлежал Костику — устроителю торжества.
— Давайте выпьем за Анатолия Анатольевича и Ирину Витальевну. То, что сегодня произошло, удивительный пример их прекрасного к нам отношения. Я надеюсь, что мы не посрамим их ожиданий. Послезавтра оденьтесь поприличнее. Михаил Григорьевич, если у Татьяны Ивановны нет подходящего платья, я выдам тебе аванс. Леня, проследи, чтобы твоя Ленка не напилась. Юрик, тебе поручается Лерочка, пусть ведет себя прилично. Витек, будешь танцевать с Ириной — не занудствуй. Надежда — попридержи характер. Лучше всего — молчи и улыбайся. Да, еще подарок… Подарок я куплю с неучтенки. Светик, ты ведь разбираешься в камнях? Сходишь в ювелирный вместе со мной. Тут жмотничать нечего, не тот случай.
Светлана Петровна сидела напротив меня, и я видела, как было напряжено ее лицо во время этого монолога. И я вдруг словно бы прочла ее мысли: «Неужели обо мне он не вспомнит вообще?» Ей было бы легче услышать оскорбительный совет, как остальным, чем не услышать ничего. Зато в конце, во время последней фразы, что-то вдруг дрогнуло в ее глазах, и она стала… честное слово, она стала почти красивой! Я оглянулась. Неужели все вокруг слепы? Ведь происходящее видно невооруженным глазом! Однако никому не было до этого дела.
Вечер раскочегаривался. Я предусмотрительно примостилась рядом с Юрой, поскольку он в основном пребывал в бегах и у меня раньше не было возможности с ним поговорить. Юра оказался приятным парнем. Он прошел армию, причем в десантных войсках, и уверял меня, что это было самое счастливое время в его жизни. Поскольку армия всегда представлялась мне чем-то вроде тюрьмы, я была потрясена и начала расспрашивать. Юра оживился. Его рассказы, сдобренные не всегда приличным юмором, были полны романтики и жизненной силы. Он не произносил красивых фраз о мужской дружбе, но упоение ею и тоска по ней сквозили в каждой истории. Вообще, он был куда взрослее, чем Лера, и взрослее, чем я предполагала. В «Сириусе» его держали за мальчишку и глубоко заблуждались.
— Надюха! — неожиданно помахал пальцем перед моим носом не вполне трезвый Костик. — Ты мне это прекрати! Нечего наших голубков разлучать. Других охмуряй, а Юрку не тронь. Это наша сладкая парочка, правда, детки?
И он, лучезарно улыбаясь, одной рукой стал нежно трепать Юру по плечу, а другой столь же нежно тискать Лерину грудь. Юра отвернулся, лицо его случайно обратилось ко мне, и на меня моментально нахлынула волна непереносимой боли. «Как же он терпит? — молнией пронеслось у меня в мозгу. — И зачем он терпит?» Однако прошло мгновение, и он уже улыбался.
Пили много. Пила даже Светлана Петровна, опрокидывая в рот стопки водки с поразившей меня сноровкой. Леня, открывая бутылку кваса, облил меня — я убеждена, что нарочно. Платья было жаль, но я поведала, что в такую жару нет ничего лучше, чем освежиться, а пьяная вдрызг Лерочка, приняв это за чистую монету, тут же вылила на себя бутыль минералки. Эффект был потрясающ. Я убедилась сразу в двух вещах — что в мокром виде ее блузка становится прозрачной и что под блузкой нет ничего. Зрелище было такое, что облизываться начал даже Олег. Я поняла, что пора смываться, и тихонько встала.
